Казан

Ее охватил необъяснимый страх. Ко мраку она уже привыкла, но никогда прежде она не была одна в этом мраке, всегда ее охраняло присутствие Казана. В кустах, в нескольких ярдах от нее, послышалось клохтанье куропатки, и звук этот для Серой Волчицы прозвучал словно из другого мира. Мышонок прошуршал в траве возле самых ее лап, и Серая Волчица щелкнула зубами, пытаясь поймать его, но зубы ее сомкнулись на камне. Мускулы ее плеч дергались, она вся дрожала, будто от сильного холода. Она опять страшилась темноты, которая скрывала от нее мир, и терла лапами свои закрытые глаза, словно пытаясь вновь открыть их для света.

Днем она вернулась на равнину, но равнина была теперь как будто другая. Она вызывала страх, и Серая Волчица скоро возвратилась на берег и прикорнула возле бревна — там, где раньше лежал Казан. Здесь было не так страшно, потому что вокруг еще ясно чувствовался запах Казана. Целый час пролежала она неподвижно, положив голову на дубинку, залитую кровью ее друга. Ночью Серая Волчица все еще была на берегу. Когда поднялась луна и заблестели звезды, она опять улеглась в оставленное телом Казана углубление на белом песке.

На рассвете Серая Волчица спустилась к воде напиться. Она не могла видеть, что день наступил темный и сумеречный, что черное небо было сплошным нагромождением тяжелых грозовых туч. Но в душном воздухе она чувствовала приближение грозы, предугадывала вспышки молний, надвигавшиеся вместе с дождевой завесой. Отдаленный рокот грома становился все слышнее, и Серая Волчица клубком свернулась под деревом. В течение нескольких часов над ней бушевала гроза, дождь лил сплошными потоками. Когда гроза стихла, Серая Волчица выбралась из своего убежища совершенно измученная.

Тщетно искала она теперь хоть какой-нибудь след Казана. Дубинка была отмыта дождем, там, где пролилась кровь Казана, песок снова стал белый и чистый. Даже под бревном, где он лежал, не оставалось теперь ни запаха, ни следов.

До сих пор только ужас перед одиночеством во мраке подавлял Серую Волчицу. Вечером к нему прибавился еще и голод. Голод заставил ее уйти с берега на равнину. Десяток раз она чуяла дичь, и каждый раз эта дичь ускользала от нее. Серая Волчица загнала под корень мышь и даже выцарапала ее оттуда лапой, но мыши удалось выскользнуть из-под самых ее зубов.

Тридцать шесть часов назад они с Казаном оставили половину своей последней добычи в двух милях дальше по равнине. Они убили тогда большого зайца. Серая Волчица теперь направилась туда. Ей не нужно было зрения, чтобы найти дорогу. У нее необычайно остро было развито шестое чувство, свойственное всем животным, — способность ориентироваться. Подобно голубю, всегда находящему путь домой, она напрямик, через кусты, побежала к тому месту, где они спрятали зайца. Но здесь уже побывала полярная лисица, а то, что осталось после лисы, растащили сойки и другие птицы; Серая Волчица обнаружила лишь несколько клочков заячьей шерсти. По-прежнему голодная, она побрела назад, к реке.

В эту ночь Серая Волчица опять спала там же, где и накануне. Трижды звала она Казана, но безуспешно. Выпала густая роса и окончательно смыла следы Казана. Однако Серая Волчица еще два дня не покидала узкой песчаной полосы на берегу реки. На четвертый день голод ее стал настолько острым, что она принялась глодать кору на кустах ивняка. Но в этот же день Серая Волчица сделала одно важное открытие. Она пила из реки, и вдруг ее чуткий нос коснулся в воде какого-то гладкого предмета, пахнущего рыбой. Это был крупный моллюск, который водится в северных реках. Серая Волчица выгребла его лапой на берег и понюхала твердую раковину. Потом раковина захрустела у нее на зубах. Серой Волчице показалось, что она никогда не ела ничего вкуснее мяса, оказавшегося внутри раковины. Она стала искать еще моллюсков, и ей удалось найти их довольно много. Она ела до тех пор, пока окончательно не утолила голод.

