Ксюха (СИ)

— Что молчишь? Была там?

Это он зря спросил. Вот на эту тему я ни с кем распространяться не буду.

— Послушай, может, и была, твоё-то какое дело, — возмутилась, нагрубив я. — Поворачивайся, колоть буду. Двойную дозу шибану, авось дело на поправку быстрее пойдёт!

— Валяй, хуже-то не будет.

— Глаза убери, нечего меня фотографировать, — буркнула я.

— Нет, точно! Где-то я тебя, по-моему, видел… — Перехватил инициативу он.

— Во сне не иначе, — усмехнулась я. Решив, что мужик, если не клеится, то бредит. О том, что я была в Италии знают мама, да Юлька.

Он ничего по этому поводу не ответил. Просто посмотрел мне в глаза. Потом, прокашлявшись, простонал:

— Плохо мне.

Я, жалея против воли, принялась утешать. Ох, уж эта бабья натура…

— Ну что ты так распереживался. Придётся потерпеть. Завтра придёт врач и посмотрит тебя. А пока попей травки, остыла, кажется.

— Горько, гадость какая, — отхлебнув, закашлялся он.

Реагируя с невозмутимостью самурая, я принялась его пичкать.

— Давай с мёдом, полезнее и мягче пить, — доставая из банки ложкой мёд, я подносила ему к губам, а он, забирая его, запивал из кружки настоем из трав. — Ничего страшного не помрёшь.

— Спасибо, — устало откинулся он на подушку. — Я тебя выпер с кровати на диван?

— Не страшно. Как ты сюда из Италии-то попал?

О себе он говорил нехотя. Рассказал, что жизнью, в общем, доволен… А попал:

— К другу приехал. Вместе служили когда-то. Так с годами и не теряли те отношения. Давно не виделись, вот договорились, и я прилетел. А он решил наловить рыбки к моему приезду. Вот и наловил. Туман. Ни рожна не видно. Отказал на лодке мотор. В какую сторону добираться не сообразил. Искали несколько дней. Ничего. Нашли, когда села муть тумана по спасательному жилету. Ноги уже рыбы объели. Лодка перевернулась, вёсла уплыли. Вплавь не дошёл. Потерял ориентировку и переохлаждение. Жена беременная была. Двойня. Выкидыш сразу. Малышей спасти не удалось. Ушёл сам и забрал детей. Вот такие пироги.

— Да, не сладкие пироги. — Вздохнула я, забрав из дрожащей руки его кружку. — Поминки, значит, делал сразу по трём? — произнесла я, мало веря его словам. “Больно уж интригующее и какое-то загадочное начало. Эту историю я уже вообще-то слышала, у всего городка на слуху. Только вот какое отношение она имеет к нему… Придумал на ходу воспользовавшись слухом или действующее лицо её?”

— Так и было. Всех, в одну могилу. Хотя тебя понимаю. Никакие уважительные причины с моей стороны не будут приняты во внимание. Но ты можешь проверить.

— Проверю. Поминки, как я поняла, были здесь, “У Петровича”.

— Наверное, там. Это единственно приличное заведение. Возвращаться в пустой дом не хотелось. Мне казалось, не заявись я в гости, ничего бы этого не случилось. Чувствовать себя почти убийцей друга и его не родившихся детей, это жутко, я тебе скажу. Вот и остался посидеть. В самом конце подсела девица яркой внешности. Взгляд такой у этой бабочки, хоть на ходу начинай раздеваться. Мы пили и говорили… Дальше, ничего не помню.

Не отказала себе поморщиться и мысленно передразнить: “Яркой внешности- шлюха”.

— Про девицу я уже слышала, — буркнула я. — Эту шалаву я знаю, простецкая барышня, то денег попросит в займы, то сигареты стрельнёт, разберёмся. Не далече проживает. Из порядочной семьи, сучка. Ребёнок есть. Мать дом ей купила, молчала, когда та к себе кавалеров приводила, лишь бы жила попутному. А она притон из дома устроила. Такие же, как она подружки собираются, пьют с мужиками, прибившимися к ним, бьются. Ладно бы одни, так ещё и детей за собой в то болото тянут. И те ангелочки всю эту грязь с малолетства видят. А историю о твоём друге я слышала. Такая беда. “Если врёт-то натурально. Если о чём-то умалчивает, темнит, значит, на то имеются свои причины и мне не под силу это вытянуть”.

— А ты как это всё видишь?

