Дух Льяно-Эстакадо

— Делайте, как хотите, мастер Фрэнк! В целом я считаю, что вы правы, но ни на миг не сомневаюсь, что в очень скором времени мы станем задушевными друзьями.

— Я тоже так же думаю, потому что от господина Хельмерса я узнал, что вы много странствовали и пережили. Вы должны походить на Боско 28.

— Боско? Вы о нем слышали?

— Только ли слышал? Я видел его и даже говорил с ним.

— О! И где же?

— Вам, может быть, известно, что он жил поблизости от Дрездена, где потом и умер. Там его знал каждый. Иногда он приходил в Морицбург, чтобы посмотреть в местном охотничьем замке на кожаную обивку стен и оленьи рога. Вы знаете, там есть рога с двадцатью четырьмя, с пятьюдесятью отростками, один экземпляр — так даже с шестьюдесятью шестью. После этого он имел обыкновение столоваться в гостинице «А-ля Куарте». И вот там-то однажды я встретился со знаменитым Боско. Он сидел впереди, я — сзади, но наши зонты оказались по соседству. Я ушел раньше него и ошибся, схватив его шелковый зонт, а свой, шерстяной, ярко-красный, с голубой каемкой, оставил лежать. Он вовремя заметил мою ошибку и закричал: «Эй, ты, дурень, раскрой глаза! Может быть, ты думаешь, что я потащусь в Дрезден под такой пожарной крышей?» Разумеется, я поменял зонты, отвесив мэтру вежливый глубокий поклон, и с большим удовлетворением направился к двери. Его слова, возможно, показались бы для профана не слишком вежливыми, но посвященный очень хорошо знал, что великий дух говорит только крылатыми словами, к которым должен применяться масштаб особой чувствительности. Вы, образованный гражданин Земли и защитник родственников, должны это понять и выдать мне Testemonicum pauperenzia 29, что можно по праву гордиться беседой с этим великим художником.

— Разумеется, я соглашаюсь с вами, — сказал Плутишка Фред, кивнув головой, а потом добавил: — Но больше всего в вас мне нравится именно то, что вы знали моего учителя.

— Боско? Он был вашим мастером?

— Да, хотя это выражение отдает ремесленничеством. Я помогал многим его знаменитым коллегам и объездил с ними почти всю Европу и Северную Америку.

— А кем бы были прежде?

— Сначала я ходил в гимназию, где…

— Увы! — прервал его Фрэнк. — Этого я вам рассказывать не рекомендую.

— Почему?

— Потому что у меня сильная идиосимпатия 30 против всего, что связано с гимназистами. Эти люди зазнаются. Они не верят, что какой-нибудь служащий лесного ведомства тоже может быть корифеем, хотя бы в своем деле. Я не раз убеждался в этом. Конечно, убедить таких людей, что я именно та личность, которая обгоняет их гигантскими шагами, было для меня плевым делом. Итак, вы вытерпели мелочное искусство обучения?

— Да. Разделавшись с гимназией, я по совету моих покровителей посвятил себя живописи и посещал академию. Способности у меня были довольно хорошие, но терпения — увы! — никакого не оказалось. Я устал и спустился от искусства настоящего к суррогату — стал цирковым наездником.

— Ого! Правду сказать, тут я мог бы пожалеть вас!

— Да, да, — серьеезно кивнул Плутишка Фред. — Я был бойким парнем, но безалаберным и без эдакой внутренней стойкости. Словом, я был легкомысленным. Тысячи и тысячи раз каялся я в своем легкомыслии. Кем бы я был сейчас, прояви я в свое время упорство!

— Ну, талант, видимо, у вас еще остался. Начните жизнь сначала!

— Теперь? Когда пропала юношеская энергия… Вообще-то мне необходимо управиться с делом, которое удерживает меня на Западе.

— Можно узнать, что это за проблема?

— Я никогда не говорю об этом. Скажу только, что я должен найти одного человека, которого до сих пор напрасно пытался отыскать.

— Возможно, я бы оказался полезным, если бы вы пожелали мне открыть, что это за человек.

— Это — моя тайна.

— Жаль, очень жаль! В ближайшие дни я встречусь с людьми, знающими чуть ли не каждый уголок Запада. Может быть, они бы оказали помощь советом или действием. Естественно, я имею в виду Олд Шеттерхэнда, Толстяка Джемми, Длинного Дейви, Виннету…

— Виннету? — прервал его Фред. — Вы говорите о знаменитом вожде апачей?

— Да!

— Ага! Ну, вы должны бы знать, почему он принимает участие в любом опасном путешествии. Значит, и с ним вы тоже встретитесь?

— Конечно!

— Где?

— Это он сообщит только Олд Шеттерхэнду. Возможно, на той стороне Льяно-Эстакадо.

— Хм! Тогда и я надеюсь его повидать, потому что тоже намерен перебраться через Стейкед-Плейнз.

— В одиночку?

— Нет! Меня наняла какая-то компания. Я должен провести их через пустыню, а потом проводить до Эль-Пасо.

— Значит, это не обитатели Запада, если им нужен проводник? — спросил Хельмерс.

— Нет. Это янки. Они хотят перебраться через Эстакадо, чтобы на той стороне, в Аризоне, заняться каким-то прибыльным делом.