Еще три дня Серая Волчица не уходила с песчаного берега. Но однажды ночью ей вдруг почудился зов, заставивший ее задрожать от нового непонятного волнения. Новая надежда внезапно возникла в ней. При свете луны она беспокойно забегала вдоль песчаной полоски, поворачиваясь на север, на юг, на восток, на запад. Высоко задрав голову, Серая Волчица прислушивалась, будто пытаясь уловить в мягком ночном ветерке неясные шепоты непонятного голоса. Ей мерещилось, что призыв шел к ней с юго-востока. Там, далеко, за тундрами и лесами, находился ее дом. Может быть, там она и найдет опять своего Казана. Серой Волчице вдруг вспомнилась высокая Скала Солнца и вьющаяся по ней извилистая тропинка: на Скале Солнца настигла ее слепота, там кончился день и началась вечная ночь. Там впервые пережила она радость материнства. Природа позаботилась о том, чтобы эти события никогда не смогли изгладиться из ее памяти, и когда пришел зов, то он пришел именно из этого солнечного мира, в котором когда-то были жизнь и свет, в котором Серая Волчица в последний раз видела луну и звезды на синем ночном небе.

И Серая Волчица, послушная этому зову, оставила реку, где можно было достать пищу, и смело пошла навстречу голоду и мраку, теперь уже не страшась смерти и пустоты невидимого для нее мира. Перед собой она снова видела Скалу Солнца, тропинку, свое жилище между скалами и — Казана.

25. КОНЕЦ СЭНДИ МАК-ТРИГЕРА

А в шестидесяти милях к северу Казан лежал на земле, привязанный стальной цепью, и наблюдал, как маленький профессор Мак-Джил готовит для него похлебку из отрубей с салом. В десяти ярдах от Казана лежал дог; с морды его капала слюна — он уже предвкушал трапезу. Дог выразил свое полное удовольствие, когда Мак-Джил принес ему его порцию; огромный пес заглатывал пищу, а этот человек с холодными голубыми глазами и с проседью в светлых волосах без боязни гладил его по спине.

Ему пришлось вести себя иначе, когда он подошел к Казану. Движения профессора стали осторожны, хотя глаза и губы его по-прежнему улыбались. Может, он и боялся этой дикой собаки, но страха своего не выдавал.

Маленький профессор приехал на Север как представитель одного научного общества. Он треть своей жизни провел среди собак, очень любил их и прекрасно понимал. Он написал уже не одну статью об интеллекте собаки, и статьи эти привлекли к себе внимание в кругах натуралистов. Он любил и понимал собак и потому-то выкупил Казана и дога. Ему понравилось, как эти два великолепных зверя отказались убивать друг друга на потеху тремстам зрителям, пришедшим поглазеть на драку. Профессор уже задумал статью об этом эпизоде. Сэнли рассказал ему историю поимки Казана, рассказал о его дикой подруге, Серой Волчице, и профессор засыпал Мак-Тригера вопросами.

С каждым днем Казан все больше и больше удивлял своего нового хозяина. Никакая доброта и ласка не вызывали в этой собаке ответных чувств. Он ни разу не выказал желания подружиться с Мак-Джилом, но и не рычал на него, не пытался схватить за руку, даже когда представлялась такая возможность.

Очень часто в маленькую хижину профессора наведывался Сэнди Мак-Тригер. Всякий раз при его посещении Казан рвался на цепи, стараясь добраться до своего врага, и не закрывал оскаленной пасти, пока Сэнди не скрывался из виду. Только в присутствии Мак-Джила Казан успокаивался. Он словно понимал, что профессор вмешался вовремя, когда они с догом стояли друг против друга в клетке, предназначенной для кровопролития. В диком сердце Казана Мак-Джил занимал особое место. Казану не хотелось причинять вреда этому человеку. Он терпел его, но в отличие от дога не выказывал ему своего расположения. Это и удивляло Мак-Джила: ему ни разу еще не приходилось сталкиваться с собакой, которую он не мог бы заставить полюбить себя.

Мак-Джил поставил перед Казаном миску с похлебкой. И вдруг улыбка на лице профессора сменилась недоуменным взглядом: Казан ощерил пасть, свирепое рычание клокотало в его горле, шерсть вздыбилась, мускулы напряглись. Профессор невольно обернулся — за его спиной стоял незаметно подошедший Сэнди Мак-Тригер. На его грубой физиономии кривилась усмешка, когда он взглянул на Казана.