Том 1. В дебрях Индии (с илл.)

И провансалец проделал эту операцию над руками тхуга, который доверчиво подставил их ему.

— Попробуй сам, легко ли его развязать.

— Твоя правда, — сказал Кишнайя после тщетных усилий освободить руки. — Трудно придумать более надежный узел. Ты научишь потом меня?

— Разумеется. Слушай конец. Лодка остановилась у берега под деревом, почти как здесь; Барнет взял веревку с мертвой петлей, которая висела на дереве, и накинул на шею новому другу…

Барбассон взял спрятанную среди листьев веревку, кончавшуюся мертвой петлей, и накинул ее на шею тхуга.

— Что ты делаешь, — сказал Кишнайя, начинавший путаться, — мне не нужно этого показывать, я пойму и без того.

— Подожди конца, — продолжал невозмутимо Барбассон.

— Сними сначала эту петлю, она может задушить меня при малейшем движении.

— Не двигайся с места и ты ничем не рискуешь; дай мне кончить рассказ… Как только Барнет накинул петлю, как я тебя показал, он оттолкнул лодку от берега, и враг его, само собой разумеется, повис, не подозревая близкого конца. И неужели, по-твоему, Барнет поступил бы человечнее, если бы заставил страдать своего пленника, подвергая его пыткам или принуждая смотреть, как он будет приготовлять все для повешения?

— Поведение его, конечно, удивительное, — отвечал Кишнайя, который все еще не хотел понять, в чем дело. — Но развяжи меня, ведь твой рассказ окончен.

Вместо ответа Барбассон откинулся на планшир шлюпки и разразился безудержно веселым смехом. Тхуг все еще смотрел на это, как на шутку, но тем не менее побледнел и боялся двинуться с места.

— Полно, — сказал он, — шутка забавная, но она слишком долго длится; развяжи меня. Пора домой, мы достаточно наловили рыбы.

— Этой рыбы ты не отведаешь, Кишнайя, душитель, разбойник, убийца Барнета! — крикнул Барбассон.

Услышав свое имя, Кишнайя вскрикнул от ужаса. Он понял, что погиб. Но финал разговора был столь неожидан, что он употребил все силы, чтобы не упасть. Неужели у него была еще надежда смягчить Барбассона? Последний не дал ему времени просить себя.

— Счастливого пути, Кишнайя, проклятый душитель женщин и детей, шпион англичан, подлый убийца. Счастливого пути! Убирайся к черту!

При этих словах лицо тхуга приняло выражение невероятного ужаса. Какие страдания вынес он в течение нескольких секунд, когда понял допущенную им неосторожность!

Барбассон положил конец этой пытке, оттолкнул шлюпку от берега… Тело тхуга повисло над водой.

— Эта смерть слишком легка для такого негодяя, — сказал провансалец, бросив последний взгляд на подергиваемое судорогами тело своей жертвы, — правосудие людей удовлетворено, да будет правосудие Бога милостивее к нему!

Ночью в долине внутри Нухурмура раздавались страшные человеческие крики, смешанные с ревом диких зверей… Это кричали шесть товарищей Кишнайя, которых по приказанию Нана-Сахиба отдали на съедение Нере и Сите, пантерам заклинателя Рамы-Модели.

Так закончили свое существование последние представители касты тхугов в Биджапуре. Нана-Сахиб еще раз ускользнул от англичан.

Эта последняя попытка, обещавшая полный успех, заставила принца принять решение покинуть Индию. Думая, что известие о новом восстании было вымышлено тхугами, чтобы пробраться в Нухурмур, соскучившись от долгого ожидания и однообразной жизни, которую он вел, он сказал себе, что рано или поздно все равно попадет в руки англичан, и уехать решил навсегда из Индии. Чтобы не изменять этого решения, он поклялся тенями своих предков не уступать никаким убеждениям и просьбам.

Но что случилось в Биджапуре и не был ли Сердар убит тхугами перед отъездом их в Нухурмур? Арджуна боялся этого; он припоминал теперь, что еще до прибытия его в Малабар Кишнайя уже присвоил себе высшую власть общества Духов Вод. Было решено в тот же день отправить посла в Биджапур, и Нана-Сахиб одновременно стал готовиться к отъезду. Он принял решение и не мог успокоиться, пока не приведет его в исполнение.

