Сатана и Искариот. Части первая и вторая

Увидев меня, они насторожились; но поскольку за мной ни одного всадника больше не появилось, они решились ехать дальше. Уж одного-единственного всадника они явно не боялись. Я же вел себя так, будто все еще их не замечаю, однако удерживал штуцер поперек седла, чтобы одним движением привести его в боевую готовность. При этом я был убежден, что они меня не узнают, по меньшей мере — разглядят не сразу, потому что еще не видели меня в новой одежде, столь изменяющей мой вид, а кроме того, я так надвинул на подбородок кончик пестрой мексиканской гаргантильи [65], защищающего от солнца шейного платка, и нахлобучил до самых глаз широкополое сомбреро, что на всем лице остался видным один лишь нос.

Теперь они настолько приблизились ко мне, что я мог не только видеть их, но и слышать топот копыт. И вот я выпрямился, как будто только сейчас их заметил, и придержал свою лошадь, которую они видели впервые. Индейцы остановили своих животных шагах в десяти-двенадцати от меня; это оказались трое из пяти моих сторожей. Один из них обратился ко мне на обычном смешанном наречии:

— Откуда едешь?

— С асиенды Арройо, — ответил я, слегка изменив голос, что мне было нетрудно, так как платок наполовину прикрывал мой рот.

— И куда направляешься?

— К Большому Рту, вождю храброго племени юма.

— А как выглядит теперь асиенда?

— Она разрушена, просто полностью уничтожена.

— Кем?

— Индейцами-юма.

— И ты едешь к ним? Чего же ты ищешь у них?

— Хочу договориться с ними о стадах, которые они угнали.

— И о чем будут переговоры?

— Я послан асьендеро, который готов откупить свой скот, и вождь юма может через меня назначить ему цену.

— Твои труды напрасны, потому что вождь не продаст стада.

— Откуда вы это знаете?

— Мы принадлежим к его воинам.

— Тогда вы, конечно, должны знать, что он захочет сделать, а что — нет; но я все-таки хочу поговорить с ним, потому что обязан выяснить все до конца.

— Похоже, ты не знаешь, как это опасно. Воины-юма выкопали топор войны с белыми людьми.

— Я слышал об этом, но ничуть не беспокоюсь, потому что роль посла гарантирует мне неприкосновенность. Где разбили лагерь воины-юма, нападавшие на асиенду?

— Об этом ты не должен знать, потому что не надо ездить так далеко. Если ты подождешь тут или медленно поедешь по нашим следам, то очень скоро увидишь вождя во главе пятидесяти его воинов.

— Благодарю тебя. И всего тебе наилучшего!

Я сделал вид, словно собирался ехать дальше, хотя знал, что они хотели бы задать мне еще много вопросов. Как раз эти-то вопросы и были мне интересны, потому что по ним я надеялся догадаться о том, что хотел узнать.

— Стой! Подожди-ка! — раздался требовательный голос. — Ты, значит, говорил с асьендеро?

— Разумеется! Как иначе я мог бы стать его полномочным представителем!

— И он находится на дороге в Урес вместе с неким бледнолицым по фамилии Мелтон?

— Бледнолицего по фамилии Мелтон я не видел.

— А может быть, ты встретил еще одного белого по фамилии Уэллер или его сына?

— Нет, таких я не встречал.

— Так, может быть, ты не видел и отряда наших воинов, которыми два дня назад эти бледнолицые были взяты в плен?

— Нет. Я видел только асьендеро и говорил лишь с ним.

— Где?

— На развалинах его дома. Я приехал на асиенду, чтобы отдать долг. На эти деньги он и хочет выкупить скот. Он попросил меня догнать юма и обговорить сделку.

— А у кого сейчас деньги — у тебя или у него?

— У него, разумеется.

Они до сих пор еще не узнали меня и озадаченно переглядывались. Говоривший со мной индеец задумчиво произнес, вовсе не обращая на меня внимания:

— Что-то должно было произойти! Асьендеро еще здесь, а других бледнолицых почему-то с ним нет! И наших воинов не видно, хотя они должны возвращаться к нам! Он хочет выкупить скот, и у него есть деньги! Тогда все может пойти по-другому! А где же находятся чужеземные бледнолицые, которых вместе с женами и детьми ожидали наши братья, чтобы увести их в горы?

Другие недоуменно качали головами, а говоривший снова повернулся ко мне:

— А не встречал ли ты недалеко отсюда двух всадников?

— Да. Белого с юным индейцем.

— Как был одет белый?

— В какую-то рваную одежду.

