Харка — сын вождя (Художник И. Кусков)

Индейцы поговорили между собой и предоставили отвечать брату Большого Волка.

— Я не видел твою ферму, твою мать и твою дочь, — начал он, — но мой брат Большой Волк видел и рассказывал мне. И то, что слышали мои уши, расскажет мой язык. Я скажу только правду. На ферме не было женщины. На ферме было шесть мужчин: пять высоких и один маленького роста. Мы послали к ним нашего разведчика, и он сказал им, чтобы они уходили, так как не покупали эту землю и она не была подарена им. Нашего разведчика они с руганью и оскорблениями выгнали, и тогда поехали мы все. Это была наша земля, те люди отняли ее. Они стали стрелять в нас. Наши воины ответили выстрелами и убили шестерых мужчин. На выстрелы приехали другие белые люди, которые напали на нас. Мы стали стрелять и по ним и обратили их в бегство. Потом мы разрушили ферму. Когда наши люди поехали дальше, они нашли маленькую девочку, которая пряталась, мы отпустили ее и сказали, чтобы она бежала прочь.

Смит и Кэт внутренне содрогались, представляя себе, как происходили эти события.

— Ты говоришь «мы», ты был там?

— Нет.

— Ты сказал: шесть мужчин, пять высоких и один маленького роста. Маленький — это была моя мать. Когда грозила опасность, она часто надевала брюки. Она хорошо стреляла… Куда же девались трупы?

— Этого мы не знаем. Огонь был велик.

Смит вглядывался в индейца, смутный образ которого едва различался в свете лампы. Кэт прижалась к отцу. Молчание затянулось. Эллис спросил:

— Вы хотите еще что-нибудь у них узнать?

— Спасибо, с меня довольно.

Индейцы были отосланы. Они медленно выходили из фургона, а Эллис провожал их взглядом, как укротитель хищников.

Смит тоже уже собрался было выходить, но тут новая мысль пришла ему в голову, и он спросил Эллиса:

— А этот сын Ситтинга Булла, о котором написано в ваших афишах, он тоже в этой труппе?

— Нет. Но если хотите…

Фрэнк Эллис не стал дожидаться ответа и послал одного из сопровождающих на поиски:

— Гарри, сейчас же сюда!

Через некоторое время посланный вернулся с Харкой. Ветер гудел между строениями цирка. Погода основательно портилась.

— Так это и есть сын Ситтинга Булла? — спросил Смит, соображая, что же он собирается узнать у этого подростка; пожалуй, раз уж он принадлежит к роду известного вождя, так что-нибудь полезное для офицера армии, ведущей военные действия против дакотов, он может сообщить.

— Гарри, сын Ситтинга Булла, — поспешил представить его Эллис.

Смит прикинул, что мальчику лет пятнадцать. Кэт внимательно рассматривала его. Ее тяжелые воспоминания отступили на второй план.

— К какому племени ты принадлежишь?

— Сиу.

— А, ты говоришь по-английски, это хорошо. К каким сиу?

— К дакотам.

— К западным или восточным дакотам?

— К западным.

— К какой же группе?

— Тэтон, Оглала.

— Где ваши палатки?

— У реки Платт.

— Но это же почти тысяча километров отсюда, — с иронией заметил Смит.

— Да, это так, — сохраняя спокойствие, ответил молодой индеец.

— И в этой далекой местности находится твой отец — Ситтинг Булл?

— Ситтинг Булл — возможно, но мой отец — нет.

— Что это значит, Ситтинг Булл — да, твой отец — нет? Я думал, что Ситтинг Булл и есть твой отец.

— Нет.

Эллис дернулся, точно его ударили по лицу, он попытался еще спасти положение:

— Мальчик не знает английского имени своего отца, ему известно только индейское.

— Тогда попробую и я воспользоваться индейским именем, — с насмешкой заметил Смит. — Ты сын Татанка-Йотанки?

— Нет.

— Кто твой отец?

— Индеец, артист цирка, белые называют его Топом.

Фрэнк Эллис совсем съежился, а Смит решил закончить разговор, который не сулил ему ничего интересного.

— Что ж, к разного рода обманам обычно прибегают во всяких цирках, — заметил он напоследок Эллису и, предупреждая возможные возражения со стороны последнего, презрительно махнул рукой.

Подхватив Кэт, Смит направился назад и вздрогнул, потому что девочка чихнула; ему тотчас представилось, какую тетушка Бетти прочитает нотацию за то, что он недосмотрел за ребенком.

