Обезьяны, обезьяны, обезьяны...

— Тогда не жалуйся...

Кэти, чуть не плача, уходила на кухню. На ее фартуке болталась присмиревшая Вики.

«Ребенок» рос. Вместе с ним росла стопка дневников наблюдений. В них ученые скрупулезно описывали поведение шимпанзенка, с первого дня оказавшегося в необычных для обезьян условиях.

Вики была не первая обезьяна, попавшая в человеческий дом. Но если задача других исследователей сводилась к простому наблюдению, то супруги Хейс поставили своей целью «воспитать» шимпанзенка, проследить, до какой степени возможно влияние цивилизации на дикое человекоподобное существо. Поэтому для Вики были созданы все условия, какие создают любящие родители единственному ребенку.

У нее было множество игрушек. Товарищи для игр. Жила она вместе с «родителями». Ела за общим столом.

Спала в детской. Вместе со всеми она «праздновала» рождество и свой день рождения, собирая с гостей обильную дань подарков.

Все это, по предположению приемных «родителей», должно было сказаться на психическом развитии «ребенка».

Пока возраст Вики исчислялся неделями и месяцами, в основном бурно шло ее физическое развитие. В этом смысле она серьезно опередила своих человеческих сверстников. К девяти месяцам Вики много бегала, взбиралась на высокие предметы и очень любила спрыгивать со стульев, шкафов и столов на пол.

Ее проказы доставляли Хейсам много хлопот, но их огорчало другое. Все это Вики проделывала молча. Девятимесячный мальчик соседей, с которым иногда позволяли играть шимпанзенку, гулил, лепетал, хотя и едва научился стоять в своей кроватке. А Вики молчала.

К полутора годам она, также молча, стала интересоваться картинками в иллюстрированных журналах. Это помогло людям найти с ней общий язык. Вики показывали картинку с изображением нужной вещи, и она тотчас разыскивала предмет среди других и приносила.

К этому же времени она научилась во многом подражать своим приемным «родителям». Чистила щеткой мебель, одежду, мыла посуду, задергивала шторы, включала свет. Перед праздником она запечатывала конверты с поздравлениями, лихо облизывая их языком, распаковывала посылки, а перед приходом гостей забегала в спальню и подкрашивала перед зеркалом губы. В точности, как это делала Кэти, даже пальцем размазывала. Но увы, и это она проделывала без единого слова. Несмотря на то, что Кейт и Кэти все время разговаривали с ней, как с человеком.

В результате трехлетнего наблюдения экспериментаторы заключили: воспитанная в человеческих условиях, Вики была намного «интеллигентнее» своих сверстников, выросших в клетке. Хотя бы потому, что у нее был ряд навыков, связанных с жизнью среди людей. Вики была воспитанная обезьяна. Когда ее привели однажды к шефу антропоидной станции доктору Лешли, она в продолжение всего разговора смирно сидела в кресле, поглядывая по сторонам и ковыряя пальцем в носу. На вопрос, обращенный Кэти, как вела бы себя в таком случае обезьяна, выросшая в клетке или на свободе, гордая «мать» ответила: «Во всяком случае, за оконные стекла или плафоны я бы не поручилась».

Конечно, бывали и казусы. Однажды гости, приглашенные на какое-то торжество, войдя в столовую, увидели Вики на столе посреди яств, усердно посыпающую их лепестками роз.

Однако воспитательные беседы (а иногда и наказания) сделали свое дело. Вики была намного, так сказать, удобнее для житья в человеческом обществе, чем ее дикие сородичи. И все же вывод, к которому пришли наблюдатели, был таков: если физически шимпанзе развивается гораздо быстрее, чем ребенок, то психически намного медленнее. Трехлетнюю Вики оставляли позади годовалые малыши. Заметно было, что ее развитие тормозило отсутствие речи. Лишенная ее, Вики так и не смогла проникнуть в мир абстрактных понятий, того, что составляет особенность человеческого мышления и что человеческий ребенок начинает постигать еще в детстве.

Но ведь черным по белому Кэти пишет о Вики: «Она тянет меня за рукав и зовет: «Мама, мама!»

