Черная книга<br />Таинственные люди и необыкновенные приключения

ЧЕРНАЯ КНИГА

Таинственные люди и необыкновенные приключения

От составителя

Большое количество накопившегося в издательских «закромах» материала порой вынуждает нас отказываться от строгих, хотя и тешащих составительское самолюбие антологий и сборников: важнее, безусловно, вернуть те или иные тексты читателям даже за счет относительной случайности состава.

Таков и данный непритязательный сборник, в который вошли произведения лубочной и популярно-низовой литературы XIX — середины XX в.

Книгу открывает «Таинственный житель близ Покровского собора» литератора и переводчика И. Гурьянова (1791 — не ранее 1854); некоторые его сочинения и переводы уже были опубликованы ранее в наших изданиях.

Лубочные книжки начала XX века представлены «Страшной беседой Сатаны с Брюсом в Сухаревой башне» и «Таинственным явлением мертвеца ночью»; последняя книжка принадлежит перу плодовитого лубочного писателя Ал. Александровского. Центральное место в сборнике занимают четыре «выпуска» серии «Черная книга», выходившей в киевском издательстве «Гонг» в 1910–1911 гг.

Детектив Сальяна «Крик ночной птицы» представляет популярную литературу послевоенных лагерей «дипийцев» или перемещенных лиц в Германии.

Большинство представленных в сборнике изданий являются библиографическими редкостями и зачастую сохранились в единичных экземплярах. Все они переиздаются впервые.

М. Фоменко

И. Гурьянов. Таинственный житель близ Покровского собора

Приятно каждому воспоминать былое; приятно слышать о старине, и кто из нас Русских не имеет, в характере своем, черты любопытства? Кто из нас Русских не вперял взора своего в туманную даль, не желал и не желает знать о древности? Мы все и каждый из нас с удовольствием, свойственным каждому Русскому желаем поднять завесу минувшаго, разсмотреть глубокую древность и постигнуть характер оной. Мало ли в этом необъятном океане прошедшаго скрывается любопытнаго, занимательнаго, интереснаго, нравоучительнаго и высокаго?… Мало ли можно найти в нем близкаго, роднаго душе нашей, нашему сердцу?… История эта — скрижаль всего минувшаго политическаго быта Государств и обществ — верно передающая нам все былое, драгоценна, ценима нами. Из нее мы научаемся добродетелям наших предков, верим и, вполне оценяем доблести их и порицаем пороки других….

Веря и уважая бытописания Истории, почему же нам не верить, а с этим вместе и не давать цены разсказам самовидцев? Они для нас также иногда могут быть нравоучительны, полезны и занимательны?… По этому, слушая разсказ моего дедушки, в котором действующие лица: Коллежский Регистратор и какой-то житель близ Покровскаго собора, я заметил из онаго, что не будет безполезно, когда решусь сообщить оный любящим древность и вместе все были ее, — как Историческия, так и семейныя…. В тех и других может быть занимательность!…

И так, питая себя надеждою, я остаюсь не без уверения, что быль разсказанная моим дедушкою и переданная любителям старины, если и не принесет той пользы, какую приносят — были Историческия, то, по крайней мере, доставит удовольствие и вместе с этим представит вполне оживотворенный обман, скрывающейся под всеми возможными личинами…

Внучек

Таинственный житель

Была осень. Конец Сентября — как предвестник наступающаго холода — предвещал всю деспотическую власть питомицы природы-зимы. Его бурные ветры, его дожди, ясно говорили, что пора нам — жителям Москвы — проститься с благотворными лучами солнца, что оно скрылось от нас и скрылось на долго!… Что пора нам переменить самую одежду, то есть достояние теплаго лета, на достояние холодной зимы. Многие повиновались этому. Я говорю многие — но не все, потому, что не всякой и тогда, в XVIII столетии, мог одинаково исправлять нужды свои….

Нужда может являться и в век просвещенный — наш, и в век преобразования — прошедший; следственно в каждом веке могут быть и богатые, и бедные, и случайные, и без случаев, и счастливые, и несчастные. Спросят, почему? Надеюсь, что ответ будет удовлетворителен вопросу….

В каждом веке, везде и всегда встречаем: и роскошь, и богатство, и бедность, и удачи, и неудачи, судя по этому можно сказать положительно, что не всякой наслаждается счастием, и на оборот — не всякой подпадает под гидру несчастия… Следственно, удивительно ли, что при наступлении осени 1784 года не могли все надеть на себя теплое? удивительно ли, что бедность имела неудачи, должна была переносить нужды и вполне представлять себе все неудобства зимы, все порывы ее Но и при всем этом, некоторые, из среды, совершенно недостаточных, или претерпевавших бедность, находили средства к поправлению своего жалкаго положения…. Нет, как говорится — правила без исключения….

К числу таковых, изключенных из общаго правила бедняков, принадлежал коллежский регистратор Профилин. Иван Иванович — так было имя его, не смотря на довольно малое жалованье, им получаемое по службе, и ограниченные приходы, умел — как говорится — зашибить копеечку…. Он, чуждый всякой прихоти, во многом отказывал себе, не баловал ни своего вкуса, ни своих желаний и всегда оставался доволен малым. Это самое сберегало у коллежскаго регистратора Профилина денежки, которые он, давал даже в проценты. Знакомя читателя короче с господином Профилиным, надобно сказать, что он не имел ни когда и ни в чем большой нужды и даже выходил из обыкновенной сферы, подобных ему коллежских регистраторов. У Профилина была порядочная теплая, сухая квартира и ежедневный обед и ужин, и лишняя пара платья, и даже всегда… рюмка ерофеича….

С наступлением осени 1784 года, Иван Иваныч не боялся зимы севера; его не пугало приближение оной: он знал, что хотя и некрасивая, но по крайней мере теплая шуба могла защитить его грешное тело от действия холода, и потому осень 1784 года, более нежели холодная, страшила Профилина гораздо менее нежели других. Да и причина этому была самая естественная: он на рамена свои воздел свою потертую крытую толстым черным сукном лисью шубу, а свою велемудрую голову покрыл ватным картузом. В этом наряде расчетливый Иван Иваныч считал себя довольнее каждаго провинциальнаго секретаря, каждаго премиер-майора, не имеющих у себя теплой шубы…. Он не был честолюбив. Дослужась до коллежскаго регистратора и, нажив небольшое состояньице, он оставался доволен малым. А это малое его, состояло в простом, но впрочем довольно сытном, ежедневном обеде и почти в ежедневном получении маленьких доходцов с приобретеннаго им капитальца. Иван Иваныч часто говаривал: «Мне не надобно многаго, я буду доволен малым, но только, чтоб это малое было ежедневно.» — Расчетливый Иван Иваныч!

И так имея деньги и умеренно тратя их, Профилин жил, как говорится, припеваючи. Он имел даже завистников. Да и кто не имеет их? Впрочем Иван Иваныч не обращал на них внимания своего и жил тихо, спокойно, при ограниченном состоянии своем безбедно, и оставался доволен ежедневным малым.

Жизнь Ивана Иваныча Профилина, как жизнь каждаго коллежскаго регистратора прошедшаго и нынешняго столетия, кажется, по видимому не замечательна, но в последствии, напротив она интересна, по следующему случаю.