Алмаз раздора. До и после Шерлока Холмса [сборник] [с илл.]

Хильда Торнтон была весьма миловидной дамой с пышными золотистыми волосами и обладала поистине королевской статью. Она слыла своего рода «королевой гарнизона», и очередной прибывший из училища в Вулвиче или Сандхерсте молоденький лейтенант обязательно падал к ее ногам. Однако лейтенанты со временем становились капитанами, капитаны — майорами, а ее положение не менялось. На званых балах бесконечной чередой сменяли друг друга саперы, артиллеристы, кавалеристы и гренадеры, но мисс Хильда Торнтон по — прежнему оставалась мисс Хильдой. Она уже начала было прибегать к таким уловкам, как мягкий и приглушенный свет, чтобы вечером казаться моложе, чем утром. И тут благородный и простодушный полковник Болсовер во время одного из своих немногочисленных выходов в свет вдруг увидел в ней идеал чистоты и красоты, после чего сделал ей предложение руки, сердца, аристократической фамилии, высокого положения в обществе и дохода примерно две тысячи фунтов в год. Правда, ко всему этому прилагались благородные седины и щуплое телосложение, но дама ни секунды не колебалась, и на следующий же день после помолвки ее оживленно обсуждали во всех гарнизонных столовых и городских гостиных.

Но даже теперь над ее почти предрешенным замужеством висела тень сомнения. Старые девы наперебой изрекали мрачные пророчества, а шустрые молоденькие лейтенанты вовсю заключали пари. До этого Хильда уже дважды находилась в двух шагах от алтаря, и дважды возвращалось кольцо вместе с расторгнутым обетом. Причины этих матримониальных неудач так и остались покрыты тайной. Одни поговаривали о непостоянстве и врожденной порочности всех без исключения мужчин. Другие рассказывали о ее эскападах, намекая при этом на подробности весьма пикантного свойства, которые, достигнув ушей повергнутых в ужас обожателей этой особы, навсегда отвращали их от нее. Знавшие же больше всех предпочитали помалкивать, лишь печально покачивая головами при одном упоминании имени полковника.

Примерно за неделю до назначенного дня свадьбы полковник Болсовер сидел в своем кабинете, раскрыв чековую книжку и глядя на уже начавшие прибывать огромные счета от обойщиков и краснодеревщиков, когда его навестил старинный друг майор Барнс, служивший в Индийской конной гвардии. Они вместе прошли две пограничных кампании, и для Болсовера явилось в высшей степени приятной неожиданностью вновь увидеть тонкое загорелое лицо и худощавую подтянутую фигуру «бенгальского улана».

— Дорогой мой! — воскликнул он, раскрывая объятия. — Я даже не знал, что вы в Англии!

— Отпуск на полгода, — ответил его товарищ, тепло приветствуя полковника. — Меня в Пешаваре желтуха прихватила, и врачи решили, что свежий воздух родины пойдет мне на пользу. Однако вы прекрасно выглядите, Болсовер.

— Иначе и быть не может, Барнс. Я недавно получил подарок судьбы, такой подарок, которого я вряд ли заслуживаю. Вы уже, полагаю, все слышали. Можете поздравить меня, старина. Со следующей среды я женатый человек.

Индийский ветеран пожал протянутую ему руку, но как-то необычно вяло, при этом отведя глаза.

— Надеюсь, у вас все сложится к лучшему, Болсовер.

— Что значит — сложится к лучшему? Дорогой мой, она самая очаровательная девушка во всей Англии. Заходите к нам нынче вечером, и я вас ей представлю.

— Благодарю вас, Болсовер, но мне кажется, что я уже встречал эту юную даму. Мисс Хильда Торнтон, если не ошибаюсь? Я вчера ужинал с офицерами саперного полка и слышал, как они обсуждали это дело.

Барнс говорил неловкими, отрывистыми фразами, что разительно отличалось от его всегдашней свободной и откровенной манеры. Он тщательно подбирал слова, при этом то и дело почесывая подбородок. Полковник посмотрел на него вопросительным взором.

— Вы что‑то не договариваете, Джек, — произнес он.

— Знаете, старина, я тут подумал… то есть мы тут подумали… ваши старые товарищи, так сказать… Боже, лучше бы они сами пришли и сами все сказали…

— А, так вы, значит, представитель, своего рода депутат? — Болсовер поджал губы и нахмурился.

