Самый дружелюбный пес на свете

Когда аккумулятор зарядился, Паша спросил:

– Дотащишь или отвезти на агрегате? Штучка ведь увесистая. Да и вон припекает. (В самом деле, как-то незаметно появилось солнце и уже палило во всю).

– Дотащу. Сколько я тебе должен?

– Ничего не должен. Мы все должны выручать друг друга, ведь так? – Паша немного помялся, погладил живот. – Ну, если не жалко… на пузырек… не откажусь.

Паша проводил меня до ворот и, прощаясь, дал ценные географические сведения:

– Там дальше, через тридцать километров, Можайское водохранилище. На нем остановись. Там места классные.

Мы уже пожали друг другу руки, как вдруг его «Вася» зашатался и отчаянно зазвенел бутылками. Мы одновременно вскинули головы – над домом кружил коршун.

Глава тринадцатая. Угонщики

Челкаш заметил меня еще издали и подбежал, чтобы сообщить, что все наши вещи уже просохли и мы можем отправляться в путь.

За деревней дорога по-прежнему ровностью не отличалась – мы тащились по глинистым колдобинам, и Малыш кидало из стороны в сторону; потом катили по более-менее качественному гравийному покрытию – оно как-то незаметно перешло в «бетонку»; полоса дороги то взбиралась на склон, то по откосу спускалась в долину. Малыш, с моей помощью, четко распределял силы, работал безупречно и хлопот нам не доставлял. Через час мы уже были на Можайском водохранилище.

Тракторист Паша не преувеличивал – места на водохранилище оказались живописными, но слишком обжитыми – только заканчивалась деревня, начинался поселок, и повсюду турбазы, палатки; мы не без труда нашли у воды свободный клочок земли – лужайку среди сосен и кустов бузины. Само собой, искупались и легли на траву обсохнуть. И тут Челкаш что-то учуял, вскочил и скрылся за кустами. Я ринулся за ним и на соседней поляне увидел белобрысых подростков, играющих в карты; выкрикивая ругательства, они бросали в Челкаша шишки, а мой друг, нахмурившись и ворча, задрав лапу, «тушил» небольшой костер.

Я извинился перед ребятами за «пожарного», объяснил его пристрастие и был уверен, что конфликт уладил, но просчитался.

Вернувшись на свою лужайку, разгоряченный Челкаш еще раз полез в воду, чтобы немного успокоиться. Я тоже последовал за ним и сделал второй заплыв, а возвращаясь к берегу, заметил, как от Малыша отбегает один из белобрысых. Мне это показалось странным.

Когда я осмотрел нашего железного друга, одно из его колес оказалось спущенным – на покрышке отчетливо виднелся порез. Челкаш, принюхавшись, сразу понял, чьих рук это дело, и грозно кашлянул. Мы одновременно бросились к «картежникам», чтобы надрать им уши, но они исчезли. Челкаш зарычал от негодования и уже кинулся по следам догонять негодяев, но я его остановил.

Вы, наверно, уже решили, что Челкаш бесхарактерный слюнтяй, этакий простодушный добрячок. Как бы не так! Я же говорил – у него чувство справедливости на первом месте, и он строг и непреклонен со всякими любителями огня; но здесь он впервые столкнулся с негодяйством и, естественно, вышел из себя. Я его прекрасно понимаю. Надеюсь, и вы понимаете.

В общем, пришлось менять спущенное колесо на запасное. Пока я его менял, в голове крутилось только одно – «Мелкая месть! Вот подлецы!». Кто бы мог подумать, что спустя час мелкая месть перейдет в серьезное злодеяние.

Выехав на дорогу, мы закрыли Малыша и пошли обедать в придорожную столовую (столовые, кафе и павильоны там красовались на каждом шагу – ясное дело, разгар сезона, полно отдыхающих). Я заказал себе обед из трех блюд, а Челкашу три вторых – котлеты с гречкой; после купания почему-то всегда зверский аппетит – не хуже меня, знаете. (С разрешения официантки, Челкаш ел под столом).

Закончив трапезу, мы вышли из столовой и вздрогнули – Малыша на месте не было! В замешательстве мы стали бегать взад-вперед, выспрашивать у прохожих – может, они видели желтый «Запорожец»? Но никто не видел. Одна из женщин, продающих цветы у столовой, сказала:

– По-моему, какой-то мужчина уехал на желтой машине.

Но тут же нам издали махнул таксист, который стоял на перекрестке у машины с «шашечками». Когда мы подбежали, он спросил:

– Вы ищите желтый «Запорожец»? На нем уехали пацаны минут пятнадцать назад в сторону Лыково. Я еще подумал – не угоняют ли? Уж очень долго возились, не могли завести. Да и по возрасту вряд ли имеют права.

