За крокодилами Севера (СИ)

Со своей печи Иван Михайлович снимал до трех килограммов сущика за один раз, то есть, чтобы полностью загрузить печь, рыбак должен был выловить за утро больше пуда рыбы — часть улова, разумеется, предназначалась еще и для ухи (надо было кормиться и самому и кормить собачёнку, которая не отставала от хозяина в его походах).

Итак, пуд рыбы всего за три-четыре часа работы. Если бы была у рыбака еще одна такая печь, то рыбы можно было бы привезти с озера уже не пуд, а два пуда, а то и, как говорится в таких случаях, полную лодку — поймать при доброй погоде на своем озере Иван Михайлович мог и три и даже четыре пуда за день, если бы эти пуды можно было не погубить… И это всего на всего двумя удочками, всего на два крючка…Конечно, такие достижения имели место не каждый день. Другой раз тот же Иван Михайлович, чтобы заготовить на зиму мешок сущика (около двадцати килограммов сухой рыбы), пропадал в тайге неделю, а то и побольше. Считайте: для двадцати килограммов сущика надо выловить сто килограммов тех же окуней. Если рыбак собирал двадцать килограммов сущика больше недели, то выходило, что его дневной улов в этом случае никак не превышал тот самый пуд, который рыбак добывал только за утренние часы, когда ловля складывалась более удачно…И все-таки пуд, пуд да еще пуд — это, как вы понимаете, какая никакая, но уже заметная нагрузка на не очень большой водоем.

Эти наблюдения сделаны мной в Каргополье на таежных озерах в период с 1965 по 1966 год включительно… Еще раньше на той же Оке, которую упоминалась уже в моем рассказе, я был свидетелем, как один единственный рыбак, вооруженный двумя полудонками, всего двумя крючками, с утра до полудня налавливал столько лещей, что с большим трудом доставлял свой улов к поезду. Я сам помогал удачливому рыбаку подняться с реки в нашу гору с рыбой и снастью. Чуть позже сам автор этих строк на озере Долгом, что за селом Слёмы (об этом озере у нас с вами тоже был разговор) обычно без особого труда налавливал за утро до десяти килограммов увесистой красноперки… Ну, а если вспомнить ту же Нижнюю Волгу (неплохо знакомую мне когда-то Ахтубу) начала шестидесятых годов. Там за утро на одну единственную донку без особого труда можно было поймать три десятка мерных судаков.

Я пока оставляю в стороне такую любительскую снасть, как спиннинг, который, по моим данным, может вполне поспорить даже с ловушкой рыбака-браконьера, добывающего щук во время нереста…Заканчивается нерест, щука какое-то время отдыхает, а затем и начинается тот самый, посленерестовый жор, когда голодная рыба хватает, как говорят в таких случаях, любую железяку. И счет щукам, пойманным одним единственным рыболовом в это время всего за один день, может идти на десятки. Честное слово, наблюдая всякий раз такие «трофеи», я невольно вспоминаю тех добытчиков, которые по весне, во время нереста той же щуки, бродят по берегу нашей речушки, приходящей в озеро из другого таежного водоема, и колют проплывающую рыбу острогой… Счет такой дневной добычи тоже идет другой раз на десятки.

Та же Нижняя Волга, Ахтуба, те же шестидесятые года только что ушедшего от нас столетия, песчаные косы-перекаты, бой жереха и человек со спиннингом в руках… Честное слово, и тут нередко дневная добыча нашего удалого спиннингиста могла исчисляться десятками мерных рыбин..

Так что, дорогие друзья, рыболовы-любители, обеспокоенные судьбой наших водоемов, знайте, что не вся наша так называемая спортивная снасть уж совсем безобидна. И не надо, наверное, поэтому возмущаться, что правила рыболовства ежегодно объявляют запрет на наше с вами занятие на нерестовый и посленерестовый период. Я поддерживаю такие запреты, исходя прежде всего из достаточно большого личного опыта ловли рыбы на самую что ни на есть спортивную снасть на самых разных водоемах страны. Если мы хотим, чтобы вода в наших реках, озерах оставалась живой, то должны прежде всего сами принять для себя конкретные ограничения.

