Через океан

— Разумеется, мы и добудем их, и я обещаю вам это в скором времени! Но так как мы теперь рассуждаем еще теоретически, то представьте себе, что теперь только 1864 год и в Пенсильвании нет еще ни одной подземной трубы для транспорта нефти. Допустим, что я явился к вам с предложением проложить сеть труб, подобную той, какая действует теперь. Нашли бы вы мой проект осуществимым?

— Очень может быть, что и нет: лет десять тому назад никто бы не поверил, что эта сеть разовьется так широко и окажет такие услуги!

— А лет двадцать тому назад никто и не поверил бы в практичность такой идеи. Припомните только, какое противодействие встретило это предприятие, злобу и насмешки со всех сторон, выходки всех возчиков с целью помешать прокладыванию труб! То, что я вам предлагаю на обсуждение, гораздо проще и вовсе не так ново, как проект 1864 года. Речь идет только о том, чтобы под водой сделать то же, что уже сделано под землей.

— Согласен. Но скажите, как это сделать?

— Если вы хотите, я вам покажу это на опыте.

— Сегодня?

— Сегодня, если вы это находите нужным, но лучше завтра. Я должен кое-что подготовить. Мне нужен паровой катер, форма и несколько простых приборов.

— Паровой катер уже найден, — это мой «Topsi-Turvy», который я предоставляю в ваше распоряжение.

— Не торопитесь, и когда все будет готово, сообщите мне. Если вы докажете мне, что ваш план можно привести в исполнение, то я вам обещаю сделать это, или я больше не Эбенезер Куртисс!

— Это решено?

— Да!

— Отлично, господин Куртисс, завтра в два часа на набережной Benett! Если вы сдержите ваше слово так же, как я свое, трансатлантическая труба будет готова!

На следующий день в назначенное время Эбенезер Куртисс явился на свидание. Раймунд в сопровождении Кассулэ ожидал его на паровом катере, снабженном маленькой печью. Вблизи этой раскаленной переносной печки лежали несколько пачек серой бумаги и несколько кусков гуттаперчи.

— Мы сначала отправимся на озеро, — сказал молодой француз, когда нефтяной король расположился на корме. — Там я вам покажу свою систему.

Менее чем в четверть часа достигли озера, а через несколько минут были уже достаточно далеко от берега, чтобы приступить к опыту.

Раймунд сначала усилил огонь в своей печке, затем поставил на нее чугунный котел, в который бросил несколько кусков гуттаперчи. Наконец, все это он закрыл колпаком с боковым отверстием, в которое можно было вставить изогнутую трубку. Она тянулась до кормы катера, где, проходя под рукой Эбенезера, выдавалась над винтом. Эбенезер молча наблюдал за этими приготовлениями.

— Эта элементарная модель, — сказал ему Раймунд, — представляет собой наш корабельный аппарат для изготовления подводной трубы и для прокладывания ее по мере выхода из формы, изображаемой этой изогнутой трубкой. Нам придется тщательно изучить калибр, толщину, даже состав подводной трубы. Предположим на минуту, что стенки ее сделаны из крепкой, свернутой спиралью проволоки, как эта, например, — легкой, упругой, которую можно еще скрепить гуттаперчей. Металлические части трубы мы получаем на корабль совсем готовыми, — пароходы подвозят их по мере развития дела. Эти сегменты скрепляются друг с другом в самой форме, где они покрываются слоем гуттаперчи, так что оттуда они выходят уже в виде непрерывной трубы, еще мягкой, — что позволяет прокладывать ее, как канат, и дает возможность прекратить работы почти моментально, если на океане начнется сильное волнение. В таком случае отрезанный конец опускается в воду, но предварительно крепко прикрепляется к большому бакену, так что легко может быть поднят и снова соединен при возобновлении работ.

— Я все хорошо понимаю! — сказал Эбенезер. — Труба в момент погружения не совсем еще отвердела, что позволяет обращаться с ней, как с канатом; жидкость, куда она опускается, заканчивает ее отвердение. Можно прекратить работу, закрыв свободный конец трубы, и по желанию снова начать ее. Ведь так? Не правда ли?

— Совершенно верно!

