Токей Ито (Художник А. Громов)

Хавандшита снова взял барабан. То нарастая, то затухая, удары складывались в будоражащий душу ритм. Однако никто не обращал на них особенного внимания, пока ярко пылал огонь для Токей Ито. Но когда пламя сникло и тени забегали по остывающей груде пепла, люди начали прислушиваться. С испугом поглядывали все в сторону пятнистых бизонов. Друг за другом начали они перебираться через ручей назад к своим палаткам, прочь от скота.

Четанзапа остался на той стороне, где было стадо, вместе со Своими сыновьями и Адамсом. Тут же были Томас и Тэо, Чапа и женщины — все те, кто открыто стояли за новую жизнь. На этом же берегу, но несколько поодаль от остальных остался и делавар. Мальчики подумали, как нелегко человеку, который четырнадцать лет кочевал по прерии, решиться стать оседлым ранчеро. Но причина колебаний делавара была иной.

— Хавандшита замышляет недоброе, — подавленно произнес Четанзапа. — Он знает, что мечты о бизонах не более чем мечты.

В этот момент распахнулась палатка жреца и из нее выскочил Хавандшита. На голове у жреца был череп медведя, лицо и плечи скрывала накинутая сверху медвежья шкура. Перья, змеиные шкурки, чучела птиц — все это висело на нем, трепыхалось во время танца, шелестело, трещало. И в порывистом, сопровождаемом беспорядочными звуками танце тоже не было ничего человеческого. Он вызывал безотчетный животный страх перед неведомым. Жрец метался по кругу, предрекая несчастье, грозящее сыновьям Большой Медведицы. Молчание установилось вокруг. В куче золы потухли последние искорки, всех окутала тьма. Животные, напуганные гортанным бормотанием жреца и резкими выкриками, стали проявлять беспокойство. Жрец между тем приближался к ручью. Шунктокеча стоял, как вкопанный. Он так и оставался в стороне от группы Четанзапы, где были Бобер, Мальчики Медведицы и Ихазапа. Жрец уже не раз и не два протягивал свой жезл в сторону делавара, как будто бы именно в нем он видел источник грядущих бед. И вот он наконец остановился прямо против Шунктокечи, у самой воды, отделенный от него только ручьем.

Шунктокеча не шевелился.

Замер и жрец с угрожающе устремленным на него жезлом. Лишь ветер шелестел звериными и змеиными шкурками, связками перьев.

Словно подчиняясь чарам жреца, делавар сделал три шага вперед, и ступни его оказались на кромке берега. Вода лизала его мокасины. На противоположном берегу стоял жрец.

Хапеда и Часке с тревогой следили за событиями.

Жрец издал резкий вопль и сорвал с себя медвежью шкуру.

— Токей Ито умирает! — возопил он. — Умирает сейчас!

Тихий многоголосый стон раздался во тьме.

— Умирает из-за тебя, делавар!

Мальчики почувствовали, как екнули их сердца и сдавило грудь. Шунктокеча с видом обреченного так и не шевелился.

— Отвечай, делавар! — взвизгнул жрец. — Кто расстрелял патроны Токей Ито? Кто виноват, что он стал под пули Рэда Фокса с луком в руках?

Установилась страшная тишина. Делавар поник и медленно снял с себя все оружие. Он положил на траву нож, томагавк, револьвер, ружье.

Мальчики посмотрели на своего отца Четанзапу, взглядом умоляя сказать хотя бы слово.

— Да, это так, — шепнул Бобер Четанзапе. — Он был всегда хорошим, но в то же время торопливым стрелком. Когда Рэд Фокс во время грозы напал на наших женщин и детей и у нас не хватало пуль, Шеф Де Люп взял ружье вождя и стал стрелять. Да, это правда, что Токей Ито из-за этого с луком и стрелами пришлось выступить против ружья Рэда Фокса. Горе нам, если Токей Ито… — и Бобер замолк.

Шунктокеча пошел. Пошел один. Никто не сказал ему ни слова. Медленно направился делавар к лесу.

Жрец опустил жезл. Он снова натянул на голову и плечи медвежью шкуру, и спрятал под ней свое лицо. Он снова принялся танцевать, но танцевал теперь по-другому. Он уже больше не вздымал жезл с угрозой, а, крадучись отступая, шарил им по земле, что-то отыскивая.

