В бобровом краю

В тот солнечный июньский день Короткоухий и Меченая испытывали тревогу. Они тихо и напряженно стояли возле логова, повернув головы в сторону звуков, исходящих с вершины оврага. Пятеро серых увальней-волчат, недавно резвившихся на полянке, по сигналу-приказу волчицы только что скрылись в убежище и затаились там. Волки боялись именно за них и были наготове: возможно, опасность так близка, что надо хватать волчат и перетаскивать в другое место.

Волчьей семье не раз угрожала опасность сверху, ведь тропой над Логами ходили и грибники, и ягодники, и охотники. Но скат оврага был крут, и даже собаки не рисковали по глинистой осыпи спускаться вниз.

Лесник Алексей Семеныч из Подсосен, высокий пожилой мужчина в кителе и форменной фуражке, вел на поводке Альму, свою серую лайку. Вел, зная, что логово где-то тут, рядом. Три лета подряд, он, опытный охотник, пытался выследить волков, но терпел неудачи. И вот совсем недавно ему пришла мысль — залезть с биноклем на одну высокую разлапистую ель. Затаившись в ее ветвях, Алексей Семеныч обозревал Лога и прилегающий к ним лес. Интересовала его более всего поляна между Логами и лесом. Бинокль приблизил ее…

Несколько раз влезал лесник на эту ель и наблюдал одну и ту же картину: трепещущие листья осинок, а ниже — зеленый прогал. Совсем не случайно всматривался он в этот прогал. Еще зимой он часто находил на краю его волчьи следы. Может быть, волки ходят здесь и летом? И вот его догадка подтвердилась. Меченая вышла на поляну (пятно на шее он сразу заметил), держа в зубах пойманного зайчонка. Зрелище было коротким: волчица пересекла прогал и ее скрыли ветки. Руки у лесника задрожали, когда он убрал бинокль от глаз. Неужели он напал на след?

Дня через два ему еще раз удалось увидеть волчицу. Шла она в том же направлении, на этот раз с птицей в пасти.

Около поляны было несколько оврагов. В котором искать? Лесник считал, что Альма поможет ему в этом. И вот с собакой на поводке, найдя пологий спуск в Лога, лесник выбрался на поляну. Определив по приметам место, где видел Меченую, Алексей Семеныч сказал:

— Альма! Ищи!

Лайка поглядела на хозяина умными глазами и, опустив голову к земле, повела его вперед.

Часа полтора продирались человек и собака через густую траву и заросли кустарника, взбирались на склоны оврагов, залезали в такую глушь, что, казалось, не вырваться им из крепких лесных объятий, но выход лесник находил всегда, с помощью своего маленького, но острого топора. Иногда ему казалось, что Альма ведет по следу прямо к логову, но, вконец выбившись из сил, лесник вынужден был прилечь на землю для отдыха. Он воочию убедился, что Лога ему не выдадут волков. К чему теперь ему Альма? И лесник снял с собаки поводок. Лежавшая с устало высунутым языком лайка тотчас встрепенулась, вскочила на ноги и, как это бывало раньше, молча бросилась в заросли. Через некоторое время лесник услышал ее лай. Он был такой, что лесник, забыв усталость, пошел прямо на него. В устье оврага путь ему преградила гуща шиповника. Не раздумывая, он стал торопливо прорубаться через колючие кусты топором. А Альма подстегивала его своим голосом, так как лаяла она «по зверю».

Исцарапав о ветви свои крепкие узловатые руки, лесник пробился наконец к маленькой поляне, окруженной со всех сторон стеной шиповника, и увидел Альму у большого куста можжевельника. Она лаяла, уставясь на дыру волчьего логова.

«Наконец удача», — радостно подумал лесник, опускаясь на колени возле темного отверстия. Вдохнув, он сразу ощутил оттуда острый запах живого зверья.

Да, это была одна из удач, которые не так уж часто посещают охотников. Лесник вынул из логова и унес с собой большеголовых волчат. Конечно, он не предполагал, что в отдалении по лесу за ним идут Меченая с Короткоухим.

…А в полночь сквозь сон, лежа на постели, Алексей Семеныч услышал предсмертный вопль Альмы. Выскочив из избы с ружьем, он стал стрелять за околицу в темноту.