– Отвезете нас туда? – задыхаясь проговорил я. – За двойную плату?

– Не могу, – развел руками таксист. – Я здесь по вызову, жду клиента. Ловите попутку.

Мы с Челкашом встали на дороге на Лыково, но машин в ту сторону, как назло, не было. Уже вечерело, дома и деревья покрывала предзакатная мгла и меня все сильнее охватывало беспокойство, временами даже трясло, а Челкаш растерянно оглядывался по сторонам и глубоко вздыхал, не в силах понять, куда подевался наш железный друг. Без Малыша мы не просто испытывали жгучее одиночество, для нас попросту изменился весь мир, ведь за прошедшие дни Малыш стал для нас совсем родным.

Наконец в сторону Лыково повернул грузовик. Я поднял руку, шофер притормозил и, узнав в чем дело, кивнул на сиденье. Мы с Челкашом забрались в кабину.

– Успокойся, никуда пацаны не денутся, – сказал шофер, видя, что я разволновался сверх всякой меры. – Машина ведь не лопата, ее просто так не спрячешь. Через день-два этих сопляков поймают.

Эти слова не добавили мне энтузиазма.

– Хм, поймают! А если не поймают?

– Поймают. Они, ясно, скажут «взяли покататься», и их отпустят. По возрасту их не могут судить.

– А надо бы, – выдавил я. – Вскрыл чужую машину – даже не поехал, просто влез – все! Под суд! Нечего церемониться с негодяями! (В тот момент меня прямо душила злость – думаю, друзья, вам понятно мое состояние).

Челкаш пытливо вслушивался в наш разговор, смотрел то на шофера, то на меня – он уже понимал о чем идет речь и был готов ловить угонщиков.

Около Лыково шофер сворачивал в сторону. Остановившись, он наотрез отказался брать у меня деньги и пожелал нам побыстрей разыскать «Запорожец».

– …И потом сообщите о пацанах в районную милицию, – в заключение посоветовал он. – Если они уже на заметке, им не поздоровится, могут отправить и в колонию.

В деревне уже зажигались фонари. У крайнего двора я наказал Челкашу стоять около калитки, сам подошел к дому и постучал в окно. На крыльцо вышла женщина средних лет. Я сказал ей, что нашу машину подростки угнали от водохранилища и будто бы ребята поехали в Лыково.

– Наши лыковские ребята не балуют, – твердо заявила женщина. – Это валуевские. Те балуют. В Валуево ищите свою машину.

– Где это?

– Семь километров отсюда… Валуевские ребята то велосипед, то мотоцикл угонят.

– Куда ж милиция смотрит?

– Хм, милиция! Здесь один милиционер на пять деревень, ему за всем не уследить.

– Семь километров, – пробормотал я. – Это мы только к ночи туда доберемся. У кого-нибудь можно одолжить велосипед?

– Да вон возьми, в сенях стоит. Сыну все равно сегодня не понадобится. Он сегодня в райцентре у своей симпатии.

Со словами благодарности я выкатил велосипед за калитку и вскочил на сиденье; Челкаш тоже рванул с места.

За деревней дорога уходила в поля, в темную дремучую даль. Я вел велосипед по еле различимой тропе, среди пыльного бурьяна, Челкаш бежал рядом по дороге; мы спешили, не жалея сил. Велосипед был допотопной конструкции – скрипел, трещал, гудел и выл (только что не лаял и не мяукал); с него постоянно слетала цепь, и приходилось ее ставить на место; два раза дорога и тропа уходили в ржавые трясины, в которые мы влетали с ходу и потом долго, помогая друг другу, выбирались. До Валуево добрались, когда на небе уже было полно звезд.

Деревня спала, лишь один единственный фонарь тускло освещал пустынную улицу. Еле переводя дыхание после тяжелой гонки, мы обошли все дома, но ни во дворах, ни в палисадниках Малыша не увидели. Челкаш почему-то был уверен, что Малыш все же находится в деревне и продолжил шастать вдоль домов, а я присел у фонарного столба, закурил и стал прикидывать, что делать дальше – будить всех подряд жителей и спрашивать, не проезжала ли по деревне желтая машина? Или сразу катить дальше в следующую деревню? Размышляя об этом, я заметил, что Челкаш свернул в какой-то дальний проулок. «Еще не хватало, чтоб мы потерялись!» – мелькнуло в голове и, вскочив, я стал негромко звать друга, но его и след простыл.