Индеец так же, как и Смит, резко повернулся и пошел в противоположную сторону, даже не оглянувшись. Эллис приосанился и крикнул вдогонку:

— Гарри! После представления ты у меня еще получишь. Это не пройдет тебе даром.

— Папа, — сказала девочка, едва поспевавшая за быстро шагавшим отцом, — ты слышал, этот злой человек хочет наказать мальчика-индейца за то, что он сказал правду.

— Пусть это не беспокоит тебя, детка, у индейцев толстая шкура, он перенесет наказание легче, чем ты.

Наказание ребенка для Смита и для Кэт было делом совершенно обыкновенным и неизбежным, им и невдомек было, что индейцы никогда не били своих детей.

— Папа!

— Ну что еще, девочка? — Смит начал проявлять признаки нетерпения.

— Папа, ты не можешь попросить этого злого человека, чтобы он не бил мальчика-индейца? Ребенок должен всегда говорить правду, разве за это можно наказывать?

— Идем, Кэт. Я не могу его об этом просить. Кроме того, все индейцы — скверные люди, и их всегда неплохо за что-нибудь наказать.

— Но ведь это же несправедливо, пап, — тихо сказала Кэт, она была далека от того, чтобы видеть в мальчике-индейце человека, принадлежавшего к народу, убившему ее бабушку, она даже сочувствовала мальчику, потому что Фрэнк Эллис чем-то напоминал тетушку Бетти.

Смит ненавидел индейцев, но он понимал, что замечание дочери справедливо, и сказал, может быть, даже не столько для дочери, сколько для себя:

— Отец этого мальчишки — циркач, и мы не можем вмешиваться, мы не имеем на это никакого права.

Когда отец с дочерью добрались до ложи, шел очередной номер. Показывали свое искусство акробаты на трапеции. Смит уселся на стул. Он видел акробатов, видел тетушку Бетти, видел сидящих в соседней ложе внимательно наблюдающих за сценой господ, видел Кэт, сидящую рядом с ним, но думал он совсем о другом: перед глазами у него были мать и охваченная огнем ферма. Наконец-то он нашел эту банду убийц… Представления продлятся еще два дня, а после сегодняшнего успеха гастроли, возможно, будут продолжены, и он сумеет договориться с полицией об их аресте.

Под куполом цирка раздавались возгласы артистов, выполнялись головоломные сальто, но Смит только на секунду отвлекся от размышлений о предстоящем аресте.

Пока зрители восхищались акробатами, Фрэнк Эллис в сопровождении своих стражей возвратился в фургон дирекции.

— Эллис! — воскликнул директор. — Давайте же решать, чего мы хотим! Наступают сроки платежей, но представители банка, кажется, теперь успокоились. И этот деятель из цирка «Би энд Би» тоже доволен, но я не знаю, сказать ли «к сожалению, доволен» или «слава богу, доволен», ведь он наверняка имел разговор в банке и знает о наших финансовых делах. Он намеревается совершить разгром, короче говоря, цирк «Би энд Би» хочет проглотить нас, как акула лакомый кусочек. И нам надо подумать, будем ли мы хорошо себя чувствовать в желудке этой акулы или лучше спасаться. Вот вопрос!

— Я не могу ответить на него, — уклончиво сказал Эллис. — Я только администратор. Зачем вы меня об этом спрашиваете?

— Эллис! Вы всегда были моей правой рукой, я доверяю вам, и, в конце концов, вы режиссер.

— Да, работаю как режиссер, называюсь — помощником, а за кассой заработок за два месяца.

— Эллис, не говорите глупостей. Вы не хуже меня знаете наше положение. Нам незачем препираться между собой. Нужно как можно быстрее и с меньшими потерями выбраться из этой пропасти. До сих пор мы были самостоятельны, но я чувствую, что больше нам не выдержать. Цирк «Би энд Би» готов на все. Контракт с Рональдом и со Старым Бобом уже обеспечен и, если мы ничего не предпримем, «Би энд Би» заберет наши лучшие номера.

— С Рональдом! Контракт с этим мерзавцем! Да он просто опасен для общества, и вы не должны об этом молчать! В черном списке ему место, а не в порядочном цирке! Да и Гарри туда же! Этот наглый мальчишка успел раззвонить, что он вовсе не сын Ситтинга Булла! Он оскорбил нас!