Сыновья Большой Медведицы. Книга 3

Хавандшита снова взял барабан. То нарастая, то затухая, удары складывались в будоражащий душу ритм. Однако никто не обращал на них особенного внимания, пока ярко пылал огонь для Токей Ито. Но когда пламя сникло и тени забегали по остывающей груде пепла, люди начали прислушиваться. С испугом поглядывали все в сторону пятнистых бизонов. Друг за другом начали они перебираться через ручей назад к своим палаткам, прочь от скота.

Четанзапа остался на той стороне, где было стадо, вместе со Своими сыновьями и Адамсом. Тут же были Томас и Тэо, Чапа и женщины — все те, кто открыто стояли за новую жизнь. На этом же берегу, но несколько поодаль от остальных остался и делавар. Мальчики подумали, как нелегко человеку, который четырнадцать лет кочевал по прерии, решиться стать оседлым ранчеро. Но причина колебаний делавара была иной.

— Хавандшита замышляет недоброе, — подавленно произнес Четанзапа. — Он знает, что мечты о бизонах не более чем мечты.

В этот момент распахнулась палатка жреца и из нее выскочил Хавандшита. На голове у жреца был череп медведя, лицо и плечи скрывала накинутая сверху медвежья шкура. Перья, змеиные шкурки, чучела птиц — все это висело на нем, трепыхалось во время танца, шелестело, трещало. И в порывистом, сопровождаемом беспорядочными звуками танце тоже не было ничего человеческого. Он вызывал безотчетный животный страх перед неведомым. Жрец метался по кругу, предрекая несчастье, грозящее сыновьям Большой Медведицы. Молчание установилось вокруг. В куче золы потухли последние искорки, всех окутала тьма. Животные, напуганные гортанным бормотанием жреца и резкими выкриками, стали проявлять беспокойство. Жрец между тем приближался к ручью. Шунктокеча стоял, как вкопанный. Он так и оставался в стороне от группы Четанзапы, где были Бобер, Мальчики Медведицы и Ихазапа. Жрец уже не раз и не два протягивал свой жезл в сторону делавара, как будто бы именно в нем он видел источник грядущих бед. И вот он наконец остановился прямо против Шунктокечи, у самой воды, отделенный от него только ручьем.

Шунктокеча не шевелился.

Замер и жрец с угрожающе устремленным на него жезлом. Лишь ветер шелестел звериными и змеиными шкурками, связками перьев.

Словно подчиняясь чарам жреца, делавар сделал три шага вперед, и ступни его оказались на кромке берега. Вода лизала его мокасины. На противоположном берегу стоял жрец.

Хапеда и Часке с тревогой следили за событиями.

Жрец издал резкий вопль и сорвал с себя медвежью шкуру.

— Токей Ито умирает! — возопил он. — Умирает сейчас!

Тихий многоголосый стон раздался во тьме.

— Умирает из-за тебя, делавар!

Мальчики почувствовали, как екнули их сердца и сдавило грудь. Шунктокеча с видом обреченного так и не шевелился.

— Отвечай, делавар! — взвизгнул жрец. — Кто расстрелял патроны Токей Ито? Кто виноват, что он стал под пули Рэда Фокса с луком в руках?

Установилась страшная тишина. Делавар поник и медленно снял с себя все оружие. Он положил на траву нож, томагавк, револьвер, ружье.

Мальчики посмотрели на своего отца Четанзапу, взглядом умоляя сказать хотя бы слово.

— Да, это так, — шепнул Бобер Четанзапе. — Он был всегда хорошим, но в то же время торопливым стрелком. Когда Рэд Фокс во время грозы напал на наших женщин и детей и у нас не хватало пуль, Шеф Де Люп взял ружье вождя и стал стрелять. Да, это правда, что Токей Ито из-за этого с луком и стрелами пришлось выступить против ружья Рэда Фокса. Горе нам, если Токей Ито… — и Бобер замолк.

Шунктокеча пошел. Пошел один. Никто не сказал ему ни слова. Медленно направился делавар к лесу.

Жрец опустил жезл. Он снова натянул на голову и плечи медвежью шкуру, и спрятал под ней свое лицо. Он снова принялся танцевать, но танцевал теперь по-другому. Он уже больше не вздымал жезл с угрозой, а, крадучись отступая, шарил им по земле, что-то отыскивая.

Жрец носился туда и сюда и сам казался каким-то ночным духом. Шуршали и трещали его амулеты. Мановением жезла он повелел остановиться следующей за ним толпе. И все замерли там, где их застал его жест.

