Перекресток: путешествие среди армян

Филип Марсден

Перекресток: путешествие среди армян

От автора

Автор выражает благодарность духовенству и руководителям армянской диаспоры, простым таксистам и крестьянам, вспыльчивым консульским работникам и долготерпеливым библиотекарям, всем тем, чьи имена не могут быть названы, и тем, чьи имена он вынужден был изменить, а также всем, кто всячески помог ему достичь Армении и ее неспокойных глубин.

И особая благодарность:

Его Преосвященству Архиепископу Торгому Манукяну, Армянскому Патриарху Иерусалима; Джорджу Хинтляну, отцу Анушавану и членам армянской общины Иерусалима.

Отцу Левону Зекияну, главе кафедры арменистики Университета Венеции.

Его Святейшеству Гарегину II, Католикосу Киликии, и членам армянской общины Бейрута.

Иво Гаджимишеву из Софии.

Сотрудникам армянских газет «Арарат» и «Нор кянк» в Бухаресте.

Ашоту и Сильве Шабоян в Ереване.

Отцу Нерсесу Нерсесяну, хранителю армянских рукописей Британской библиотеки в Лондоне.

Кристоферу Уокеру, Каро Кехеяну, Нурице Матосян, Теренсу Родригесу и Уиллу Селфу.

Блаженной памяти Дитеру Кляйну и Майку Фишвику за идею.

Бриджет и Френсису Хор за тихий коттедж в Сазерленде.

Михаилу и Самвелу в Москве, благодаря которым стало возможным русское издание моей книги.

И Лауре, которой эта книга посвящается.

Вступление

Однажды летом, оказавшись в холмистой местности в восточной Турции, я случайно набрел на короткий обломок кости. Он покоился в каменистой россыпи оползня и явно пролежал там немало лет. Я почистил известковую поверхность и внимательно осмотрел выщербленные округлости сустава; видимо, останки какого-нибудь домашнего животного — решил я и сунул кость в карман.

Сразу по ту сторону каменного оползня с откоса виднелась пыльная долина, которая вела к плоской равнине Харпута. Равнину укрывала легкая дымка, и мне с трудом удалось разглядеть грузовик, который катился по ней, оставляя за собой пышный шлейф белесой пыли. Я спустился вниз, в долину. Странное это было место — кругом царило безмолвие; я свернул в сторону, обогнув подножие холма, и наткнулся на развалины деревни. В тени полуразрушенной стены сидел на корточках пастух и что-то насвистывал. Я показал ему обломок кости и рукой обвел развалины.

Пастух кивнул, недвусмысленным жестом потер ладони. Коротко ответил: «Эрмени». Потом взял кость и бросил ее своей собаке.

«Эрмени» — значит армяне. В местных путеводителях вряд ли найдешь какие-либо сведения об армянах. Ни одного упоминания, хотя везде, где я побывал за последние недели, в каждой долине безлесного Анатолийского плоскогорья, я встречал следы их пребывания. Добравшись как-то утром до берегов озера Ван, я нанял лодку и отплыл к острову Ахтамар. Когда-то на этом острове располагался двор армянского царя, здесь находился центр крошечного государства, зажатого между Персией и Византией. Теперь это место было необитаемым.

Двигаясь дальше на север, я обогнул склоны горы Арарат и прибыл к руинам армянского города Ани. Неповторимый тысячелетний кафедральный собор города, который теперь оказался на ничейной земле между турецкой и советской пограничными зонами, уставился пустыми проемами в небо и сегодня служил прибежищем для трех тощих овец. Проделав долгий путь вверх по узкому ущелью близ Дигора, я нашел армянскую церковь такого архитектурного совершенства, что не сразу заметил и провалившуюся крышу, и проломы в ее стенах.