Жрец носился туда и сюда и сам казался каким-то ночным духом. Шуршали и трещали его амулеты. Мановением жезла он повелел остановиться следующей за ним толпе. И все замерли там, где их застал его жест.

Никто не знал, что собирается делать жрец. Как черная тень он танцевал в своем диковинном наряде, отодвигаясь по ночному лугу все дальше и дальше от людей. Но вот он остановился, нагнулся, снова выпрямился. Все так и отпрянули в сторону: вдалеке на лугу вспыхнул бизоний череп, он как будто бы запылал огнем — зеленоватым необыкновенным светом. Маленькие дети с криками бросились назад к палаткам. Черная тень жреца заметалась вокруг пылающего черепа, временами закрывая его.

Хапеда и Часке взялись за руки так, как когда-то в пещере Медведицы. Грозовая Тучка встала около Хапеды. Она вся дрожала, зубы у нее стучали.

— Череп пришел, — с трудом произнесла она.

Юноша в переднем ряду закричал от страха и, как преследуемый зверь, побежал назад, в лес.

— Мы должны охотиться на бизонов, на диких бизонов! — возопил жрец и бросил свой жезл, как копье, в Чапу. Жезл воткнулся острием в землю у самых ног воина. Тот не шелохнулся. — Мужчины дакота, убейте вонючих пятнистых тварей! Кто бережет пятнистых тварей уайтчичунов, кто пьет белое заколдованное молоко — тот умрет! Дух дикого бизона придет и убьет их!

Многие, по примеру юноши, побежали прочь. Они тоже хотели таким образом спастись от духа бизона. Но Четанзапа и Чапа не бежали, они остались.

У Хапеды прямо-таки перехватило дыхание. Одной рукой он сжал правую руку Часке, другой — схватил ручонку Грозовой Тучки. Он думал об одном: надо выстоять, нельзя дать убить пятнистых бизонов. Он, мальчик, должен противостоять могущественному жрецу, старейшему в роде. Он должен действовать так, как на его месте действовал бы Токей Ито. Но Токей Ито был далеко, и никто не мог помочь мальчикам. Хапеда и Часке должны были сами проявить мужество. Не испугалась и Уинона. Она держала Грозовую Тучку за другую руку и тоже оставалась на месте.

Из пылающего черепа с шипением полыхнул в ночное небо сноп зеленого и красного огня, огненный дождь посыпался вниз. Казалось, огонь «дикого бизона» покушался на людей и луга.

Хапеда услышал позади себя громкие крики ужаса и призывы:

— Убить пятнистых бизонов! Убить их!

Он понял: надо, чтобы случилось что-то такое, что разрушило бы чары жреца, иначе все пропало. Наверное, мальчик не решился бы, если бы не Уинона. Но сестра Токей Ито была рядом, и он верил в нее. И медвежонок придал ему сил. Ситопанаки привела его с собой и подняла вверх навстречу огненным искрам. И медвежонок не выказывал страха, только ворчал и скалил зубы.

— Умри же, как того хотят духи! — возопил жрец и вырвал свой жезл с каменным наконечником из земли, где он до сих пор торчал, поднял его вверх, замахиваясь на Уинону, и жезл тоже словно вспыхнул под огненным дождем.

— Ты лжешь! — громко закричал Хапеда. — Лгут и твои духи!

И снова посыпался огненный дождь. Хапеда зажмурил глаза, но не отступил. Когда же он медленно поднял веки и огляделся, не было ни сияющего зеленым пламенем черепа, ни огненного дождя, ни танцующего жреца. Ночь, звездное небо, даль лугов…

Еще не в силах освободиться от оцепенения, Хапеда тихонько повернул голову к Часке, который так и стоял возле него. Посмотрел и в другую сторону — Грозовая Тучка, Уинона и Ситопанаки тоже были на месте, и все живы. Подошел какой-то воин: Хапеда узнал своего отца. Четанзапа положил руку на голову Хапеды. Всего лишь на миг, как тогда, когда мальчикам предстояло переправиться в лодке через реку, и пошел дальше. На траве лежало распростертое тело: это был рухнувший жрец. Четанзапа не дотронулся до него, по-видимому, его интересовало другое.

Мальчики и девочки немного пришли в себя и озирались вокруг. Они заметили, что разбежавшиеся начинают возвращаться к месту страшного танца. Мужчины и женщины тихо переговаривались.

— Они еще живы! — слышались их удивленные голоса.