Том 1. В дебрях Индии (с илл.)

— Да, ничего не остается больше делать, как то, что я уже решил, — сказал он, — надо ехать. Одна лишь мать моя способна заставить его отказаться от своих намерений…

Не имея больше надобности принимать какие бы то ни было предосторожности, он бросился ко дворцу. Когда он входил на эспланаду со стороны, противоположной той, где жил сэр Лоурене со своей свитой, он вздрогнул и остановился; две тени, в которых он узнал мнимого пандарома и его спутника, скользили вдоль необитаемой части замка.

— Они непременно набредут на один из наших постов, — сказал он, задыхаясь при мысли об участи, которая их ожидала.

«Всякий индус, который ночью приблизится к замку, должен быть немедленно расстрелян» — вот приказ, данный им самим по распоряжению сэра Лоуренса после смерти Уотсона.

Но видение продолжалось недолго… Обе тени вдруг слились со стеной. Кемпбелл подумал, что он был жертвой галлюцинации вследствие лихорадочного возбуждения, в котором находился. Почти в один прыжок очутился он в казарме и разбудил своего слугу-саиса.

— Скорей, Гопал-Шудор, — сказал он ему, — оседлай мигом двух лошадей. Ты едешь со мной. Завтра к вечеру мы должны быть в Бомбее.

Две минуты спустя два прекрасных заводских жеребца белой масти нетерпеливо били о землю копытами. В ту минуту, когда молодой человек вскочил на лошадь, среди развалин раздался три раза монотонный и зловещий крик сахавы — крупной индийской совы.

— Сахава пропела о смерти, — сказал саис, вздрагивая, — ты считал, сколько раз она крикнула, сахиб?

— Зачем ты задаешь мне этот вопрос? — спросил Эдуард Кемпбелл, подбирая вожжи.

— Потому, сахиб, — отвечал бедняга, дрожа всем телом, — что эта птица всегда предвещает людям конец их судьбы и своим криком дает знать, сколько дней осталось им провести на земле. Сахава пропела три раза, значит в замке есть, кто-то, кому осталось три дня жизни.

— Так что ж! — сказал молодой офицер, который не мое не улыбнуться, несмотря на свое мрачное расположение духа. — Тебе нечего бояться, мы уезжаем.

— О, сахиб, не шути, — шепотом сказал индус, — дух смерти царит теперь над дворцом Омра… Вспомни сэра Уотсона. В тот вечер сахава крикнула только раз.

В ту же минуту мимо них тяжело и медленно пролетела зловещая птица и опустилась на выступ террасы, прямо над покоями вице-короля.

— О, Боже мой! — воскликнул саис. — Да сохранит Шива владыку владык! Если страшный посол запоет над его головой, он погиб.

И тут, как бы подтверждая суеверные слова, мрачная птица захлопала крыльями и снова огласила воздух тремя зловещими криками.

— Ах, сахиб! Мы не увидим больше великого сахиба, — сказал саис со слезами на глазах.

Эдуард Кемпбелл видел столько трагических событий за эти несколько дней, что не мог удержаться от легкой дрожи.

— Вперед! — крикнул он, усаживаясь в седло.

И оба во весь опор помчались по дороге на Бомбей.

III

ПОСЛЕ УХОДА ЭДУАРДА КЕМПБЕЛЛА вице-король уселся в одно их тех индийских кресел, которые так хорошо приноровлены к человеческому телу, что в них очень удобно дремать, принимая какое угодно положение, можно даже растянуться, как в постели. В тропических широтах европейцы проводят в таких креслах большую часть ночи.

Весь этот день был невыносимо удушливым, а северный ветер, который дует каждую ночь и освежает раскаленную атмосферу, еще не появился. Сэр Лоуренс попробовал сначала заснуть; но напрасно он старался прогнать от себя всевозможные заботы, мешавшие его отдыху, — сон не приходил, и он мысленно принялся следить за своим адъютантом, ехавшим по дороге в Бомбей. Он представлял себе его приезд и чувствовал приятное удовлетворение, думая о той радости, какую доставит полковнику Кемпбеллу внезапное повышение его сына. Потом он перешел мало-помалу к предмету, который был теперь ближе всего его сердцу, спрашивая себя, удалось ли Кишнайе захватить Нана-Сахиба… С принцем находилась лишь незначительная горстка людей, но все это были люди преданные, а на Малабарском берегу столько неприступных убежищ. Да, но предводитель тхугов мог пробраться к нему, не возбуждая недоверия. Он явится как посланец общества Духов Вод…

