Майонезовские сказки (СИ)

Очень похож на академика Ломоносова, - сообщил Пышка отражению, - жаль, что твоим именем не назовут университет или какой-нибудь внутренний закон. И вдруг сработал какой-то внутренний закон. Словно светозвуковая граната, Пышку ослепила и одновременно оглушила мысль о его черной неблагодарности. Он надел плащ поверх халата, схватил баночку крыжовенного джема, зонтик, резиновые сапоги с изображением лошадей и помчался к Фигурке.

Фигурка завтракал бутербродами с дорогим сервелатом. В комнате, почти пустой, привлекала внимание только узкая кровать, застланная солдатским одеялом. Над ней висел лозунг: «Идея плюс аскетизм». Пониже - портрет Зигмунда Фрейда с рыжей бородой.

Пойдем к стенке, - сказал Фигурка и засмеялся. Пышка не понял, но подошел к стене, на которой висела инструкция по уборке помещения и телефон.

Сейчас зазвонит телефон, - сказал Фигурка и снова засмеялся. Зазвонил телефон. Таможенная служба наизусть знала Фигуркин номер, и в случае скопления на пропускном пункте граждан, не способных своими силами превратить «МУХУ» в «СЛОНА» или «КОЗУ» в «ЛИСУ», сразу же обращалась за помощью к Фигурке. Но Фигурка помогал только своим. Это был один из его жизненных принципов. Поэтому он звонил Тетке Черепахе, для установления связи между ней и незнакомым лицом, застрявшим на таможне и называющим себя «сеньор Паралличини».

Пышка оторвался от инструкции, потому что в телефонной трубке захлёбывалась Тетка Черепаха: «Знаю ли я сеньора Паралличини?! Этот сеньор в пятьдесят втором году подхватил свинку, и мне пришлось петь за него Ленского и падать в сцене дуэли! На репетиции я сломала два ребра, а на спектакле ребро и ключицу! Не родственник ли он Паралличини, написавшему музыку к нашему гимну? Да, да, он ее и написал, этот несносный Паралличини! Жду вас с Пышкой на ужин! Будут ваши любимые жареные морепродукты!»

Фигурка приподнял породистую бровь. Как ни крути, а незнакомое застрявшее лицо оказалось «своим».

… Вечер выдался самым пасмурным за последние триста лет ведения метеонаблюдений в Волшебном лесу. В гостиной Тетки Черепахи горела хрустальная люстра на восемьдесят лампочек. Сама Тетка Че в золотистом парике и в голубом шелковом кимоно с разноцветными драконами вычитывала сквозь толстые стекла очков содержание сахара на бутылке «Фаро-ди-Мессина», привезенной тенором Паралличини. По стенам гостиной висели в золоченых рамах картины с хрупкими белокурыми девушками в шляпах или с зонтиками, или с коробками шоколадных конфет. Тетка любила «пожить по-человечески». Сеньор Паралличини прогуливался между венскими стульями, заложив короткие ручки за спину. Повыше запястья у него была, уже едва различимая, татуировка «Sicilia». Как ни странно, но Паралличини оказался тоже черепахой. Однако, жители Волшебного леса обладали толерантностью, поэтому вышеуказанное обстоятельство не могло испортить впечатления от запаха жареных морепродуктов. Сеньор Паралличини напевал тенором: «А нам не надо ни мармелада, ни шоколада, а только маленьких, да, очень маленьких детей!» На последнем слове, спетом «страшным» голосом, в позе коршуна с растопыренными скрюченными пальцами, такими же толстенькими, как у Че, Паралличини навис над ушастой головкой сидящего Кро из Параллельного мира. Кролик растворился. Сеньор так громко захохотал, что с первой же секунды из его глаз брызнули неподдельные артистические слезы, а лицо стало вишневым в цвет с атласным жилетом.

Не валяй дурака, зайка, - строго сказала Тетка венскому стулу, лучше пойди и приготовь чай в японском белом чайнике с розовыми хризантемами! Да чай завари жасминовый!

Хорошо, мэм! – раздалось из кухни.

Были поданы жареные креветки; фаршированные рисом мидии; кальмары под брусничным соусом. Пышка сел между Фигуркой и Кроликом. Постукивали приборы. Завязалась живая интеллектуальная беседа.

Как я люблю «сосиськи» с капустой! – голосом Раневская сообщила Че, делая акцент на мягком знаке. Все одобрительно молча закивали, хотя ни сосисок, ни капусты Пыш не увидел.