— Ну, понимаете ли, мы об этом говорили, ну, вы знаете, Болсовер, и нам кажется, что ваша женитьба — очень ответственный шаг, знаете ли…

— Ну, уж вам‑то лучше знать, — ответил полковник с легкой улыбкой. — Вы же были дважды женаты.

— Ну да, но в каждом случае — даю вам слово, Болсовер — я действовал осторожно и осмотрительно. Я узнавал все о своей жене, ее родственниках и окружении, клянусь честью!

— Я не совсем понимаю, к чему вы клоните, Барнс.

Анджело Дзоффоли. Представление

— Видите ли, старина, я не мастер говорить на подобные темы. Не в моих это правилах, но я уверен — вы меня простите. Мы не можем видеть нашего товарища в опасности и не предупредить его об этом. Я знаю Тресиллиана по Индии. Во время Афганской кампании мы жили с ним в одной палатке. Так вот, Тресиллиан знал мисс Торнтон лучше, чем кто-либо. У меня есть все основания полагать, что когда он проходил здесь службу пять лет назад…

Полный негодования, полковник Болсовер вскочил с кресла.

— Ни слова больше, Барнс! — оборвал он его, подняв ладонь. — Вы и так сказали слишком много. Я уверен, что вы желаете мне добра, но я не хочу слушать ваших рассуждений на эту тему. Этого не позволяет моя честь.

Барнс тоже поднялся с кресла, и теперь два солдата смотрели друг другу прямо в глаза.

— Вы окончательно утвердились в своем решении, Болсовер?

— Абсолютно.

— И ничто его не поколеблет?

— Ничто на свете.

— Тогда покончим на этом. Я более не произнесу ни слова. Возможно, я ошибаюсь, а вы, возможно, правы. Позвольте же от всего сердца искренне пожелать вам счастья.

— Благодарю вас, Джек. Останьтесь пообедать. Все почти готово.

— Нет, спасибо, дружище. У двери ждет кэб, мне надо в город. Я хотел уехать утренним поездом, но я чувствовал, что не могу покинуть Берчиспуль, не предупредив… то есть не поздравив старого боевого товарища. Сейчас я должен бежать, но до пятницы обязательно черкну вам несколько строк.

На том и завершилась миссия майора Джека Барнса, первая и последняя попытка поколебать непреклонную решимость Перси Болсовера. Через неделю Хильда Торнтон стала Хильдой Болсовер, и осыпаемая цветами счастливая чета отправилась на Берчиспульский вокзал, а оттуда в свадебное путешествие на Ривьеру.

Почти полтора года в семье Болсоверов царили совет да любовь. Они поселились в большой вилле с ухоженным садом на окраине Берчиспуля и устраивали приемы с завидной регулярностью и размахом, поражая тех, кто знал, с каким солдатским аскетизмом жил полковник, будучи холостяком. На самом же деле его вкусы не изменились. Жизнь в роскоши претила ему. Однако он боялся, что слишком резкая перемена стиля жизни станет для — его жены чересчур суровым испытанием. В конце концов, он был на двадцать лет старше ее, и с какой бы стати ей обязательно все время подстраиваться под него? Это он обязан пожертвовать своими привычками. Это его долг. Ему должно навсегда расстаться со своими старыми вкусами и пристрастиями. И он начал выполнять эту задачу с энергией и методичностью старого солдата, так что вскоре балы и званые обеды у Болсоверов сделались главным и неотъемлемым атрибутом светской жизни Берчиспуля.

Зимой во время второго года их супружества небольшой городок давал грандиозный бал в честь почтившей его своим присутствием августейшей особы. Весь цвет графства совместно с офицерами гарнизона приложили все усилия, чтобы он увенчался успехом. На балу собрались все многочисленные окрестные красавицы. Но Болсовер, глядя на кружащиеся пары, был уверен, что никто не может сравниться с его женой. В своем светло — сером с кружевами платье, отороченном искусно вывязанными яблоневыми цветами, с бриллиантовой эгреткой, сиявшей в ее золотистых волосах, она казалась образцом и воплощением царственной англосаксонской красоты. При свете свечей словно сгинули первые следы неумолимо и безвозвратно бегущего времени, глаза ее блестели от радостного возбуждения, щеки разрумянились, и она сделалась столь очаровательной, что даже августейшая особа, слывшая весьма пресыщенной во всем, касавшемся красоты, выразила ей свое особое внимание. Полковник стоял среди пальм и рододендронов, не отводя от нее влюбленных глаз, и всякий раз переполняясь гордостью, видя, как вслед ей поворачиваются головы и раздается завистливый шепот, когда она шла сквозь пеструю праздничную толпу.