«Мама», «папа», «кап» («cap» по-английски «кружка», ведь Вики преподавали английский язык) — три слова, которым удалось выучить Вики за три года. И то «нечеловеческим» способом.

По примеру одного ученого, обучившего нескольким словам орангутана, Кейт начал работать с Вики по такой методе. Он брал шимпанзенка на руки, садился с ним перед зеркалом, сжимал губы Вики руками и в это время четко и раздельно произносил: «Ма-ма». Учеба у Вики начиналась на пустой желудок. И Кейт всячески давал ей понять, что покормят ее, как только она заговорит.

Вики оказалась «сообразительной» ученицей. И скоро стала мычать, как только Кейт клал пальцы ей на губы. Если он медлил, она сама брала его руку и прикладывала к своему рту. Потом достаточно стало одного пальца учителя, прикоснувшегося к ее губам. И наконец, после трехнедельного натаскивания Вики произнесла «мама» без всяких подсобных средств.

У нее было неплохое для обезьяны произношение. Но смысла слова она не понимала. За банан, кусок пирога или новую игрушку она могла сказать «мама» каждому, даже не подозревая, что мама для нее только Кэти. Зато она научилась произносить это слово с десятком просительных оттенков. Собственно, именно в интонацию она вкладывала содержание просьбы, так никогда и не усвоив истинного значения слова «мама».

Но это не ее вина. Между человеком и шимпанзе — непроходимая пропасть, потому что относительная масса головного мозга шимпанзе в три раза меньше, чем у человека. При всем сходстве с человеческой, кора головного мозга шимпанзе устроена гораздо примитивней. В частности, в нем отсутствует центр, заведующий у человека речью.

Умеют ли они думать?

В то же время мозг у них достаточно развит, и это обеспечивает способность шимпанзе к сложным формам поведения.

Однажды в лаборатории случилось ЧП. Придя утром в антропоидник, сотрудники увидели настежь распахнутую дверь клетки. На двери в дужке болтался висячий замок с ключами. Обезьяны исчезли.

Их нашли в фотолаборатории. На столе с реактивами священнодействовала Нева. Наморщив лоб и отвесив губу, она орудовала среди склянок. Здесь что? Проявитель? Хорошо... Закрепитель? Тоже хорошо. А это? Чернила? Пойдет...

Неизвестно, что бы предприняла дальше Нева, но тут появились люди. С сожалением она покидала свое рабочее место. Посреди комнаты ее уже ждала Лада, увитая серпантином фотопленки. Шмыгая носами, обезьяны заковыляли к клетке.

А в лаборатории началось дознание.

Кто виноват? Кто последний входил в клетку и не запер после себя дверь?

— Тоня!

— Да заперла я замок! И ключ на место положила...

— Может, они сами? — предположил кто-то. Вечером двое сотрудников сели в засаду.

Хлопнула последний раз входная дверь. Повозились, устраиваясь на ночь в кроватях, обезьяны. В комнате сумрачно. У стены на порядочном расстоянии от клетки белеет столик. На нем, как обычно, злополучные ключи. Тихо.

Вдруг шорох. Над кроватью поднялась голова. Нева. Прислушалась. Негромко ухнула. Тотчас поднялась Лада. Минута — и обе у решетки.

— Зачем ей одеяло? — Тс-с!

В руках у Невы кусок ковровой дорожки. Иногда это ее одеяло. Иногда — матрац. А сегодня...

— Смотри до чего додумалась! Умница! Просунув руку до плеча сквозь решетку, Нева пытается

ковриком сбить ключи со стола. Мимо... Опять промазала... Есть! Ключи летят на пол. Нева изловчается и подгребает их к клетке. Дальше все просто. Зажав ключи в руке, она взбирается по зарешеченной двери до уровня замка и, просунув руки сквозь прутья, начинает возиться с ним. Как вставить ключ в замок, она знает — видела не раз. Какой ключ выбрать из связки — тоже запомнила. Труднее сладить с собственными пальцами. Уж очень они непослушны — уменья в них нет. Да и большой палец маловат. Никак не ухватишь им ключ. Нева кряхтит, сопит, нижнюю губу выпятила. Злится. Но своего добилась: мы слышим щелчок, потом второй. Звякает замок. И негромко скрипит, открываясь, дверь.