Глубина 11 тысяч метров. Солнце под водой

Испытания прошли удовлетворительно, все приборы функционировали нормально; сквозь задний иллюминатор отчетливо было видно дно — широкая, залитая белым светом равнина. Понаблюдав какое-то время, решили подниматься. В 10.35 мы вновь вынырнули на поверхность.

«Фениче» быстро доставил нас на Понцу. Население маленького островка устроило нам трогательный прием. Мы бы с радостью остались на несколько недель в этом райском уголке среди столь гостеприимных людей, но сезон кончался, а в шторм этот порт едва ли мог стать «Триесту» надежной защитой: разумнее было вернуться в Кастелламмаре. Нас избрали почетными гражданами острова Понца, и мы распрощались.

На пути в Кастелламмаре возле южного побережья острова Искья мы совершили еще одно погружение на 600 метров. Со мной на этот раз был инженер де Санктис. 2 октября 1953 года «Триест» возвратился в свой порт приписки, выполнив намеченную программу подводных исследований. Несмотря на поздний час (было около полуночи), сотни рабочих и служащих судоверфи вышли встречать нас. «Триест» стал любимым детищем этих людей, и верфь, построившая его, радовалась первым успехам питомца…

Теперь «Триест» надо было ставить в сухой док на зиму и подвести итоги первой кампании. Успехи были скромные, но важность их нельзя было недооценить. «Триест», переняв эстафету у ФНРС-2 (ставшего ФНРС-3), по сути дела открыл океанографам двери в глубины моря. За несколько недель человек проник так глубоко, как никогда раньше. Впервые благодаря батискафу человек смог взглянуть собственными глазами на морское дно, лежащее на километровой, а затем и на трехкилометровой глубине. Беглые наблюдения подтвердили, что система фар и иллюминаторов работает отлично и позволяет детально изучать морское дно.

ФНРС-3 еще не дошел до глубин, недоступных водолазам. Лишь несколько месяцев спустя во время серии погружений в Атлантике ФНРС-3 продемонстрировал свои возможности. Профессор Моно, сопровождавший отца в дакарской 35 экспедиции 1948 года, занял теперь его место в гондоле возле того же иллюминатора и продолжил работу, прерванную шесть лет назад. Скептикам, ухмылявшимся при первых опытах ФНРС-2, оставалось теперь помалкивать.

«Триест» обладал прекрасной гондолой из кованой стали; его поплавок выдерживал сильные удары волны; детали были отработаны и пригнаны. Благодаря этому, миновав тяжелый этап предварительных испытаний, его со следующего сезона можно было сразу пускать в дело. Средиземное море становилось, пожалуй, мелковато для такого аппарата…

Однако не будем торопить событий, нас отделяли от желанного мига еще шесть долгих лет. В 1954 году нам оказала щедрую поддержку фирма «Фиат», и мы смогли вновь спустить «Триест» на воду. Сезон уже был в разгаре, поэтому решено было не выходить из Неаполитанского залива, а совершить серию из восьми погружений на месте. Мы испытали некоторые новые приспособления, в частности новую систему освещения. Громоздкие светильники, стоявшие на ФНРС-2 и ФНРС-3, мы заменили на маленькие кварцевые лампы «Филипс», наполненные парами ртути. Мощностью они во много раз превосходили прежние и выдерживали давление самых больших глубин; отпадала надобность в тяжелых колпаках. Надо сказать, что эта система освещения парами ртути дала такие впечатляющие результаты, что ее затем использовали на всех подводных аппаратах во Франции и США.

В 1955 году я несколько месяцев проработал на борту «Триеста», но финансовое положение не дало возможности провести большие испытания. Тулонская группа, которую в отличие от нас не лимитировали подобные соображения, устроила несколько рекламных погружений на ФНРС-3 для журналистов и фоторепортеров. Нам же приходилось считать каждый сантим; дело дошло до того, что мы вынуждены были аннулировать приглашение нескольким ученым из-за того, что не оказалось денег для покупки новых аккумуляторов.

