Каллиграфия (СИ)

Чтобы назначить директора, у которого и винтики в голове на месте, и характер предприимчивый, мало ограничиться собственным мнением. Нужно созывать совет, устраивать демократические выборы, заниматься подсчетом голосов. На новую должность претенденты объявились не сразу. Двое, правда, вскользь признались, что не прочь ввести в местную систему образования кое-какие реформы. Признались — и прикусили язык, но было уже поздно — их вписали в бюллетени. А третьего пришлось вытаскивать из Гватемалы и чуть ли не за шиворот. Этот третий страшно не желал известности, а потому на уговоры поддавался с трудом. Но всё-таки поддался и предстал перед избирательной комиссией, нервно теребя свой клетчатый шарф.

— До-не-ро? — по слогам прочитал представитель совета. — А как будет ваше полное имя?

— Полное имя? — обидчиво переспросил географ. — Мне и этого вполне достаточно. И вообще, я на директорский трон не напрашивался!

— Не трон, а всего лишь кресло, — уточнил председатель.

— Трон, кресло… Невелика разница! — раздраженно припечатал Донеро. — Меня в Гватемале друзья ждут, а на следующей неделе — в Индии. А потом — в Китае и Шри-Ланке. Некогда мне тут с вами лясы точить!

— А можно о ваших друзьях поподробнее?

— Да пожалуйста! С превеликим удовольствием!

И ничего не подозревающий Донеро без опаски поведал избирательной комиссии о некоем Пьере-французе, заправляющем компанией высоких технологий, с которым они по субботам играют в гольф на полях Сент-Эмильон. О Ли Чене, с которым в бытность свою желторотыми юнцами они вместе удили рыбу на озере Цинхай и который теперь руководит крупным предприятием по изготовлению электронной техники. О Роберте Уикхеме из Великобритании, в пух и прах разгромившем конкурентов на мировом рынке.

— У нас очень схожие предпочтения, и он нередко увязывается за мною в странствия, — прибавил географ, весьма польщенный вниманием, с каким комиссия выслушала его рассказ. Потом он припомнил еще двух-трех своих знакомых, личностей весьма неординарного склада, и члены комиссии были сражены наповал.

«Человек с такими связями — просто ценность для Академии!» — шептались они.

«Спросите, спросите его, что бы он посулил нашим избирателям!» — нашелся кто-то.

— Посулил?! — с нескрываемым презрением отозвался Донеро. — Я ничего и никому не собираюсь сулить! Вы, видно, неправильно меня поняли. Я не претендую на директорский пост!

— А вы представьте, просто представьте, — вкрадчиво предложил глава совета. — Будь вы директором, что бы вы сделали?

— Что бы я сделал? Хм, — задумался тот. — Ну, перво-наперво я бы упразднил смертную казнь.

Географа избрали решительно и единогласно, невзирая на его ярые протесты и обещание развалить Академию, едва он заступит на должность. Всякий знал, что привести угрозу в исполнение у него недостанет духу.

— Ваши друзья, как я понял, — обратился к нему по окончании выборов профессор лингвистики, — птицы высокого полета; вы с ними на короткой ноге. Пара верных фраз — и проблема с финансированием улажена.

— Да-да, конечно, — сердито буркнул Донеро. — Но я вовсе не хочу пользоваться своим положением, чтобы выуживать из них деньги, как из дойных коров. Это… Это против правил! Вот вы бы поступили так со своими друзьями?!

— Если наши исследования пойдут на пользу их бизнесу, то почему бы и нет? — примирительно сказал невесть откуда выплывший Кристиан, оттесняя лингвиста, чтобы пожать географу руку. — Вы же не станете отрицать, дорогой коллега, что разработки Академии были приняты и одобрены многими из зарубежных партнеров Деви? Еще неизвестно, чья прибыль больше.

Донеро согласно закивал, вдруг обнаружив, что на сей довод возразить ему абсолютно нечем.

— Я вас сердечно поздравляю со столь знаменательной победой, друг мой, — продолжал тем временем Кристиан. — И уверен, что под новым знаменем Академия расцветет пуще прежнего… Кстати, насчет цветения. Аризу Кей приглашает вас в сад, полюбоваться на окрепшие деревца и пропустить стаканчик лимонада.