— Про Лариску-то? Так через окно. Ты встанешь тоже увидишь. Летом они вообще гуляют на полную катушку в саду. Поют себе. Потом подерутся. И опять поют.

— Да, весело живёшь. Не боишься одна. С одной стороны бомжи. С другой притон.

— У меня собака надёжная. И потом, жизнь научила, что бояться надо совсем не тех от которых страшно.

— Неужели? Когда же ты успела жизни-то хлебнуть, зелёная ещё?

— Это мираж. Не такая уж и зелёная. И потом, опыт он от годков прожитых не всегда зависит, а всё больше какими дорожками к этим годкам идёшь.

— Может и так. Мне надо подняться…

— Зачем?

— Надо. Отхожее место как я понял на улице… Значит, мне надо туда.

— Не дури. Я ж судно поставила у кровати.

— Нет… Право же мне перед вами очень не ловко. Я смогу дойти, — бормотал он.

Но я была не менее упряма и у меня были веские причины настаивать на своём, которые я ему тут же и выпалили:

— Твоё упрямство не очень кстати. Упадёшь. Тащить тебя не кому. Потерпи до завтра. Юлька с медиками приедут, перенесём тебя в новый дом. Там все удобства в доме. Сама никак не решалась перейти. Причины не было. Теперь в самый раз. Не капризничай и выкинь чушь из головы. Давай помогу. Вставай и обопрись на меня. Обними за шею.

Его рука скользнула по плечу и ухватилась за шею, задев родинку. Глаза удивлённо раскрылись совсем рядом, рассматривая меня.

— Если я последую твоему совету, то мы оба рухнем на постель, — с иронией заметил он поглядывая на мою хрупкую фигурку. — Тебя такая перспектива устраивает.

— Что за ерунда! — тут же энергично возразила я. С чего мне падать, если я чувствовала себя сильнее того, что он так скептически оценивал. Я не обращая внимания на его гляделки и иронию, помогла ему подняться, обняв за талию и тяня на себя с усилием, но посадила.

— Как тебя зовут? — вырвалось с хрипом из него.

— Оксана, Ксюха….

— Ксения, как кому нравится, — докончил он. — Чудеса!

— Почему? — не поняла я.

— По кочану. Иди, принеси полотенце. Мокрый весь.

— Имя, как имя. Не хуже других, — ворчала я, топая в большую комнату за полотенцем и злясь на себя, что позволила неизвестно кому собой командовать.

Когда я вернулась, он сделал свои маленькие дела, стянул с себя бабкин ставший мокрый от пота байковый халат и, вырвав у меня полотенце, принялся растирать себя. Но сил больших не было, и он со стоном, в бессилии повалился на подушки. Я вытащила судно и понеслась за махровой простынёй. “Где-то у бабки была совершенно новая”. Нашла и замотала его в неё, укрыв сверху одеялом.

— Пить дай, сушит.

— Морсу принесу.

— Чего хочешь, только неси.

Я налила кувшин клюквенного морса и поставила перед этим водохлёбом на тумбочку.

— На, попей и я ещё налью. — Подала я стакан. — Будет здесь стоять, достанешь.

— Ты уходишь? — осторожно спросил он.

Я поправила на нём одеяло и кивнула:

— Да. Искать твои документы. Телефон. Деньги не обещаю. Что ещё было?

Он наморщил лоб и потёр висок.

— Камера, похороны снимал, но Бог с ней. Осторожно. Собаку возьми или охрану найми.

— Разберусь. Поспи пока. Приду, покормлю.

Одевшись, я отправилась к Лариске с обитающей у неё неизвестно откуда прибившейся к ней Томкой. Открыв жалобно скрипнувшую под напором ветра дверь, я вышла на крыльцо и сразу ощутила всю силу налетевшего ветра. Сильный, порывистый монстр, хлестко ударил по лицу. Снег сразу же принялся щипать его. Пронизывающий холод, который подхватывал под куртку, противно колол тело. Я накинула капюшон и зажала у горла его пальцами. Позёмка вихрем нёслась по стылой земле улиц, цепляясь за заборы и дома. Ветер со свистом взметал его вверх, превращая небо в месиво. “Чёрт, вот бог подарил погодку! Но надо идти, выхода нет”. О том, что там бушует праздник, понятно было издалека. Веселье переплёвывало даже ветер. “Пируют, на заморские барыши”, — усмехнулась я. В дом не пошла, подобрав палку потюкала в окно. Меня не услышали. Я, осерчав, повторила процедуру, только повысив тональность ударов. Музыку прервали, и до меня донесся ангельский голосок соседки: