Глубина 11 тысяч метров. Солнце под водой

Приложение

Когда писалась эта книга, вычислительные машины в Вашингтоне еще полным ходом обрабатывали наши магнитозаписи. Психологи НАСА еще анализировали 65 тысяч с лишним фотографий, снятых автоматическими камерами, которые обозревали внутренность «Вена Франклина». Океанографы еще ломали голову над разными моментами дрейфа. Почему нас один раз выбросило из течения? Почему только один раз? Чем вызываются внутренние волны? Что заставило меч-рыбу атаковать нас? Почему скорость Гольфстрима была не такой, как ожидалось?

На все эти вопросы со временем будет получен хотя бы частичный ответ. Что поделаешь, обработка научных данных подчас отнимает больше времени, чем сама экспедиция.

Стабильность

На этом вопросе нет необходимости долго задерживаться. Примеров стабильности мезоскафа отмечено множество, он по нескольку дней зависал на одной глубине, только бы само море вело себя стабильно. А когда мезоскаф попадает во внутренние волны, он, естественно, подчиняется их вертикальным извивам, так же как идущему по горизонтали течению.

Коэффициент сжимаемости корпуса (35 X 10^-6 см²/кг) в сравнении с сжимаемостью воды в пройденном районе (50 X 10^-6 см²/кг) вполне удовлетворителен. Как мы предполагали, ниже 100–150 метров газ в аккумуляторных батареях заметно не влияет; обычный для умеренных глубин термоклин тоже способствует нейтрализации этого эффекта. Как правило, стабильность держалась на таком уровне, что данные измерения гравитации точно совпадали с кривыми, которые чертили на регистрирующем манометре внутренние волны.

Видимость

Когда мезоскаф стоял в гавани Палм-Бича, нам то и дело приходилось просить аквалангистов почистить иллюминаторы снаружи. А что будет во время долгого дрейфа? Мы даже обсуждали разные способы борьбы с этой проблемой (подводные очистители, специальная химическая защита, помощь аквалангистов с поверхности), но все это было мало реально, так что, если бы иллюминаторы стали обрастать, нам пришлось бы попросту всплывать и драить их. К нашему великому облегчению, за весь дрейф не появилось никаких ракушек. Может быть, давление виновато? Или температура? Или тот факт, что на глубине 200 метров мало света? Мы еще не знаем ответа. Однако стоило мезоскафу после дрейфа обосноваться в Нью-Йорке, как плексиглас начал быстро обрастать моллюсками. И ведь что удивительно: один биолог опознал в них вид, типичный для вод Флориды и совсем неизвестный в Нью-Йорке. Очевидно, они путешествовали с нами, но не спешили размножаться, пока не кончилась экспедиция.

Аккумуляторные батареи

Батареи тоже весь дрейф работали отменно. Правда, изоляция некоторых цепей могла быть лучше, и после плавания ее значительно усовершенствовали. Потери из-за дефектов изоляции были ничтожными, и ни одна из цепей не отказала. Учитывая новизну и относительную сложность системы, мы допускали возможность потери части элементов, а потому старались расходовать поменьше электричества, чтобы в крайнем случае продолжать дрейф с одной-двумя группами батарей.

Наша осторожность, которая оказалась излишней, помогла нам израсходовать только 52,1 процента имевшихся в нашем распоряжении 756 киловатт-часов. Даже немного жаль: более щедрое расходование электричества для наружных светильников, например, позволило бы нам сделать больше снимков. Но мы думали прежде всего о том, чтобы довести до конца экспедицию и выполнить поставленные научные задачи. Уровень потребления энергии всегда оставался ниже «предписанного», кроме случая, когда двигатели работали непрерывно пять часов, да и в тот день мы всего лишь использовали то, что сберегли за первые десять дней дрейфа.

Батареи, обслуживавшие двигатели, были израсходованы только на 44,6 процента полной мощности, другие аккумуляторы технической группы — на 64,1 процента, предназначенные для океанографических измерений — на 49,9 процента, для выполнения программы НАСА — на 80 процентов.

Двигатели

Мы много раз пускали двигатели, чтобы развернуть мезоскаф по течению над самым дном и обеспечить нужную функцию гайдропа. Все четыре двигателя слушались нас безотказно. Кроме того, моторы поработали несколько часов после того, как нас вынесло из главной струи Гольфстрима.

И в этом случае не было никаких заминок, двигатели доказали свою эффективность и высокую маневренность.

Навигационное обеспечение

Вся навигация производилась на главном обеспечивающем судне — «Приватире», который несколько раз в день сообщал нам по телефону наше местонахождение.

Основной проблемой для «Приватира» было поддерживать с нами акустический контакт и постоянно знать нашу глубину и направление относительно судна. Это достигалось в основном с помощью сигнализатора, который каждые две секунды излучал парный сигнал частотой 4 килогерца. «Приватир» следил за нами направленным гидрофоном, и различие в промежутке между двумя парными сигналами позволяло ему получить нужные данные о нашей глубине. Определить абсолютное расстояние помогал установленный на «Бене Франклине» ответчик, который работал на частоте 16 килогерц и отвечал на запросы «Приватира». Промежуток времени между подачей сигнала и ответом указывал на разделяющее нас расстояние. Эта система работала безотказно, лишь однажды в помощь ей пришлось обратиться к обычному подводному телефону. На «Бене Франклине» эти операции по большей части происходили автоматически, а вот людям «Приватира» приходилось весь месяц постоянно дежурить, и они безупречно справились с задачей. Точность этого метода, несомненно, способствовала успеху экспедиции.

Поскольку на поверхности течение, как правило, было несколько быстрее, чем на глубине, «Приватир» дрейфовал кормой вперед, пока не обгонял «Бена Франклина» на несколько сот метров. Затем он шел против течения, проходил над нами и в нескольких стах метрах за мезоскафом останавливался, после чего течение снова проносило его над «Беном Франклином». Так и проделал «Приватир» все плавание кормой вперед, то идя против течения, то дрейфуя с ним. 2800 километров задом наперед в Атлантике? Надо думать, это тоже был первый случай в истории.

Кроме того, поверхность должна была следить за главной струей течения, чтобы определять наше положение относительно центра Гольфстрима. Для этого судно военно-морской транспортной службы США «Линч» шло впереди «Бена Франклина», измеряя температуру воды на глубинах до 500 метров при помощи описанных выше разовых батитермографов. Исходя из того, что обычно максимальная скорость потока совпадает с наиболее высокими температурами, мы могли судить о своем местонахождении.

В ряде случаев точное положение Гольфстрима определялось «Эль Койотом», специально оборудованным самолетом.

Внутренняя температура

Самая высокая температура на борту — 29 °C — держалась несколько часов 26 июля, когда мезоскаф буксировали по поверхности. Незадолго перед тем, после нескольких часов работы двигателей, температура на короткое время поднялась до 24 °C. Если не считать этих случаев, температура внутри аппарата, когда он стабильно зависал в воде, в основном держалась на 1,5 °C выше температуры забортной воды. На первом этапе плавания, когда мы дольше находились на сравнительно большой глубине, температура внутри аппарата колебалась между 20 °C и 11,7 °C, и мы зябли. На втором этапе внутренняя температура держалась около 19 °C — не тепло, но вполне терпимо. Однако для многодневной работы при температуре забортной воды от 0° до 10 °C надо либо предусмотреть защитную одежду, либо утеплить корпус мезоскафа, либо сделать и то и другое вместе.