— А какое оружие у него было?

— Я видел два ружья.

— Все сходится. Собака-мимбренхо привез ему ружья!

Это он сказал как бы про себя. Потом он стал расспрашивать меня дальше:

— Они ехали очень быстро?

— Нет, — ответил я, потуже натягивая повод, чтобы отъехать на несколько шагов. — Они вообще отдыхали.

— Где?

— Да вон там, за кустами.

— Уфф! Тогда мы должны быстро возвращаться, потому что длинное ружье бледнолицего достанет досюда — ведь это медвежебой. А короткое ружье его стреляет без передышки. Поехали с нами! Мы вернемся назад, где ты сможешь увидеть вождя и переговорить с ним.

— Мне не к спеху. Подождите немного! Мне бы хотелось кое-что от вас получить.

— Что?

— Ваше оружие и ваших лошадей.

— Зачем? — спросил он, удивленно разглядывая меня.

— Затем! — ответил я, сдвигая левой рукой платок с лица, а правой наводя на них штуцер. — Вы сами сказали, как я могу метко стрелять из этого ружья. Кто из вас сдвинется с места, немедленно получит пулю. А там, в зарослях, стоит мимбренхо с моим медвежебоем, пули которого могут долететь досюда и даже дальше.

Они застыли на месте, но не вследствие моего приказа, а от ужаса, уставившись в мое не закрытое платком лицо.

— Уфф! — выдавил из себя говоривший. — Это же Олд Шеттерхэнд!

— Олд Шеттерхэнд, Олд Шеттерхэнд! — растерянно пробормотали остальные.

— Да, Олд Шеттерхэнд, — кивнул я, все еще направляя дуло ружья на них. — Не оборачиваться, иначе стреляю! Вы хотели поймать меня, а теперь сами оказались в ловушке. Но я отпущу вас на свободу и даже разрешу вернуться к вашему вождю. Отдайте ружья!

Они держали свое допотопное оружие в руках, выставив стволы вперед, как это обычно делают индейцы при встрече с чужими, однако ружья не были заряжены. Они не осмелились пустить оружие в ход, но повиновались приказу не сразу.

— Быстрее, иначе буду стрелять! Мне некогда ждать! — приказал я им. — Раз… два…

Я не сказал еще «три», как они выпустили ружья из рук.

— Слезайте с лошадей и отойдите в сторону!

Они повиновались из страха перед моим ружьем.

— А теперь бегом назад! Кто оглянется, пока он будет в поле моего зрения, получит пулю!

Они мигом пустились прочь. Смешно было глядеть, как они перетрусили. Когда я был у них в плену, лежал закутанным в одеяло, они насмехались и издевались надо мной; теперь же они бежали как зайцы.

Мне совсем не надо было ждать, пока они скроются, потому что я был убежден, что они не обернутся. Я спешился, чтобы подобрать их ружья и успокоить индейских лошадей, которые без хозяев стали проявлять беспокойство. Тут я увидел, как из кустов галопом летит мой мимбренхо, чтобы помочь мне.

— Уфф, уфф! — закричал он еще издалека. — Олд Шеттерхэнд — великий колдун; ему все удается, даже трудные дела!

— Но это было нетрудно сделать, — возразил я.

— Обезоружить без боя троих врагов да еще отобрать при этом у них лошадей? И это пара пустяков! Кто бы об этом подумал! Когда ты сказал, что хочешь с ними вести переговоры, я очень беспокоился за тебя!

— Но у меня же был союзник!

— Да, был, потому что я стоял с твоим медвежебоем, однако держать его я не смог, а вынужден был положить на развилку сучьев; я был готов стрелять сразу же, если бы они осмелились защищаться.

— Это было очень смело с твоей стороны, хотя вряд ли бы это понадобилось. Но я-то имел в виду другого союзника — неожиданность, которая весьма помогла мне. Однако сейчас нам пора уезжать, потому что в любой момент могут появиться их товарищи.

Мы привязали три ружья к лукам седел отобранных лошадей; мимбренхо взял одну из них за повод, я — двух других, и мы поехали прочь, сначала медленно через кустарник, а потом, когда выбрались на свободное пространство, пустили лошадей в галоп. Но такая скорость необходима была нам только до тех пор, пока мы не отъехали на достаточно большое расстояние, где почувствовали себя в безопасности. Когда кусты, в которых мы скрывались, стали темной полоской на горизонте, мы остановились, причем я сделал это с расчетом. Нам ведь надо было заманить преследователей за собой, а значит, время от времени мы должны были им показываться, чтобы они не упустили нас из виду.