Сатана и Искариот. Части первая и вторая

— И Виннету был бы женщиной, если бы позволил такое! — ответил апач, повернулся и вышел. Подобная похвала от неприятного человека была ему противна.

— Что это с ним? — спросила сеньора. — У него всегда плохое настроение?

— Нет, но когда его кусают, он в ответ проделывает то же, — объяснил я со смехом. — Любезность, подобная вашей, может его только оттолкнуть. Если хотят ему угодить, то молчат и не смотрят на него.

— Я постараюсь так и вести себя, если вы согласитесь оказать мне услугу. Когда вы уезжаете?

— Завтра.

— А где вы остановились?

— Да мы пока еще не решили.

— Вы легко найдете для себя подходящий дом, но я приглашаю Виннету быть нашим гостем и предоставляю в его распоряжение две самых лучших наших комнаты. Что вы об этом думаете?

Ей нужен был апач, а я мог останавливаться там, где мне понравится. Это позабавило меня, и поэтому я весело ответил:

— Я считаю ваше предложение весьма оригинальным, сеньора.

— Не правда ли? Бедный дикарь постоянно находится в лесу и на открытом воздухе. Я же хочу предложить ему один раз в жизни переночевать в цивилизованной квартире, но за это надеюсь видеть его весь вечер в своем салоне.

— Попытайтесь объяснить ему это сами.

— А вы не хотите это сделать для меня?

— Охотно, сеньора, если удастся. Только это не выйдет. Вы же понимаете, что подобные предложения нельзя передавать через посредников. Слетевшее с ваших прекрасных губ, приглашение будет трудно не принять. Вы, разумеется, собираетесь пригласить на ужин других дам?

— Конечно! Мне захочется всем представить знаменитого Виннету! Да это же заставит моих подруг всю жизнь завидовать мне.

Выходит, речь шла о представлении, и я заранее веселился, воображая себе ответ апача. Впрочем, возражения сейчас же посыпались с двух сторон. Чиновник, который, пожалуй, слишком хорошо понял, какое впечатление произвел на его супругу прекрасный индеец, и, ощутив приступ ревности, подошел к ней вплотную, чтобы прошептать ей на ухо несколько, правда, тихих, но веских замечаний. Но она, не дав супругу высказаться, просто оттолкнула его назад. Второе возражение выдвинул асьендеро, сказавший мне:

— Вы хотите здесь оставаться до завтра? Но это же невозможно! Вы должны еще сегодня ехать со мной на асиенду и помочь мне возвратить мое имущество!

Так как это было высказано весьма требовательно, словно выполнение его желания понималась как само собой разумеющееся, словно он имел право распоряжаться мною, я отвечал ему по-своему:

— Я должен? А кто это утверждает? Я никому ничего не должен.

— Я не хотел вас обидеть, но принимая во внимание вашу честь, учитывая мои пожелания, мне кажется, что вы не должны терять ни секунды, чтобы закончить то, что вы начали.

— Мою честь здесь не стоит затрагивать, я всегда думаю о том, чтобы ее не запятнать, и не посчитаю обесчещенным свое имя, если теперь перестану заботиться о вашей асиенде. Вот вы говорите о внимании к вам. Что или кто обяжет меня обращать на вас внимание? Я приехал к вам и предупредил вас, но вы меня прогнали. Я даже вынужден был силой поставить на место вашего наглого мажордома, а вы видели все это из окна и не сделали ему ни одного замечания. Я просил вас не сообщать Мелтону, что предупредил вас о его кознях, а когда он приехал, вы взяли и передали ему наш разговор слово в слово. Эта ваша болтливость едва не стоила мне жизни, потому что Мелтон поехал вместе с нами, чтобы меня подкараулить и уничтожить; но так как я догадался об этом и перехитрил его, то не я попал в его ловушку, а он оказался в моих руках.

— Почему вы упрекаете меня в этом? — спросил он. — Теперь уж ничего нельзя изменить.

— Конечно, прошлое мы не сможем изменить, но на то, что только еще должно произойти, мои замечания по поводу вашего поведения безусловно могут повлиять. Я даже надеюсь, что мои справедливые упреки подействуют и что вы сами изменитесь.

— Сеньор, вы становитесь невежливым!