— Очень любезно с ее стороны! — воспрянул Донеро. — Знаете, а я, наверное, брошу всё, прямо сейчас брошу — и к ней! Суета просто замучила, а ведь то лишь начало! Ох-ох-ох! — повздыхал он, припустив через парк, к пожарной лестнице, и приговаривая, что теперь ему придется переезжать из географического домика в неуютный офис, где, небось, ни одной подушки, а вместо подушек — громоздкий стол с не менее громоздким стулом.

«Отвыкну от качки, — бормотал он, — от завываний ветра, от скрипа капризных пружин… Разучусь читать по звездам. Ах, мои лишения не восполнить никакой прибавкой к зарплате!»

Весьма проницательным можно было бы назвать того, кто, ограничившись лишь шапочным знакомством, охарактеризовал бы Мирей как особу вечно недоумевающую и вечно с чем-то несогласную.

— Как ты можешь? Нет, как вы можете так жить? Я не понимаю! Отказываюсь понимать! Ведь ни в какие рамки не лезет! — разорялась она, с досадой наблюдая, как ее подруга упаковывает вещи. Вздумала, видите ли, перебраться под крылышко к своему наставнику, и вместо того, чтобы сообщить заранее, провести краткий экскурс в историю их с Кристианом отношений, она просто берет — и с моста в воду, точно от варварского набега спасается! А Мирей, хоть и не великая охотница до пикантных подробностей, предпочитает, однако, быть в курсе событий, особенно если события происходят от нее в непосредственной близости.

— Жить как? Как брат и сестра? — вежливо уточнила Джулия. Француженка всплеснула руками.

— Ну, объясни мне, пожалуйста, какой здравомыслящий человек отважится на такое… — она хотела сказать «преступление». — Где ж это видано?! Да если бы я была на твоем месте, я бы… ах! Чтобы удержать такого, как он, я бы на всё пошла! Стала бы ему не только сестрой, но и подругой, и, не побоюсь этого слова, любовницей!

— Удержать? — изумленно вскинула брови Джулия. — Никогда не думала, что человека нужно удерживать.

— Тогда зачем, по-твоему, было изобретено столько хитроумных способов приручить мужчину?

— Понятия не имею, — передернула плечами та. — Сия философия для меня непостижима.

— Зачем, — с апломбом продолжала Мирей, желая, по-видимому, произвести впечатление умудренной опытом матроны, — зачем нам украшения, наряды, косметика, в конце концов? Философия, как ты выразилась, обольщения берет начало с пещерных времен, и уж кому-кому, а тебе стоило бы ее изучить. Это я всё к чему веду? Вот поселитесь вы вместе, темы для разговоров исчерпаются, фильмы и музыка наскучат, и настанет день, когда вы с удивлением взглянете друг на друга и осознаете, что нуждаетесь в свежем вливании.

— Потребность в «свежем вливании» может возникнуть даже у кактуса, — с оттенком сарказма заметила Джулия.

— Я тебе про что толкую?! Нужна страсть, понимаешь, всепоглощающая, неистовая страсть!

— Но ведь именно страсть и калечит любовь. В истинной любви нет и не должно быть места страсти, — с горячностью возразила Джулия.

— А я считаю, что без страсти нет любви! — топнула ногою француженка, которая уж никак не предполагала встретить отпор там, где иные соглашаются беспрекословно.

— Любить со страстью, — раздумчиво сказала Джулия, отставляя чемодан с вещами и присаживаясь на кровать, — значит убивать и растлевать саму любовь. Пойми же, сладострастные мысли — как острые крючья. Они впиваются в душу, а потом рвут ее на куски, причиняя невыносимую муку.

Мирей открыла было рот, чтобы вмешаться со своей отповедью, но слова застряли у нее в горле.

— Страсть подобна всплеску волны в луже, — беззлобно рассуждала Джулия, — а любовь — это покой безбрежного моря, покой, который длится вечно. Знаешь, я хотела бы любить так, чтобы не иметь привязанности…

— Ну, ничего себе! — воскликнула Мирей, которая до сего момента пребывала в твердом убеждении, что разговаривает с человеком более или менее вменяемым. — По-моему, ты еще не отошла от наркотиков, которыми тебя накачали в тюрьме, — тут она осеклась, потому что в комнату вошел Кристиан. Как всегда, статен, полон достоинства и безукоризненно обходителен. Галантный поклон вместо тысячи извинений за вторжение — и лед на сердце Мирей растоплен, она тает, она удаляется, стараясь не шуметь. Страх и восхищение владеют ею.