Они живут рядом со мной (сборник)

Чужое озеро неподалеку. Рядом с моей лодкой извилистыми язычками чистой воды уже тянулись наброды — следы по траве — других утят. Я вижу издали еще одну утку-мать. Она быстро выплывает из тростника и беспокойно вертится на одном месте… Сейчас состоится долгожданная встреча соседей. Но мои такие послушные до этого утята вдруг выходят из повиновения…

Хозяйка лесного озера еще раз подает голос, и тут же утка-гость тревожно вскрикивает и шумно поднимается на крыло. А пушистые птенцы-утята отчаянно ныряют под лодку. Маленькие бурые комочки выскакивают из воды уже сзади меня и несутся по ручью обратно домой. Они в панике бегут, бегут оттуда, где только что подала голос хозяйка чужого для них утиного дома. И моя лодка, та самая лодка, что прогнала утят из родного залива, заставила прогуляться далеко по ручью, вдруг стала совсем нестрашной рядом с необходимостью нарушить границу чужого владения.

На следующий день я снова, как заправский пастух, прогуливаю по ручью свое пернатое стадо. Утята так же послушно, как и в прошлый раз, шествуют впереди среди листьев кувшинок, так же благополучно добираются до чужого озера, но снова один за другим ныряют под лодку и сломя голову, несутся домой, заслышав голос чужой утки. И опять территория соседа, его хозяйство, его дом остаются запретным местом…

Был у меня в тайге покладистый четвероногий приятель. Быстрый, расторопный медвежонок прижился у моей охотничьей избушки и за каждодневные порции лакомства согласился не слишком поспешно убегать от меня. Я частенько бродил следом за ним по тайге и по-своему расспрашивал его о сложном и разумном хозяйстве медведей.

Медвежонку далеко не хватало той порции вареной рыбы, что отделял я ему от своего не всегда богатого завтрака, и он вынужден был самостоятельно отыскивать в лесу еще что-нибудь более существенное.

Промышлял медвежонок но опушкам и полянам, откапывая там корни растений. В частом высоком ельнике он навещал муравьиные кучи и время от времени основательно беспокоил их хозяев. На болоте мой приятель собирал голубику и клюкву. У края мокрой низины, где тайга редела и обрывалась негустым ольшаником, медведь посещал заросли малины. Но ни малина, ни муравейники, ни опушки не попадались на его пути просто так, как попадаются нам на улицах неизвестного города вывески столовых и магазинов.

При всей внешней беззаботности медвежонок совсем не был бездомным бродягой. Каждое новое утро он, пожалуй, точно знал, куда идти, где и что искать. Когда над тайгой подолгу висели густые, холодные дожди, медведь направлялся в еловые заросли, где было посуше, и ворошил муравейники. Но вот после крепкого ветра с листвы облетела вчерашняя непогода, над ручьем поднимался высокий теплый туман погожего летнего дня, и медведь тут же оказывался в малиннике и ползал там по проложенным ранее тропам около самых ягодных кустов.

Постепенно я изучил пристрастия моего рассудительного приятеля и, присматриваясь к утреннему небу, всегда точно знал, где отыскать его именно сегодня. Заметив издали медвежонка, я прятался за деревьями и подолгу любовался его неторопливыми, расчетными движениями… Но иногда уверенность, с которой будущий хозяин только что ворошил подгнивший пень или подопревший березовый ствол, вдруг пропадала. Медвежонок неожиданно останавливался, растерянно озирался по сторонам, испуганно водил носом, узнавал что-то неприятное для себя и опасливо пятился назад. Потом резко поворачивался на задних лапах и поспешно исчезал в лесу.

Я в таком случае всегда внимательно исследовал «опасное место» и всегда точно устанавливал одну и ту же причину несолидного побега — на пути моего медвежонка попались свежие следы его мамаши.

Я часто слышал и видел эту тяжелую сумрачную медведицу и еще год тому назад успел познакомиться с ее несговорчивым характером. Этой весной я снова встретил следы старой знакомой и был приятно удивлен — медведица оказалась исключительно постоянным животным. Она благополучно перезимовала в теплой берлоге и опять вернулась в старый «дом». Медведица не забыла знакомые места — она бродила по тем же самым тропам, выходила к воде точно там, где я встречал ее прошлым летом, только теперь рядом с ней крутились два крошечных медвежонка.

Эти медвежата родились только в этом году. Весной, когда первая вешняя вода заглянула в берлогу, медвежата вместе с матерью выбрались из зимней квартиры и впервые увидели свет солнца.