— Но что делается с трубой, опущенной в море? Будет ли она следовать по всем неровностям морского дна, или, как электрические кабели, будет располагаться как попало, то лежа на подводной скале, то мостиком перекидываясь над пропастями. Я боюсь, что в таком случае потребуется упругость, несовместимая с необходимой гибкостью и размером трубы.

— Возражение было бы вполне справедливо, если бы труба прокладывалась совсем как подводный кабель или следовала бы по дну океана. Но это не так. По многим причинам, из которых главная — необходимость уменьшить по возможности длину и стоимость трубы, я думаю, что надо прокладывать ее по прямой линии и с этой целью сделать ее плавучей.

— На поверхности?

— О, нет! Тут она подверглась бы слишком многим случайностям, не говоря уже о протесте всех моряков по поводу нового, такого необычайного рифа. Поэтому наша труба будет погружена на шестьдесят метров ниже уровня океана. Таким образом, она никому не помешает и ей нечего опасаться ни киля кораблей, ни бурь, которые на такой глубине даже не волнуют вод.

— Но как удержать ее в таком положении?

— Подводными поплавками, расположенными на расстоянии двенадцати метров и подобранными к ее грузу, величине и плотности той среды, в которую ее надо поместить. Это дело простого гидростатического расчета.

— Вы считаете это осуществимым?

— Вот доказательство этого!

Раймунд развернул один из свертков серой бумаги, достал оттуда каучуковую трубку в пять-шесть метров, закрытую с обоих концов и набитую свинцом, которую Short-Joe достал ему сегодня утром. Металлические полые шары, привязанные шнурками, располагались на некотором расстоянии вдоль этой трубки, наподобие воздушных шаров.

Молодой француз бросил все это в воду. Тотчас же труба погрузилась на глубину шестьдесят сантиметров и осталась там совершенно неподвижной.

— Представьте крепость, длину и размер моей трубы достаточными, — добавил он, — представьте, что поплавки соответствуют ей по размерам, и замените шестьдесят сантиметров пресной воды шестьюдесятью метрами морской, — вот и вся наша трансатлантическая труба!

Эбенезер молчал, но был, видимо, поражен простотой этого доказательства.

— Физические законы всегда одни и те же, — продолжал Раймунд, — идет ли дело о маленькой трубе, как эта, или о громадной, как та, которую мы думаем проложить. Сделаете ли вы опыт в банке с золотыми рыбками или в Атлантическом океане, — главные условия задачи остаются те же. Понадобится больше гуттаперчи, больше спирали, одним словом, больше денег, — вот и вся разница! Тут только вопрос в деньгах!

— О! — сказал Эбенезер, сжимая кулаки с видом твердой решимости, — в деньгах не будет недостатка! Конечно, если не понадобятся миллиарды? — добавил он, бросив на Раймунда взгляд, в котором читался страх не осуществить эту мечту.

— Миллиарды — нет! — ответил молодой человек. — Но все-таки миллионы: по всей вероятности, пять или шесть миллионов долларов!

— Это найдется! — сказал янки, облегченно вздохнув, — и я беру это на себя. Покажите мне только применение этого аппарата!

Он показал пальцем на котел, поставленный на печь.

— Это суть нашего плавучего завода, — пояснил Раймунд. — Вот труба из спиральной пружины, которую я вставляю в эту форму! — продолжал он, приводя в исполнение свои слова.

— Под влиянием жара расплавленная гуттаперча потечет вдоль этой пружины и соединится с ней. Достаточно будет прокладывать такую трубу за кормой катера, и, по мере ее погружения, вы увидите, что она отвердеет на том самом месте, где должна остаться… Смотрите, вот она начинает выходить!

В самом деле, вытянутый очень простым механизмом — веревкой, намотанной на небольшой валик, — гуттаперчевый цилиндр показался из согнутой трубы, мало-помалу удлиняясь, достиг поверхности воды и наконец стал погружаться.

Минут через двадцать длина его равнялась уже двум метрам. Кассулэ местами прикреплял металлические поплавки. В конце концов труба, отрезанная от формы, осталась неподвижна под водой на глубине нескольких сантиметров.