Едва слышный шум прервал размышления вице-короля… Он открыл глаза — как все люди, привыкшие к размышлениям, он думал всегда с закрытыми глазами. Удивленный тем, что он увидел перед собой, он подумал сначала, что это сон, и остался с неподвижно устремленным вперед взглядом… В трех шагах от него, с протянутыми к нему руками, слегка наклонившись вперед, со сверкающим взором стоял старый пандаром, который третьего дня предсказал смерть Уотсона.

Ни малейший шум не предшествовал этому появлению. У всех дверей стояли часовые, защищавшие вход, — и сэр Джон Лоуренс думал в течение нескольких секунд, что он не совсем еще проснулся.

— Опять этот зловещий нищий, — пробормотал он.

Он инстинктивно закрыл глаза, надеясь прогнать наваждение… Но тотчас же выпрямился в кресле и устремил испуганный взгляд на это странное явление. Произнесенные слова, поразившие его слух, показали, что он не спит:

— Сэр Джон Лоуренс! Приказываю тебе следовать за мной.

Сказав, пандаром протянул руки над головой вице-короля и из его глаз и рук потекли таинственные магнетические токи, против которых Лоуренс напрасно старался бороться.

Он не спал, прекрасно сознавая все окружающее, а между тем чувствовал, что воля мало-помалу покидает его; несмотря на сверхчеловеческие усилия, которые он употреблял, чтобы не поддаться овладевающему им гипнозу, он никак не мог схватить направление своих мыслей. К невыразимому и все увеличивающемуся своему ужасу он сознавал, что становится простым отражением другой личности, и вскоре под влиянием проходивших по нему токов сохранил лишь одну способность — повиноваться. Всего несколько минут тому назад он мог приказать своим лакеям прогнать этого человека ударами плети, а теперь он, сэр Джон Лоуренс, вице-король Индии, в чьих руках находится жизнь двухсот пятидесяти миллионов человеческих существ, покорно смотрел на него, готовый валяться у его ног, как собака, и исполнять самые безумные требования по одному его знаку.

Пандаром пожелал в эту минуту убедиться, какой степени внушения достиг его пациент.

— Кто ты? — спросил он его резко.

И так как тот колебался, не зная, что ответить, он приказал ему повелительным тоном:

— Вспомни!.. Я тебе приказываю.

— Я… я… сэр Джон Лоуренс… вице-король… Индии, — пролепетал вице-король.

— Неправда! — продолжал пандаром. — Зачем ты присваиваешь себе этот титул? Ты гадкий пария по имени Рангин. Я хочу этого! Приказываю! Слышишь? Говори же правду! Ну, отвечай!

— Да! Это правда, я гадкий пария по имени Рангин.

— В добрый час, ты послушен… А я кто?

— Фредерик де Монморен, — вздохнул несчастный, к которому как будто вернулся слабый луч сознания, — Фредерик де Монморен, которого зовут в этой стране Сердаром, другом правосудия.

— Да, другом правосудия, я люблю это имя, — сказал пандаром, как бы говоря сам с собой, — особенно сегодня, когда близится час правосудия.

— Рангин! Рангин! Гадкий пария! — бормотал сэр Джон с тупоумным видом.

— Встань и следуй за мной! Я тебе приказываю!

Несчастный повиновался; с неподвижным, безжизненным взглядом подошел он к пандарому.

— Спи! — сказал последний, протягивая указательный палец в сторону вице-короля.

Веки последнего опустились, и Сердар направился к тайному ходу, по которому он проник к вице-королю. Сэр Джон Лоуренс повиновался без малейшего колебания, и спустя несколько минут оба вошли в Круглую комнату на верхушке внутренней башни, куда брахматма и его товарищи скрылись после побега из Колодца Молчания.

Вокруг стола, имевшего форму подковы, сидели три неподвижных и безмолвных человека в масках. Это были члены тайного трибунала, собравшиеся судить сэра Джона Лоуренса.