Рассказы о животных

Иногда Удрас гонялась за своей жертвой четверть часа, а то и больше. Преследовать рыбу выдре мешало то, что ей приходилось время от времени всплывать на поверхность, чтобы набрать воздуха. Тем временем рыба успевала уплыть подальше или спрятаться. Но зоркий глаз выдры быстро отыскивал свою жертву, и снова начиналась погоня, длившаяся до тех пор, пока рыба наконец не выбивалась из сил. Тогда она делалась добычей выдры, и та съедала ее. И чем дольше продолжалась охота, тем вкуснее казалась рыба.

Бывало, конечно, что рыбе все-таки удавалось как следует спрятаться и Удрас не могла отыскать ее. Порой выдра просто теряла ее из виду, так как в удобных местах рыба плавает очень быстро. Тогда выдре приходилось немножко попоститься, но после этого она становилась еще прожорливее.

Удрас была для рыб бичом и наказанием. Она была их смертью. Какое было бы им раздолье в этой реке, если б не Удрас! Здесь так спокойно. Люди показывались редко. Среди леса, где протекала река, раскинулась поляна - в ширину и в длину с полкилометра, тут стоял домик лесника с хозяйственными пристройками. Домик окружали небольшие поля и сенокосы. А дальше опять шел лес, повсюду только лес, - и этот лес прорезала река, окаймленная сочными лугами. Но и луга - неширокие полоски вдоль берега - и лес находились далеко от селений.

На прибрежных лугах водилось множество уток и других птиц. Приходили сюда пастись и косули, а иногда появлялся могучий лось. Порой тут можно было услышать кровожадный клич рыси и увидеть лису, которая, метлою распушив хвост, шныряла вдоль берега в надежде поймать какого-нибудь зайца или утку.

Однако люди забредали сюда лишь случайно. Лесник уже давно состарился и не охотился больше. Рыбачить он теперь тоже не любил. Поэтому зверям, птицам и рыбам нечего было его бояться. И они не боялись. Редко, когда рысь нападет на косулю или лиса - на зайца. Лес был огромный, и здесь, у реки, рысь и лиса были нечастыми гостями. Они могли охотиться и в других местах. Так что для зверей и птиц берег реки оставался чудесным тихим уголком. Только рыбы жили в постоянной тревоге. Удрас без конца досаждала им, она даже спать перестала, а все ловила да пожирала рыб.

Замшелый Хребет, самый старый из рыбьего рода в этой реке, дрожа от злости, говорил иной раз своей жене - щуке Большой Плавник:

- В этой реке скоро весь наш род переведется, если эта зверюга будет по-прежнему здесь бесчинствовать. Помню, в давние годы, когда я был еще совсем маленьким, сколько рыбы водилось тут! Прямо кишмя кишела! Хвостом не повернешь, честное слово! Ничего не стоило поймать молодого леща, линя или форель. А где они теперь? Где лещи, лини, где форель? Где караси? Всех их слопала эта ненасытная обжора. Лишь немногие из них, может, еще прячутся где-нибудь. Только окуни, плотва да щуки пока держатся, и то потому, что мы недостаточно нежны для этой лакомки. Ведь ни одного леща не осталось, ни одного линя нет уже и в помине, и даже карасей, этих ленивцев, живущих в ямках под илом, она повытаскивала за хвост и слопала. Скоро река совсем опустеет, и даже мне, старику, нечего будет есть. Хоть принимайся за этих пискливых вьюнов, что живут под камнями и грызут их. Либо ешь колюшек и ершей. Ну и времена настали, а будет еще хуже! Ох-ох-ох! Вот бы раздобыть где мягкого сижка да подкрепиться им! Или хоть маленького налимчика! Но эта разбойница сожрала и налимов - тех самых налимов, которых раньше порядочная рыба и за рыбу не считала!

Госпожа Большой Плавник, которая была значительно меньше своего мужа, вздохнув, отвечала:

- Ты прав. Когда-то в старину говаривали, что щуки - самые ужасные хищники, что они без конца пожирают рыбу. Но ведь это явная ложь! Будь только мы, щуки, - здесь всегда было бы полно рыбы. Извести столько плотвы, лещей, уклеек и карасей, сколько тут раньше водилось, щуки никогда не смогли бы. Тут когда-то была уйма рыбы. А вот появилась эта четвероногая обжора - и скоро нам всем придет конец.