К счастью, в 1956 году ситуация улучшилась. Мы получили субсидию от Швейцарского национального фонда научных исследований и некоторую сумму от итальянского правительства — ее выхлопотал для батискафа Миланский университет; наконец, нам оказал поддержку Итальянский олимпийский комитет, взявший на вооружение лозунг моего отца: «Исследования — это спорт ученых». На эти деньги мы приобрели новые батареи и осенью провели серию погружений.

Погружались мы в паре с профессором геологии Миланского университета Поллини на 150, 620, 1100, 2000 и 3700 метров. Среди океанографов профессор Поллини оказался самым «глубоководным».

«Триест» уверенно опускался на дно — у нас к этому времени уже был эхолот, любезно предоставленный неаполитанской фирмой «Микролямбда». Эта серия погружений положила начало научной океанографической карьере «Триеста». И этой судьбе он оставался верен до конца…

Тем временем случай свел меня в Лондоне с Робертом С. Дитцем, сотрудником Управления морских исследований США. Геолог по образованию, Дитц был командирован в Европу для ознакомления с работами, могущими представить интерес для американского военно-морского флота. Мое первое беглое описание батискафа привело его в восторг; он приехал в Кастелламмаре. Мы, кажется, произвели на него благоприятное впечатление. И он на нас тоже! К примеру, Дитц с ходу понял и оценил принцип действия пружинного компенсационного клапана — это приспособление позволяет поплавку «дышать», то есть пропускает во время погружения внутрь регулируемый поток воды и выталкивает его при подъеме. Я даже улыбнулся про себя, слушая его одобрительные замечания: в Тулоне, когда мы работали над ФНРС-3, французские офицеры в один голос отвергли клапан, как «неэффективный».

К концу сезона в Кастелламмаре приехали взглянуть на «Триест» несколько офицеров американского флота. Они воочию убедились, что батискаф способен опускаться в 100 раз глубже обычной подводной лодки и в десять — пятнадцать раз перекрывает достижения самых совершенных субмарин.

В результате всех визитов мне устроили поездку в Соединенные Штаты, куда мы отправились с Дитцем. Три с лишним месяца за океаном мы убеждали многочисленные инстанции в пользе исследований на батискафе; мы посеяли семена, которые четыре года спустя дали всходы — я имею в виду спуск на одиннадцатикилометровую глубину в Марианскую впадину.

Америка и батискаф

Итак, в 1956 году Боб Дитц устроил мне поездку в Соединенные Штаты, где я провел сто дней. Меня разбирало любопытство, как отнесутся к батискафу круги, связанные с океанографическими исследованиями. Несколько лет назад, собирая средства на постройку первого аппарата, мы, естественно, воззвали к щедрости великой и богатой Америки. Нам отвечали в изысканно любезных тонах, советуя обратиться лучше в такой-то фонд, такой-то исследовательский центр или корпорацию. Мы были весьма тронуты заботливостью, с которой нас отсылали друг к другу. Надежды, обращенные за океан, гасли одна за другой: ни единого цента на постройку батискафа с того берега Атлантики не поступало. Причем — роковое совпадение — такой-то знаменитый фонд как раз накануне закончил финансовый год, такой-то океанографический центр не заинтересован вести наблюдения именно на тех глубинах, куда мы намеревались опускаться, а такой-то промышленный концерн как нарочно недавно начал финансировать строительство футбольного поля… Много позже я понял причину всех этих отказов.

Пока же «Дуглас» — я был приглашен с женой — летел над Атлантическим океаном, убаюкивая нас мягким рокотом моторов. До меня он убаюкал немало европейцев, спешивших за океан заинтересовать дядю Сэма проектами, требовавших для своего осуществления одного — денег… Под это ласковое ворчание я прикидывал, как будут приняты наши предложения.

За минувшие годы положение в корне изменилось. Батискаф был построен: два экземпляра, две его модели успешно прошли испытания, причем один из них — «Триест» впервые в истории изучения океана коснулся дна на трехкилометровой глубине. Другой, оснащенный нашей первой гондолой, опустился на 4 километра ниже уровня моря. Были сделаны снимки, свидетельствующие о том, что система иллюминаторов и прожекторов дает широкий обзор. Вполне могло статься, что на сей раз нам повезет.