А прочти-ка почтенной публике, любезный, что – нибудь из последнего,- обратился Кро к Пышке. Поэт, застигнутый врасплох, с достоинством прожевав креветку, прочел свою хайку с японским акцентом:

В Волшебном лесу желтизна;

Пышка варит варенье;

Осы, приветствую вас!

Браво! – пропела своим чудным голосом Т. с поднятой вилкой в руке, - сказочное чувство цвета, но из чего ты готовил варенье, Пыш, из желтой репы?

Я протестую, мэм, - вмешался Кролик, - это же стихи, поэзия, в них должна быть некая тайна! Скажи-ка нам лучше, любезный Пыш, в каком направлении развивается твоя поэма?

В одном из двух направлений, - охотно сообщил поэт, - первое: Роза, засмотревшись на окно Фрица, уронила леечку на торговца сливовым джемом Ганса и убила его; второе: Роза только контузила Ганса. Но в любом из них Розу ведут в мэрию, девушка бросает прощальный взгляд на полукруглое окно. Однако, Фриц не может помочь возлюбленной, он вечером заложил последние штаны и купил бинокль.

Ч. провела кружевным платком с монограммой «Т.Ч.» по мокрым глазам, ослепив гостей сиянием крупных самоцветов на толстых пальчиках, усиленным восемьюдесятью лампочками. Все зажмурились. Кроме Фигурки, глаза которому застилала обида. «Первые десять минут чавкали, - рассуждал Фигурка, - вторые десять минут набросились на Пышку как на новое литературное блюдо. То есть, двадцать минут на меня, выручившего и Пышку, и Паралличини, и еще полчеловечества, никто не обращал внимания!

Как на какую-нибудь пешку! А как они меня называют: «Фига»! «Фигурант»! Чего доброго, начнут звать «Кукишем»!

Нос Фигурки поднимался все выше, пока не встал вертикально, как бронзовый бюст Наполеона на камине, как будто Фига собирался закапывать в него капли. И вот этот «бронзовый бюст императора» громко фыркнул, что являлось сигналом к атаке.

- А не кажется ли тебе, товарищ, безответственным знакомить доверчивую девушку из зажиточной семьи молочника с каким-то люмпеном без штанов, но с биноклем на шее?! – возмутился Фигурка.

Нет, нет, друзья, - ответил за Пышку сеньор Паралличини, - за окнами эмансипация: Розу – в офис, а Фрица – на кухню, кормить многочисленных детей пиццей и продавать в ресторан жирненьких кроликов в корзинках!

Паралличини весело глянул на Кро, который и ухом не повел, зато завелась Тетка Черепаха, в сладкой дремоте уловившая слово «пицца».

Критикуйте меня! Критикуйте меня! – клокотала Ч.,- я забыла подать к мидиям лимон! Зая, беги к холодильнику, да не забудь его аккуратно порезать!

Последнюю фразу она кричала вдогонку Кролику так громко, что зазвенели подвески на хрустальной люстре, а одна из них упала в брусничный соус.

Когда я была на стажировке в «Ла-Скала!», - начала бархатистым контральто старая черепаха, - мы питались одной пиццей и анчоу…

Паралличини прав, - перебил ее Фигурка, - надо торговать! А не вкладывать средства в коллекции картин, париков, плюшевых медведей, кимоно, перстней, шляп, фарфоровых кукол и чайников! Нужно жить аскетично, а торговать по – крупному. Аскетизм плюс идея! А идея проста: в одном доме - один парик, один медведь один чайник! Я совершенно не знаю, откуда у мистера Паралличини шикарный особняк в центре Синего леса, и откуда у многоуважаемой Че все эти дорогие ее сердцу коллекции! И меня не касается, почему на Сицилии в отдельных кругах до сих пор говорят: «Клянусь светлым именем нашей матери Тетки Черепахи, бывшей председательницы клуба любителей итальянской оперы!»

Завистник! – прошипела ему в лицо Че, - это была другая Тетка!

А зависть – это двигатель прогресса! – цинично ответил Фига.

Тетка Черепаха и сеньор Паралличини пылали, как две сверхновые звезды, а Фигурка, как черная дыра, продолжал поглощать их.

Итак, повторяю (я-то переживаю не за себя, у меня – то в Синем лесу приличный счет в приличном банке), надо торговать по – крупному, и не упитанными кроликами, а земельными участками!