О пижонстве

Александр Власенко

О пижонстве

Выпендреж отличается от пижонства, как авантюра от аферы. Выпендреж – это проявление куража – того необходимого настроя, состояния духа, без которого не бывает по-настоящему красивой дрессировщицкой работы. А когда она красива? Когда сложна, когда на грани фола, но при этом риск просчитан или предугадан до мелочей. Когда мастер управляет ситуацией, которая, как показалось бы стороннему наблюдателю, не может уже оставаться подконтрольной. То есть эффектный выпендреж без сучка и задоринки – черта работы профессионала.

А пижонство произрастает не из куража, не из неодолимого стремления к совершенству, а из самоуверенности, из гонора либо из пофигизма. Оно лишь только на первый взгляд сходно с выпендрежем. Пижон не владеет в полной мере интуицией и расчетом, а надеется на ту кривую, которая вывезет. Уповать же надо на предусмотрительность и мастерство, а не на одно только случайное везение. Потому пижон может провалиться и опозориться в самой обыденной ситуации. В пижонстве нет надежности. Пижон, который таков по складу своей личности, ощущает свою несостоятельность и зачастую натужно выпячивается не в сложном, не там, где можно оценить высокий класс работы, а на дешевке, на банальном. Ему никогда не хватает скромности и здоровой самооценки. Так, например, дрессировщик, хвастающий своими шрамами, оставленными на нем собаками тогда, когда можно было с тем же результатом обучения обойтись без единой царапины, – типичный пижон. Настоящий профессионал стыдится своих ошибок.

Пижонство – свойство дилетанта, который хочет казаться профессионалом.

1

В Кирово-Чепецке общегородским праздником был День химика. Как сейчас – не знаю, но тогда он отмечался почти всеми кирово-чеп… (чепчиками? чепцами? а вот и неправильно – чепчанами!), потому что значительная часть городского населения трудилась на химическом комбинате, а не менее значительная по причине разногласий с советским законодательством пребывала на «химии». И немного было семей, в которых хоть кто-нибудь не относился бы к той или иной причастной празднику категории. На таких торжествах заведено предварять истинно народные гуляния всякими более культурными мероприятиями, не связанными напрямую с обычаем неумеренного потребления горячительных напитков. Наряду с самодеятельностью и спортсменами для показательных выступлений иногда приглашали и собаководов из общественных организаций. Но поскольку о нас вспоминали в последнюю очередь (как правило, лишь когда выяснялось, что нужно заткнуть какие-то не предусмотренные сценарием дыры), то редко упреждали об этом заранее. А ведь показуха с собаками, какая бы ни была она простая, времени на подготовку все равно требует.

И вот, огорошенный за три дня до праздника такой новостью, заседал как-то актив общества «Содействие» и обдумывал программу выступления. За такой срок, все понимают, не то что стоящих номеров не подготовить, но даже и людей с приличными собаками собрать вместе невозможно. Но так или иначе, а выкручиваться надо. Решили ограничиться примитивом: для разогрева публики – одновременной работой щенков, благо они как раз обучение по курсу послушания заканчивают, ну и – основным блюдом – кусанину покрасивее надо изобразить, без нее никак. Любит народ атавизмы свои пещерные насытить, посмотреть на телесные терзания и лязг зубовный в исполнении ближнего своего и группы свирепых хищников. Не сомневаюсь, что в массе своей зрители предпочли бы на месте собак видеть берберийских львов. Увы, за неимением последних, а также ввиду неумолимого прогресса общечеловеческой морали им приходится довольствоваться лишь нашим нынешним, слишком цивилизованным и хилым эрзацем гладиаторского единоборства, где кровь может пролиться только исключительно случайно. Но ведь надежда остается! Опытным путем определено и многочисленными наблюдениями установлено: народу можно любой красоты и сложности показуху предложить, но если не будет в ней «кусачек», то невелика в его глазах цена будет этой показухе. Что тут поделаешь, всякий релаксирует в меру недостатков своего воспитания, и данный выбор еще не из худших. Как гласит вечно живая мудрость, «чем бы дитя не тешилось, лишь бы не», а далее по вкусу: героином, однополой любовью, политикой, ядерным чемоданчиком… В общем, альтернатив в избытке. Но руководству клуба углубляться в социально-моральные проблемы ни к чему, для нас главное то, что надо угождать публике, потакать ее пристрастиям – тогда и без качества можно обойтись. Этот основной закон шоу-бизнеса и в ту пору был прекрасно известен в любом клубе служебного собаководства. И, естественно, дрессировщики, которые занимались показухами, никогда не отнимали у народа его последней надежды на кровопролитие – самим невыгодно.

Кого будут кусать, это понятно – меня. А кто? Давайте, говорят, Иргу попробуем.

Ирга – матерая «немка», не шибко ладно скроенная, но зато из очень прочного материала. А башку ее из-за размеров иначе как чайником и не называют. Пару клыков к тому времени она себе уже наполовину обломала, но радости кусаться от этого не утратила. Давно ее, правда, по-серьезному не проверяли, да и скоростью атаки она никогда не отличалась, однако челюсти у нее что надо.