Никто не знал, что собирается делать жрец. Как черная тень он танцевал в своем диковинном наряде, отодвигаясь по ночному лугу все дальше и дальше от людей. Но вот он остановился, нагнулся, снова выпрямился. Все так и отпрянули в сторону: вдалеке на лугу вспыхнул бизоний череп, он как будто бы запылал огнем — зеленоватым необыкновенным светом. Маленькие дети с криками бросились назад к палаткам. Черная тень жреца заметалась вокруг пылающего черепа, временами закрывая его.

Хапеда и Часке взялись за руки так, как когда-то в пещере Медведицы. Грозовая Тучка встала около Хапеды. Она вся дрожала, зубы у нее стучали.

— Череп пришел, — с трудом произнесла она.

Юноша в переднем ряду закричал от страха и, как преследуемый зверь, побежал назад, в лес.

— Мы должны охотиться на бизонов, на диких бизонов! — возопил жрец и бросил свой жезл, как копье, в Чапу. Жезл воткнулся острием в землю у самых ног воина. Тот не шелохнулся. — Мужчины дакота, убейте вонючих пятнистых тварей! Кто бережет пятнистых тварей уайтчичунов, кто пьет белое заколдованное молоко — тот умрет! Дух дикого бизона придет и убьет их!

Многие, по примеру юноши, побежали прочь. Они тоже хотели таким образом спастись от духа бизона. Но Четанзапа и Чапа не бежали, они остались.

У Хапеды прямо-таки перехватило дыхание. Одной рукой он сжал правую руку Часке, другой — схватил ручонку Грозовой Тучки. Он думал об одном: надо выстоять, нельзя дать убить пятнистых бизонов. Он, мальчик, должен противостоять могущественному жрецу, старейшему в роде. Он должен действовать так, как на его месте действовал бы Токей Ито. Но Токей Ито был далеко, и никто не мог помочь мальчикам. Хапеда и Часке должны были сами проявить мужество. Не испугалась и Уинона. Она держала Грозовую Тучку за другую руку и тоже оставалась на месте.

Из пылающего черепа с шипением полыхнул в ночное небо сноп зеленого и красного огня, огненный дождь посыпался вниз. Казалось, огонь «дикого бизона» покушался на людей и луга.

Хапеда услышал позади себя громкие крики ужаса и призывы:

— Убить пятнистых бизонов! Убить их!

Он понял: надо, чтобы случилось что-то такое, что разрушило бы чары жреца, иначе все пропало. Наверное, мальчик не решился бы, если бы не Уинона. Но сестра Токей Ито была рядом, и он верил в нее. И медвежонок придал ему сил. Ситопанаки привела его с собой и подняла вверх навстречу огненным искрам. И медвежонок не выказывал страха, только ворчал и скалил зубы.

— Умри же, как того хотят духи! — возопил жрец и вырвал свой жезл с каменным наконечником из земли, где он до сих пор торчал, поднял его вверх, замахиваясь на Уинону, и жезл тоже словно вспыхнул под огненным дождем.

— Ты лжешь! — громко закричал Хапеда. — Лгут и твои духи!

И снова посыпался огненный дождь. Хапеда зажмурил глаза, но не отступил. Когда же он медленно поднял веки и огляделся, не было ни сияющего зеленым пламенем черепа, ни огненного дождя, ни танцующего жреца. Ночь, звездное небо, даль лугов…

Еще не в силах освободиться от оцепенения, Хапеда тихонько повернул голову к Часке, который так и стоял возле него. Посмотрел и в другую сторону — Грозовая Тучка, Уинона и Ситопанаки тоже были на месте, и все живы. Подошел какой-то воин: Хапеда узнал своего отца. Четанзапа положил руку на голову Хапеды. Всего лишь на миг, как тогда, когда мальчикам предстояло переправиться в лодке через реку, и пошел дальше. На траве лежало распростертое тело: это был рухнувший жрец. Четанзапа не дотронулся до него, по-видимому, его интересовало другое.

Мальчики и девочки немного пришли в себя и озирались вокруг. Они заметили, что разбежавшиеся начинают возвращаться к месту страшного танца. Мужчины и женщины тихо переговаривались.

— Они еще живы! — слышались их удивленные голоса.

Хапеда, обвинивший жреца во лжи, Уинона, на которую был направлен пылающий жезл, Ситопанаки, которая низвергающему огненный дождь духу бизонов противопоставила дитя Большой Медведицы, были живы! Это произвело на всех такое впечатление, что никто и не прикоснулся к пятнистым бизонам.