— Нет, всего лишь откровенным, и причем для вашего же блага. Когда вы меня вышвырнули, я оставался все же поблизости от вашего имения. Вы запретили мне переступать его границы, поэтому я не мог делать необходимые наблюдения и был вынужден отправиться подслушивать индейцев. При этом я попал в их руки. Следовательно, из-за вас я попал в плен. Вы полагаете, что я должен благодарить вас за это? Вообще-то вы были наказаны за это, потому что мое пленение помогло юма удачно провести нападение на асиенду. Тем не менее, несмотря на пребывание в плену я не забыл о ваших убытках и, как только освободился, сейчас же подумал о том, чтобы вернуть вам вашу собственность. Я уже рассказал вам, что это мне удалось. Ваше имущество спасено, а стада находятся на пути к своему хозяину. Из моего сообщения вы знаете, сколько сил мы на это потратили, и какой опасности подвергались мы, Виннету и я, чтобы захватить юма и их добычу. Скажите-ка, решились бы вы на такое и смогли бы довести начатое до конца?

— С огромным трудом, сеньор.

— Превосходно! И после того, как вы обо всем этом узнали, вы требуете от меня дальнейшей помощи. Даже не просите, а требуете! Вы уже слышали о том, что мы для вас сделали, но вы поблагодарили нас хоть единым словом? Я был вами оскорблен, изгнан, попал из-за вас в рабство, рисковал для вас жизнью и, пожалуй, еще вынужден буду рисковать, а вы не сказали мне даже одного доброго слова, тогда как я сердечно поблагодарил бы любого за глоток воды! Именно об этом я думал, когда говорил о том, что вы должны сами измениться. Меня только что назвали немецким варваром и даже спросили, умею ли я читать, но я убедился, что никому из присутствующих здесь не ведома простая истина: тот, кто рисковал своей жизнью за другого, имеет священное право на благодарность. А я для вас сделал еще больше! Можно было бы долго говорить, но кратко я так бы изложил суть дела: смотрите теперь сами, как вы будете действовать дальше! У меня нет никакого желания получать вместо благодарности одни лишь напоминания о моем долге и чести!

Я уже вознамерился уходить, но тут он схватил меня за руку и попросил:

— Останьтесь, сеньор, останьтесь! То, что я из-за забывчивости упустил, будет восполнено!

— Тогда вы не постигли себя настолько хорошо, насколько я узнал вас за короткое время. Это была не забывчивость, это — нечто другое. Вы считали себя настолько выше немецкого варвара, выше даже такого человека, как Виннету, что вам в голову не пришла мысль о просьбе, а вам казалось нужным требовать да приказывать. Соблаговолите как-нибудь приехать в Германию, и вы убедитесь, что там каждый мальчишка знает больше, чем вы сможете узнать за всю свою жизнь! А господа, которые здесь так удобно покачиваются в своих гамаках, должны понять, что даже мизинец Виннету содержит больше силы, сноровки и благородства, чем это можно найти во всем вашем Уресе. Ко мне относились свысока не только сегодня, но и раньше. Теперь вы выглядите униженно, но при этом даете понять, что я не имею ни права, ни основания вас обвинять! Я пришел сюда ходатайствовать в защиту переселенцев, но меня не поняли. Вы заключили подлую сделку и тем самым передали в руки негодяя честных людей вместе с их детьми. Скажите же мне, что я, собственно говоря, после всего случившегося могу здесь делать?

В комнате наступило длительное молчание. Но тут апач просунул голову в дверь и спросил:

— Мой брат готов? Виннету не намерен больше ждать.

Асьендеро мгновенно оказался возле него, взял индейца за руку и попросил:

— Войдите-ка сюда еще раз, сеньор! Прошу вас об этом. Вы же знаете, что без вашего совета я ничего не смогу сделать.

Апач вошел в комнату, строго посмотрел на него и сказал:

— Бледнолицый поблагодарил моего брата Шеттерхэнда?

Казалось, он уже знает все о нашем разговоре. Одним коротким вопросом он высказал тот же упрек, который я пытался выразить в своей длинной речи.

— У меня еще не было подходящей возможности. Мы еще не закончили беседу, — раздалось в ответ. — Вы останетесь в городе до завтра?