Одно плохо – защитный рукав поистрепался, совершенно непрезентабельно выглядит, стыдно с таким на люди выходить. «Ничего, – думаю, – сошью другой. Хороший – не успею, но, чтобы разок сработать под собачкой хватило, какой-никакой сварганю». И сварганил, именно что «какой-никакой», на скорую руку. Мы как раз на питомник новый дрессировочный костюм получили. А эти дрески тогда стали делать ну до того пакостно, совсем не так, как раньше. Прежние-то крыли толстенной парусиной, ваты на подкладку тоже не жалели и прошивали на совесть – настоящим льняным суровьем. Оно, конечно, все равно не современная синтетика, но запас прочности был изрядный – рукава и штанины поначалу еле гнулись, приходилось палками полдня расколачивать, чтобы пользоваться можно было. А потом, по мере того, как экономика становилась все более экономной, парусину заменили хлипким брезентиком, ваты здорово поубавили, вместо суровых ниток стали использовать обычные, какими рубашки шьют. Дошли до того, что по скаредности и припуска на швах не предусматривали, и немало из-за этого было случаев, когда собака первой же хваткой отрывала напрочь рукав, оставляя фигуранта в состоянии крайнего недоумения и повышенной опасности. В общем, ситуация как в советском автомобилестроении с выпуском «жигулей»: первая партия – катайся на здоровье, а тем добром, что потом начинали гнать на поток, без превентивного ремонта мог пользоваться только доверчивый дурак или самоубийца. Вот и у нас, в служебном собаководстве, идиотов да мазохистов вращалось не то чтобы очень уж много, а поэтому дрескостюмы сразу по получении пускались в творческую переработку: тут подшить, там усилить…

Взял, значит, я штаны от этого костюма, одну штанину в другую продел – чем не защитный рукав? Кусок войлока между штанинами вставил, поближе к локтю. Надо бы подложить и второй, чтобы кисть понадежнее прикрыть, да возиться не хотелось. «И так, – думаю, – сойдет. Если на встречной атаке собака ударит в локоть и попадет по нерву – удовольствий на полчаса точно хватит. А кисть, ну уберу кисть, разве ж не успею?» Подшил все быстренько, лямочки-тесемочки приладил и прочее. На всякий случай проверил свежеиспеченный продукт на молодых кобелях (старых – ну в баню: порвут еще, потом опять сиди с иголкой!). Пробивают чувствительно, конечно, особенно как раз на кисти. Но терпеть можно. С тем назавтра и пошел на показуху.

А мероприятие на футбольном стадионе. Стадион переполнен. Публика в основном уже тепленькая. Собак завидели, шумят, крови жаждут.

Вот щенки под слабые аплодисменты отработали, пора и нам с Иргой на выход. Хозяйка держит ее у одних ворот, я бегу от других. Прикидываю, как бы это нам с жучкой встретиться точно в середине поля. Рассчитал расстояние, махнул стеком – Иргу по этому сигналу отпустили, и полетела она, да с таким небывалым у нее азартом, что я даже удивился: во раскочегарилась, старая плесень! Прибавляю ходу, чтобы все-таки в центре поля с собакой столкнуться, кричу, прутом над головою размахиваю. Тогда общепринято было встречать собак на быстром беге, лоб в лоб, жестко, а не как сейчас – с уходом в сторону, мягким приемом, разворотом под собаку и «дорожками» (для неосведомленных: «дорожкой» называется фортель, привнесенный в дрессировку, похоже, из области балетного искусства, когда фигурант в момент хватки доворачивается на собаку так, что оказывается бок о бок с ней, а затем, осторожно приглаживая ей шерсть той мухобойкой, которую нынче принято использовать вместо стека, бежит на пару с собакой несколько метров по прямой). Очень ценились овчарки, которые при сближении с фигурантом не тормозят, а наоборот, наддают скорости и вылетают на него дальним и высоким прыжком с трех, а то и с четырех метров. Но собак с таким прыжком в самых лучших из рабочих – старых восточногерманских линиях – было немного. А высшим классом считалось, если собака, изогнувшись в броске, ухватит крепко за плечо и, пролетев своим корпусом мимо, закрутит фигуранта в пируэт и уронит на землю. Или, еще лучше, если протаранит так, что у фигуранта ноги вперед вылетают и шмякается он на пятую точку опоры, а то и на спину. Но Ирга, как и почти вся ее родня, работает без прыжка. Поэтому, чтобы эффектно смотрелось, надо принять ее очень точно, почти до сантиметра, на приподнятый локоть и только в последний миг немножко отклонить корпус от прямого удара. А тут я вижу, что этот раззадоренный сучий потрох явно ошибается с прицелом. Дистанции осталось всего ничего, и если не поберечься, то Ирга с разлету проскочит под рукавом и влепится мне в живот. Поскольку мне по ряду причин претит подобное развитие событий, я несколько сбавляю обороты и начинаю прежде времени уходить в сторону. Ирга в ответ меняет траекторию своей атаки, и в следующее мгновение… А в следующее мгновение у меня в глазах темным-темно! На трибунах стоял ор, и вряд ли кто слышал, как орал я. А я орал, потому что в полном соответствии с законом подлости эта змея подколодная поймала меня за ту самую кисть, которую неохота мне было накануне защитить получше, прикрыть лишним куском войлока.