Островитяния. Том второй

Несколько минут мы просидели молча. И все же Дорн нарушил взаимное обещание.

— В твоей стране, — сказал он, — связи между людьми так сильны, что часто подменяют собою связь между человеком и его местом на земле — алию — или между человеком и чем-то еще, что необходимо ему, чтобы стать самим собой. И ты, Джон Ланг, наполовину островитянин, серьезно рискуешь. Если ты действительно нуждаешься в этой стране, то есть если ты настоящий островитянин, тяга к ней станет самой могучей силой, способной помочь тебе найти себя в жизни или отравить ее; и если ты не удовлетворишь этой потребности, страсти, тебя может постичь нечто вроде летаргии и ты превратишься в живого мертвеца. Не позволяй никакому личному увлечению возобладать над страстью к Островитянии.

— Ты думаешь, я влюблюсь в американку, которая не захочет приехать сюда?

— Это наиболее вероятное искушение, ожидающее тебя.

— Любви, — сказал я, — уже самой по себе достаточно.

— Да, если каждый из вас любит другого за то, что он есть, но если твоя избранница не захочет приехать с тобой, а ты, островитянин в душе, попытаешься вновь превратиться в американца, ты погубишь себя и не принесешь своей возлюбленной ничего хорошего.

— Я могу оставаться островитянином и в Америке!

— Скорее тенью островитянина, Джон Ланг!

— Предположим, что она настолько же истинная американка, насколько я — островитянин.

— Брось монетку, — сказал Дорн, — пусть жребий решит, где вам жить, если тебя не устраивают мимолетные любовные увлечения.

Неужели он имел в виду Наттану?

— Опасность в том, — продолжал мой друг, — что какой-нибудь женщине с сильной волей и убеждениями может захотеться использовать тебя как материал, чтобы изваять образ, которому она станет поклоняться как идеалу. Не женись на женщинах, Джон, которые увлекаются такого рода ваянием! Некоторые мужчины нуждаются в них, но ты теперь — нет. В твоей стране много женщин, которые, заинтересовавшись тобою, будут изо всех сил стараться подогнать тебя под свою мерку. Они станут постоянно расписывать, каким тебе быть, и упрекать тебя, если ты окажешься иным.

— Дорн, — сказал я, — когда я только приехал сюда, ты предостерегал меня не влюбляться в островитянок, теперь ты настраиваешь меня против американских женщин. Значит, мне оставаться холостяком?

— Ни в коем случае! Если ты вернешься, жизнь твоя должна быть полной… Поверь, мне нелегко выразить свою мысль.

— Быть может, ты хочешь сказать, что человеку следует найти себя в себе, и пусть другие любят или ненавидят его, и, как бы ему ни было больно, он должен оставаться собой, никому не потакая?

— Пожалуй, не так эгоистично, — ответил Дорн, — но в общих чертах похоже. К тому же в конечном счете человек эгоистичен в своих поступках, а не по своей сути.

Он пожелал мне доброй ночи и вышел, а чуть позже за стеной соседней комнаты я услышал голоса. Слов было не разобрать, но отчетливо доносился низкий, глуховатый голос Дорна и чаще — ясные, детски наивные интонации Некки. Была ли Некка из породы женщин-ваятелей? Дорна, несомненно, такая, такой же могла стать и Наттана. А может быть, все женщины немного грешили этим и вовсе не стоило их за это меньше любить? Женский характер много значил в мировом прогрессе, мужчины же терпеть не могли, когда посягали на их драгоценную самостоятельность. Но все равно, как прекрасно было, что никто не пытался изваять из меня нечто сейчас.

Наутро, когда мы уже приготовились отправиться каждый своей дорогой, Некка обратилась ко мне со своим напутствием:

— Возвращайтесь, ладно? Дорн будет так счастлив, да и я, конечно, тоже.

Я ехал узкой лощиной по берегу Кэннена, глядя вперед, радуясь, что сейчас не зима, а лето. Ночь я провел на постоялом дворе в Инеррии, следующие две — в усадьбах Сомсов, пятую — у Бодвинов, неподалеку от Бостии, и наконец восьмого ноября, достигнув Города, направился во дворец Дорнов в тот час, когда лорд Дорн принимал у себя короля.

Совет собирался на следующий день, однако я не присутствовал, дабы не помешать непредвзятой дискуссии. Тем не менее в тот же вечер лорд Дорн сообщил, что никакого обсуждения не было. Тор, изложив происшедшее в ущелье Ваба, от своего имени и от имени Дорны представил запрос. Совет тут же проголосовал за то, чтобы пригласить американца Джона Ланга на постоянное жительство в Островитянию. Сам лорд доложил Совету, что Ланг желал бы ввезти с собой некое устройство, каковое, по мнению лорда, не могло нанести никому никакого вреда и ни в коем случае не могло рассматриваться как начало торговых отношений. И вновь Совет одобрил предложение.

— Я не сказал только, — добавил старый лорд, — что это будет подарок для одной особы.