- Это верно, - соглашался Замшелый Хребет, - ведь щука не ест больших рыб, как эта зубастая водяная собака. Щука глотает лишь мелкую рыбешку. А ее всегда будет вдоволь, если есть большая. Но стоит уничтожить крупную рыбу, как и мелкой не станет: ведь маленькие рыбки - это же рыбьи дети. Вот я, Замшелый Хребет, уж как я велик и стар, даже мох вырос у меня на спине, но разве я когда-нибудь ел рыбу величиной с меня или хотя бы такую, как ты? Нет! Такая рыба застряла бы у меня в горле, потому что я должен глотать ее целиком. А эта разбойница разгрызает на мелкие куски даже самую крупную рыбу. Все рыбы, которые не могут уплыть от нее, все становятся жертвами. Как знать, наступит и такой день, когда я тоже окажусь у нее в зубах. Может и это случиться! Да! Но об этом просто страшно подумать!

Не один раз выдра пыталась напасть на Замшелого Хребта. Но пока ей не удавалось поймать эту старую щуку. Пока! Про себя Удрас нередко ругала щуку: ничего, мол, не уйдешь! И самому Замшелому Хребту грозила этим.

Замшелый Хребет был сильным, могучим, почти как человек. И ростом он был с небольшого человека. А толщиной равнялся хорошему бревну. Стоило выдре потревожить его, как он сам бросался на нее и награждал такими ударами, что выдре приходилось спасаться. Тем не менее Замшелый Хребет знал (а Удрас знала это еще лучше), что если ей удастся забраться ему на спину и перекусить шею, то он погибнет, как погибали другие рыбы, и станет для выдры хорошим обедом, которого ей хватит на несколько дней.

Разве мало крупных рыб уничтожила Удрас? О-о, Замшелый Хребет мог припомнить не один такой случай!

Однажды к ним в реку попал откуда-то сом. А сом - это такая рыба, что может вырасти с лошадь. Сом, попавший к ним в реку, правда, еще не успел дотянуть до таких размеров, но был уже почти с теленка. И Удрас преследовала сома до тех пор, пока не одолела и не слопала его. Не помогли сому ни его рост, ни его сила.

Несметное число крупных щук, форелей, лещей, окуней, линей и карасей поела Удрас, и в реке их осталось, действительно, совсем немного. Разве старый линь Береговик был маленькой рыбой? Он был прямо-таки чудо-рыбой, и лет ему было несколько десятков. В нем было столько мяса, и сам он был такой жирный, - точно боров откормленный. Коричневые плавники, серебристая чешуя, широкий, как лопата, хвост! Красивая рыба! Гордость реки! Но Удрас вытащила его из укрытия и сожрала в два-три дня. А сколько мяса она при этом попортила, разбросав его по реке! Да и как ей было не разбрасывать, раз никто в реке не мешал ей хозяйничать.

Для рыб настали тяжелые времена. Будущее не сулило им никакого просвета. И когда они - эти старые, почтенные щуки, окуни, лини и плотва - собирались в каком-нибудь укромном местечке и обсуждали свое положение, отчаянию их не было границ. Они совещались, как избавиться от постигшей их беды, но придумать ничего не могли. А когда расплывались по домам, то частенько случалось, что кто-нибудь из них бесследно исчезал.

Ракам жилось полегче. Они считались мелкой тварью, и обжора Удрас не очень-то ими интересовалась, не то что крупной рыбой. Но изредка, для разнообразия, выдра хватала и раков и съедала их вместе с панцирем. Чистить их было лень - зубы у Удрас острые и измельчают все, что на них попадет, потому панцирь не причинял ей никакого вреда. Только мясо раков, перемешанное с панцирем, теряло свой вкус. Оттого-то выдра не очень любила его. Ракам трапезы выдры приносили и некоторую пользу. Изловив очередную рыбину, выдра выбрасывала кусочки похуже, но ракам, которые в еде неразборчивы, они казались очень вкусными. Если Удрас съедала у щуки только спину, а все остальное выкидывала, раки даже благодарили ее за это. Правда, благодарность эта шла не от души - ведь и сами они могли оказаться, как и щука, в зубах у выдры.

Вот какие дела творились в этой лесной реке. Рыбы становилось все меньше и меньше, и похоже было на то, что и дни оставшихся в живых тоже уже сочтены. Но тут случилось нечто такое, что многое изменило.