В прошлом году этих медвежат еще не было, и в прошлом году рядом с медведицей я видел других ее детей, годом постарше. Сейчас прошлогодние медвежата выросли, и мать-медведица, пожалуй, еще с прошлой осени отправила их в самостоятельную дорогу, отказавшись принять их на зиму в берлогу, где вот-вот должны были появиться новые малыши.

Видимо, один из прошлогодних медвежат и отыскал мою избушку, где получал от меня угощения. Прежнее хозяйство медведицы теперь было необходимо этим двум крошкам, и мать не хотела делить его даже со своим старшим сыном. Это было суровое и трезвое медвежье правило, и мой добродушный приятель по-своему хорошо его знал.

Следы, покопы на тропах, растрепанные муравейники, свернутые лапой пни — такими «пограничными столбами» каждый медведь и обносил свое личное владение. «Дома» взрослых, солидных животных порой отделяла друг от друга даже настоящая «полоса отчуждения». По молчаливому согласию соседей за такую «полосу» принимались либо ручей, либо сухой еловый остров между двумя болотистыми низинами. На острове могли быть ягоды, гнилые пни, муравейники — могло быть все, что составляет излюбленную медвежью пищу, но «полоса» все-таки оставалась ничейной.

У птиц не было «пограничных столбов», они не обносили цепочкой следов свои дома, не оставляли на ветвях деревьев свои пахучие метки. Уток, что поделили между собой лесной ручей, вовсе не смущали перышки и пятна помета, оставленные другим семейством, — их пугал и обращал в бегство лишь голос соседей…

Когда на озере не было волны, я видел далеко на воде больших серых птиц. Это были сторожкие и пугливые чернозобые гагары. Иногда гагары чуть-чуть приподнимались над водой, раз-другой показывали свои белые подкрылья, и тогда мне всегда казалось, что на темной таежной воде вдруг распустились яркие таинственные цветы. Белый огонь раскрытых крыльев быстро гас, цветы закрывались, и гагары опять принимались за рыбную ловлю.

Частенько я отправлялся на лодке поближе посмотреть на этих птиц. Я плыл осторожно, незаметно крался вдоль берега. Казалось, совсем немного — и мне удастся как следует рассмотреть двух маленьких занятных птенцов-гагарят… Но взрослые гагары всякий раз успевали заметить меня. Они быстро-быстро плыли в разные стороны, вытянув длинные гибкие шеи, — и над озером раздавался долгий и печальный звук, очень похожий на стон человека. Родители, подав сигнал тревоги, тут же ныряли глубоко в воду. А птенцы по сигналу тревоги выскакивали на берег и прятались в кустах.

Я хорошо знал, что маленьких гагарят можно отыскать. Стоило остановить лодку и внимательно осмотреть берег, и тогда где-нибудь на камне, поднявшемся среди воды, ты мог увидеть неподвижно сидящего темно-коричневого птенца. Цвет его пушистой шубки сливался с красками мокрого валуна, сверху гагаренок совсем был незаметным, и только с воды удавалось разобрать, что на камне вдруг появился маленький комочек.

Я никогда не беспокоил птенцов и при первом же крике-тревоге тут же отступал. Родители-гагары появлялись из воды далеко от моей лодки, осматривались по сторонам, не видели прежней опасности, и вместо стона из дальнего угла озера доходил ко мне звонкий и отчетливый сигнал отбоя. «Ку-ку-вы. Ку-ку-вы», — по очереди оповещали гагары тайгу о том, что враг наконец отступил.

Сегодня я не еду к гагарам. Я жду их у невысокой гряды камней, что делит озеро на две примерно равные части, на два угла. И в каждом углу озера обитает свое семейство быстрых, чутких птиц…

Над озером еще низко лежит мокрый и густой туман. За туманом пока не видно каменной гряды — еще надо ждать, ждать тихо и незаметно… Седые клочья тумана постепенно редеют, ползут к берегам — и вот уже видно тайгу — тайга медленно занимается утренним светом. Туман становится все прозрачнее — и наконец я вижу птиц. С обоих концов озера к камням направляются гагары — пара гагар появляется слева и пара гагар справа от каменной гряды. Кажется, что эти птицы не замечают друг друга и не собираются встречаться — кажется, они просто что-то рассматривают в воде, как, во время рыбной ловли, не находят разыскиваемого и все ближе и ближе подвигаются к каменной границе.