Я покидал Анатолию, увозя с собой множество вопросов, на которые у меня не было ответов. Кто же эти люди и что с ними произошло? Все, что я узнал о них, сводилось к следующему: во время Первой мировой войны турки совершили что-то ужасное; Армения была первым христианским государством и веками существовала на окраине античного мира. Однако этих фактов мне было недостаточно. А все, что я узнавал об армянах, только усиливало окружавшую этот народ таинственность и делало его более загадочным.

В следующем году я путешествовал по северу Сирии и в Алеппо познакомился с археологом. Он знал довольно много об армянах и однажды повел меня к Торгому, старому армянскому юристу с костлявым лицом и глубоко посаженными синими глазами. Торгом жил один в мансарде, куда мы поднялись по винтовой лестнице. В комнате, заполненной книгами, было темно и пахло затхлостью. Встроенные в стену стеклянные шкафы с манускриптами светились желтизной, ассоциируясь с лабораторными сосудами, в которых заспиртованы различные органы.

Узнав, что я интересуюсь армянами, хозяин пристально посмотрел на меня:

— Почему?

Я ответил, что побывал в восточной Анатолии.

— Да?

Я рассказал ему о кафедральном соборе в Ани и церкви в Дигоре, о найденном мною обломке кости и разрушенных деревнях. А он пожимал плечами, как бы говоря этим: «Чего же вы хотите?» Но когда я упомянул озеро Ван, он сказал:

— Моя семья родом с озера Ван. Видите мои глаза? У меня ванские глаза — синие.

— Как озеро, — сказал я.

Он улыбнулся и провел меня в заднюю комнату. Там на стене висела фотография горы Арарат, под ней стоял письменный стол, заваленный бумагами.

— Вы знаете что-нибудь о депортациях? — спросил он.

— Очень мало.

Он открыл один из ящиков стола и протянул мне ксерокопию рисованной от руки карты. Эта карта — результат встреч и бесед за много лет, сказал он. Вместе с армянином, который работал водителем грузовика и знал каждый город и каждую деревню в северной Сирии, они свели воедино устные сведения, полученные из разговоров с различными людьми, с немногочисленными письменными свидетельствами, чтобы создать эту карту. Она напомнила мне карту морских течений, испещренную множеством стрелок. Приглядевшись внимательнее, я увидел, что стрелки нанесены на карту Ближнего Востока и все они так или иначе показывают одно и то же направление — от Анатолии к югу, в сторону Сирийской пустыни. Следующий день я провел в библиотеке Торгома.

24 апреля 1915 года турецкие власти арестовали шестьсот именитых армян, граждан Константинополя. Еще пять тысяч они согнали из армянских кварталов города. Мало кто из этих людей остался в живых.

Казнь армян в Константинополе.

Из внутренних районов страны турецкие жандармы начали депортацию армян. Торгом показал мне опубликованный отчет Лесли Дэвиса — одного из тех немногих иностранцев, которые оказались свидетелями реальных событий, связанных с депортацией. Лесли Дэвис был в то время американским консулом в Харпуте. Он видел, как проходят одна за другой группы армян, и внимательно прислушивался к тому, что говорят вокруг. Поскольку время было военное, его передвижения строго ограничивались, и он не мог убедиться в достоверности слухов. Но однажды утром, перед рассветом, ему удалось выскользнуть из города. Он направился верхом к равнине Харпут.

Депортация армян.

Всюду, где проезжал Дэвис, он видел армян. Небрежно захороненные в придорожных канавах — торчащие руки и ноги, объеденные дикими собаками; груды обугленных костей в местах, где сжигались останки; раздувшиеся трупы скончавшихся совсем недавно, в некоторых местах они лежали в грязи так плотно, что лошади некуда было ступить. Когда день был на исходе, Дэвис углубился в холмы. Он добрался до берегов озера Гюльжук. Здесь, в узкой долине, ведущей к озеру, ему представилась та же картина: повсюду среди колючего кустарника грудами лежали останки сотен убитых — у подножия отвесных скал, в узких ложбинах, в потаенных складках земли.