Помнится, еще совсем недавно существовало такое строгое правило: дневной улов одного рыбака ограничивался пятью килограммами. И ни альманах «Рыболов-спортсмен», ни журнал «Рыболов» не призывали в то время ловить рыбы побольше. Это сегодня многие издания, посвященные рыбной ловле, нет-нет да и согрешат, представляя своим читателям неких рыболов-добытчиков возле груды лещей, щук. О каком бережном отношении к нашим водоемам может идти речь, когда мы подогреваем наши худшие стремления — навалить рыбы побольше?

Здесь кто-то, возможно, остановит меня и скажет: «Хорошо, тот же спиннинг в определенных условиях иногда может быть более добычлив, чем сеть рыболова- промышленника. Но сколько у нас всего таких удачливых спиннингистов? Сколько у нас вообще рыболовов-любителей со своей потешной удочкой, с помощью которой другой раз не поймать рыбы даже на «худую» уху, как говорят в таком случае рыбаки-карелы. В последние годы издания альманаха «Рыболов-спортсмен» я имел некоторое отношение к работе его редакции (был и автором материалов и членом редакционной коллегии), а потому находился в курсе различных рыболовных дел страны. Именно в то время и пытались как-то оценить, сколько же примерно рыболовов-любителей в Российской федерации. В тех подсчетах участвовали вроде бы и различные охотничьи и рыболовные организации, и все вместе мы пришли к выводу, что активных рыболовов-любителей в стране было в то время более пятнадцати миллионов… Было и другое мнение, что число это явно занижено. Так что если помножить эти пятнадцать миллионов даже на одну единственную «худую» уху за сезон, для которой требуется все-таки хотя бы полкилограмма рыбы, и то получится, видимо, какое-то заметное число, определяющее нашу общую, любительскую годовую добычу. Ну, а если допустить, что так называемый активный рыболов-любитель не ограничивается одной единственной ухой в течение года, какой результат подсчетов может быть тогда?

Весна 1972 года. Карелия. Логмозеро. Недалеко от Петрозаводска. К озеру приходит река Шуя двумя своими рукавами, чтобы из Логмозера почти тут же оказаться в Онежском озере-море. Логмозеро — это нечто вроде своеобразной гигантской лагуны моря Онего. И сюда, в озеро-лагуну с ранней весны и начинает заходить из Онего самая разная рыба. Первым обычно, еще подо льдом идет в Логмозеро увесистый онежский окунь. И это ежегодное событие хорошо известно всем рыбакам в округе… Самое начало апреля. Выходной день. Мой дом стоит в том месте, где малая Шуйская протока встречается с водами Логмозера. Сегодня на озере столпотворение — рыболовное игрище. Еще с рассвета на льду все прибывало и прибывало рыбаков, и шуйских, и петрозаводских. Этих рыбаков — темные фигурки на белом пространстве замерзшего озера, мой малолетний сынишка называл пингвинами. Встанет над озером день, и тогда можно будет примерно прикинуть, сколько же нынче собралось здесь наших «пингвинов». Считаю примерно, кучками-десятками, затем из кучек собираю сотню «пингвинов», далее еще сто… сто… сто… Сбиваюсь со счета… Рыбаки прибывают на машинах, мотоциклах, санках-финках. После обеда, пока наши подопытные пингвины еще не начали расходиться по домам, отправляюсь на лед и продолжаю прикидывать, сколько же нынче здесь людей промышляет явившегося из онежских глубин окуня…

Все рыбаки по-прежнему сидят на своих местах, не бегают от лунки к лунке — значит, есть рыба…Пора собираться домой. Удочки опускают в шарабан-заплечник, фанерный ящик, куда свободно входит до пуда пойманной рыбы, Рыба вся в заплечнике, на льду пойманной рыбы нет — каждый рыбак каждого пойманного окуня тут же отправляет в свой шарабан, видимо, с той целью, чтобы не привлекать внимание соседа. Но так поступают обычно только тогда, когда с рыбой все в порядке, Когда же дело никак не клеится, пойманную мелочь в ящик не прячут — она открыто лежит перед рыбаком на льду: мол, вот и весь улов — на «худую» уху, считай, что не поймал… Судя же по сегодняшнему поведении наших рыбачков-«пингвинов», на «худую» уху они сегодня точно поймали.

Ящики-шарабаны собраны. Их не без усилия рыбаки устраивают у себя за плечами. Значит, рыба есть. А если «есть», значит, норма в пять килограммов у большинства рыболовов-любителей сегодня выполнена, а то еще и с лихвой. А промышляло сегодня на льду, честное слово, более пятисот человек.