Наступила ночь… Все спокойно спали в Нухурмуре, когда слон Ауджали вдруг огласил воздух громкими криками, и обитатели подземелья, знавшие его привычки, сейчас же поняли, что в горах случилось что-нибудь особенное. Ласковые слова Сами, даже угрозы не могли его успокоить, а потому жители пещер вышли во главе с Нана-Сахибом на нечто вроде бельведера, чтобы осмотреть долину через подзорную трубу. Они увидели странное зрелище, за всеми перипетиями которого начали следить с возрастающим интересом. Три всадника, пригнувшись к седлам, взбирались по голым скалам и неслись во весь опор по направлению к Нухурмуру. А вдали, на равнине, извивалась черная лента и тянулась в том же направлении… Это была многочисленная кавалерия, которая, по-видимому, преследовала всадников.

Нана-Сахиб и его товарищи не успели еще поделиться своими впечатлениями, как три всадника были уже у пещер и один, не соскакивая даже с лошади, крикнул им:

— Живо! На коней! Три полка кавалерии мчатся по нашим следам. Один из них стараются отрезать нам путь к Гоа, другие загоняют нас в горы. У нас в распоряжении всего десять минут… Живо! Скорее! Ради Бога, ни слова… или мы погибли!.. — Это был Сердар.

В Нухурмуре всегда стояли на всякий случай полдюжины породистых жеребцов. Через пять минут все были уже в седле. Барбассон, слишком толстый, чтобы усидеть на лошади, поместился в хаудахе Ауджали, которого пустили вперед отряда с целью подзадорить чистокровных, ибо нет ни одной лошади в мире, которая могла бы соперничать со слоном, пущенным во весь опор.

Только теперь, когда все было готово, жители Нухурмура заметили, что среди трех всадников была одна женщина.

— Вперед, и да хранит нас Бог! — крикнул Сердар.

И весь отряд, как один человек, понесся вверх по склонам Нухурмура. Это было как нельзя более своевременно!.. На противоположном берегу озера уже показались преследователи.

Час спустя Нана и его спутники оказались на вершине гор. Прокричав три раза «ура», весь отряд понесся вниз по противоположному склону Нухурмура в сторону Гоа.

Нана-Сахиб был спасен, так не было сомнения, что он раньше своих преследователей вступит на португальскую территорию, где он был вне опасности…

Что же случилось в Биджапуре?

Последующие события развернулись с головокружительной быстротой. Как только полковник Кемпбелл узнал от своего сына о большом заговоре, задуманном его зятем, он не колебался ни единой минуты… Что значат узы семьи, когда речь идет о счастье отечества?

Жена его, героическая Диана де Монморен, смогла выпросить у него всего только один день отсрочки, чтобы спасти своего брата. «Он спас жизнь тебе, спас жизнь Эдуарду, — сказала она, уезжая, — я заплачу свой долг и исполню свою обязанность, а ты исполняй свою!»

Кемпбелл сообщил обо всем губернатору Бомбея, который немедленно телеграфировал губернаторам Мадраса, Лахора, Агры, Калькутты и вице-королю в Биджапуре. Все они немедленно приняли самые энергичные меры для подавления готовящегося восстания. Четверо раджей Декана были арестованы, а вместе с ними и те, кого считали причастными к заговору; остановить движение было нетрудно, поскольку оно еще не было готово.

Узнав о том, что случилось, Сердар склонил голову с покорностью отчаяния.

— Бог против меня! — сказал он сестре. — Кто знает, какую судьбу он готовит Индии? Я прекращаю борьбу, но спасу Нана-Сахиба или погибну!

— Я не покину тебя, — отвечала мужественная женщина, — пока не увижу, что ты в безопасности.

Оба пустились в путь в сопровождении Анандраена. Два часа спустя вице-король отправил за ними вдогонку всю кавалерию, бывшую в его распоряжении.

Через день после этих событий, когда Нана-Сахиб, Сердар и несколько индусов, оставшихся им верными, садились на борт «Дианы», которая стояла на рейде Гоа, по городу разнесся слух, что сэра Лоуренса нашли утром убитым в постели.