На рассвете он нашел останки собаки — шкуру и внутренности — рядом в лесу.

По следам лесник установил, что собака почему-то вышла из-под крыльца, где обычно спала, перелезла между жердями изгороди и очутилась за околицей. И вот здесь, на пыльных колеях дороги, произошла схватка.

Отпечатки лап большого волка говорили, что Короткоухий отрезал Альме путь отступления к изгороди, а Меченая на нее напала.

«Бедная моя Альма, — думал лесник, разглядывая на дороге путаные полосы от когтей. — Ты защищалась упорно! Но что же ты могла сделать против двух таких сильных и хитрых зверей?»

Закапывая останки собаки, лесник думал, что не будет ему теперь покоя до тех пор, пока живут в Приозерницком лесу волчица Меченая и волк Короткоухий.

Лет пять назад от большой волчьей семьи уцелели двое: матерый отец-волк и волчонок с белой меткой на шее. Малышу, привыкшему к играм с братьями и сестрами, к ласкам матери-волчицы, теперь было скучно сидеть одному в новом необжитом логове и совсем в другом овраге. Волчица принесла его сюда в зубах и куда-то исчезла. Матерый не умел рассказывать, но волчонок смутно чувствовал, что стряслась беда. Он не понимал, отчего у матерого в глазах бывает грусть, отчего он так лижет и «целует» волчонка. А матерый скучал по волчице.

…Нет, никак невозможно высидеть в норе одному! Инстинкт говорит, что опасно, а любопытство берет свое. И волчонок выполз к свету и теплу. Здесь, на новом месте, скат от логова был круче и зарос травами и кустарником, и потому волчонок ничего не видел, кроме зеленых веток, колыхавшихся над головой. Пробивалось между листвой солнце, грело волчонку то лапу, то нос. Волчонок лежал на бугорке спиной к норе и настороженно вслушивался в быстротекущую жизнь оврага. Вот прожужжал шмель, выпутываясь из-под веток, пискнула прошмыгнувшая в траве мышь, где-то высоко на сосне цокала белка, встревоженная появлением куницы, внизу, в овраге, что-то журчало, монотонно и без перерыва, — волчонок пока ничего не знал о роднике.

Но вот громкий шелест перебил журчание, и волчонок, прислушиваясь, привстал, чтобы немедля скрыться в логове. Чьи-то приближающиеся шаги! Да нет же, это не опасность! И только голова большого волка оказалась рядом, как волчонок рванулся к нему и радостно лизнул его в нос.

Через минуту волчонок накинулся на отрыгнутую матерым пищу — изжеванных птенцов. Волчонок быстро их проглотил и сразу потолстел. Еды ему теперь доставалось столько, сколько раньше приходилось на нескольких. Затем волчонок подполз к матерому, лежавшему у входа в нору, прижался к его мягкому теплому боку и заснул.

Матерый подвел волчонка к елке и остановился, поводя носом. Волчонок, подражая, тоже стал принюхиваться: запах был знакомый и волнующий. Волчонок шагнул вперед, запах стал острее. Он сунул голову под ветку и увидел плотно сидевших в гнезде рябчат. Они были словно мертвые — недвижимы и с закрытыми глазами. Через минуту волчонок пожирал их.

Вскоре волчонок по запаху отыскал дрозденка, только что покинувшего гнездо. Дрозденок был серенький, почти оперенный, с желтой каймой у клюва. Замерев, он сидел на ветке черемухи недостаточно высоко над землей и никак не догадывался перебраться чуть выше. Дрозды-родители, пытаясь защитить птенца, с громким стрекотаньем пронеслись над волчонком, нацеливаясь клювом в голову, и, кажется, на некоторое время оттянули трагедию — волчонок испуганно прижался к земле. Но затем, набравшись храбрости, он приподнялся, подпрыгнул и сбил лапами птенца с ветки. Ел он птенца, уже не обращая внимания на отчаянный крик дроздов.

…Какое это было солнечное благодатное время! В траве и на ветках деревьев всегда кто-нибудь копошился, слабый, бестолковый, не умеющий при виде опасности ни быстро улететь, ни убежать. И хотя волчонок был сам не очень ловок и силен, ему нередко удавалось хватать добычу и наедаться мясом. А от удач у волчонка развивалась уверенность в самом себе.