— Уж не алмазами ли?

— Да, именно ими. Кажется, с собой они везут значительные суммы денег, чтобы подешевле скупить камни на приисках.

Хельмерс покачал головой, а потом спросил:

— Ты, значит, веришь в открытие алмазов?

— А почему бы нет?

— Хм! Я считаю эту алмазную историю большим надувательством.

Он был прав. Как раз в то время появились слухи, что где-то в Аризоне найдены целые россыпи алмазов. По именам перечисляли людей, которых счастливая находка делала богачами в считанные дни. Показывали даже сами алмазы, настоящие и даже иногда очень ценные, будто бы найденные на тех россыпях. За несколько недель слухи пересекли континент. Золотоискатели Калифорнии и северных округов бросили свои доходные участки и поспешили в Аризону, но там землю уже захватили спекулянты. В большой спешке рождались компании, в распоряжении которых оказывались миллионы наивных акционеров. Перспективные делянки надо было выкупить, прежде чем начать на них поиски. Ни одна заявка не утверждалась. Агенты сновали туда и сюда с обнадеживающими пробами породы в руках. В должностных кругах эти пробы интерпретировали в зависимости от ситуации. Агенты старались изо всех сил, раздувая всеобщий интерес, и в кратчайшее время алмазная лихорадка на несколько градусов превысила отшумевшую уже золотую.

Осторожные люди, однако, крепко держались за свои карманы, и предсказываемая ими неудача случилась очень скоро. Весь этот крупный обман был инсценирован несколькими продувными янки. Они вынырнули из неизвестности и снова исчезли, так и не позволив себя узнать. Естественно, вместе с ними растворились и миллионы. Напрасно кляли их акционеры. Большинство держателей акций, кстати, так и не признались во владении этими теперь уже обесцененными бумагами. Они просто не хотели, чтобы их ко всему прочему еще и высмеяли. А столь быстро прославившиеся алмазоносные земли вновь стали пустынными, как и прежде. Обманутые и разочарованные старатели вернулись назад, на свои прежние участки, но нашли там других, оказавшихся поумнее и обустроившихся на брошенных делянках. Тем все и кончилось, об алмазах никто больше не вспоминал.

Описывавшиеся до сих пор сцены происходили как раз вскоре после начала алмазной лихорадки. Фермер принадлежал к тем, кто не доверял слухам. Плутишка Фред, напротив, считал:

— Я бы не хотел сомневаться в подлинности молвы. Если где-то находили алмазы, то почему бы некоторым из них и не лежать в Аризоне? Впрочем, меня это не касается. У меня есть лучшие дела. Что вы на это скажете, мастер Фрэнк? Суждение человека с вашей проницательностью, вашим опытом и знаниями может стать очень полезным для нас.

Хромой Фрэнк, очень польщенный, ответил:

— Меня радует, что вы с таким доверием обращаетесь ко мне, ибо вы нашли в моем лице верного адресата. В данном случае я мог бы блеснуть своими глубокими минералогическими познаниями. Я мог бы объяснить, как из воздуха, мела, поваренной соли и стекла образуется алмаз, вследствие чего он и становится прозрачным, но я знаю, что вы провели достаточно предварительных опытов, чтобы последовать за моими элегантными временными конструкциями. Ваш дух просто не привык к подобным пластичным спектральным методам и легко мог бы получить зрительные и слуховые галлюцинации. Я мог бы рассказать, как шлифуют алмаз. При этом отдирают стенку от использованного спичечного коробка и постепенно трут ею камень. Однако и этот рассказ требует достаточно богатого воображения. Поэтому я безо всяких обиняков хочу вытянуть из хлева быка за рога, из каковой притчи вы сейчас же услышите все, что хотите знать. Если говорить об алмазах, то я придерживаюсь мнения, что это очень хорошее дело, но есть и другие вещи, столь же прекрасные. Когда у меня появляется волчий аппетит, то копченый тюрингский сервелат дороже для меня самого крупного алмаза. А когда у меня разыграется жажда, мне не утолить ее никаким бриллиантом. Разве человеку хочется большего, чем сытно поесть и вдоволь попить? Я вполне доволен собою и своей судьбой. Не надо мне никаких драгоценных камней. Или мне все же стоит пощеголять ими, подвесив на свою амазонскую шляпу? Но там уже есть перо, и этого мне вполне хватит. Итак, если бы я знал, что там, в Аризоне, я найду драгоценный камень примерно такой же величины, как гейдельбергская бочка 31 или, по меньшей мере, как спелая тыква в три центнера весом, тогда бы я поехал туда и взял его. Но меньшего я уже не хочу — это была бы для меня слишком ничтожная добыча. Однако ведь нельзя вообще утверждать, найдется ли там хоть что-нибудь, ну, а если и найдется крошка величиной с маковое зернышко, то зачем она мне! И ни один человек не заманит меня на алмазное месторождение. Да и не бывает таких алмазов, что весили бы три центнера. Таково мое скромное мнение, и каждый разумный человек здесь вполне со мной согласится. Кто же захочет мне возразить, пусть попытается, только я этого ему бы не советовал, иначе ему придется собирать свои конечности по всей округе.