Ситка

— Лево руля! — закричал Лабарж. Его горло настолько пересохло, что казалось, он задыхался. — Круче влево! Круче!

Коль вертел штурвал, к нему на помощь подскочил Бен Турк. Жан стоял, расставив ноги, наблюдая, как поворачивается нос шхуны. Он рисковал, наверное, слишком рисковал. Но Жан знал свой корабль, и «Сасквиханна» чутко слушалась руля, слушалась так, словно понимала, чего хочет ее хозяин. Нос стал разворачиваться быстрее. Жан жевал спичку и смотрел вперед на канал.

Тридцать ярдов... двадцать пять... двадцать... пятнадцать. Шхуна теперь шла вперед, но по инерции все еще разворачивалась кормой. Она... она пройдет! Вдруг неожиданный порыв ветра попал в паруса, и шхуна стала набирать скорость, проскользнув мимо кормы стоящего корабля меньше чем в десяти футах.

Рядом с левым бортом лежали подводные скалы, но «Сасквиханна» прошла мимо и гордо подняла бушприт навстречу открытому морю.

— Поднять паруса! — прокричал команду Лабарж, а потом прошел вперед, чтобы остаться одному, чтобы никто не видел, как трясутся у него руки. В тот момент он рисковал всем. Если бы чуть-чуть ослаб ветер, если бы шхуна не послушалась руля... но она прошла через испытание, как лучшая из лучших.

Через секунду он повернулся и возвратился на корму. Опасность еще не миновала. Если Зинновий узнает, что они отплыли сразу же за ним и проскользнули через заграждения, он может взять курс на север и обогнуть остров Японский, чтобы перерезать им путь. Только пока царила ночь, у них оставался шанс бежать.

— Барни, — Лабарж остановился рядом с Колем, который передал штурвал Ларсену, — ты говорил, что как-то вел корабль через пролив Нева.

Коль до сих пор не мог прийти в себя от потрясеня, вызванного почти неминуемым столкновением.

— Но это же было днем! — запротестовал он.

Жан усмехнулся ему в ответ.

— В следующий раз, когда будешь ошиваться на Торговой бирже, можешь похвалиться, что ты единственный, кто провел корабль через пролив Нева ночью!

Глава 23

Елена, завернувшись в темный плащ, вернулась на палубу. Она видела большую часть операции по спасению «Сасквиханны» из плена, а теперь смотрела, как работает команда. Она поняла, что в успехе шхуны был вклад каждого. Сейчас корабль несся под всеми парусами, подгоняемый хорошим ветром, а команда стояла настороже, готовая к любым неожиданностям.

— Пролив Нева, — терпеливо объяснял Коль, — это четыре мили чистого ада днем. Канал Уайтстоун, может быть, ярдов сорока шириной, а может быть, и меньше. Днем все опасные места можно увидеть: на подводных камнях много водорослей. А ночью ничего увидеть невозможно.

Лабарж знал, что первым побуждением Коля, когда кораблю угрожает опасность, — было обождать, уменьшить риск. Вторым побуждением было взвесить шансы, и, если ситуация позволяла, — рисковать.

— А если нам удастся пройти? Что тогда? — спросила Елена.

— Пойдем через пролив Перил в конце острова, затем по одному из каналов направимся на север.

— Одну штуку я могу про тебя сказать точно, — проворчал Коль. — Храбрости тебе не занимать.

— А еще у меня есть отличный корабль и отличная команда, — добавил Лабарж.

Вместе с Еленой они прошли на шкафут, где, разбиваясь о планшир, долетали мелкие брызки океана и оставляли на губах соленый привкус. Они молчали, слушая, как рассекает воду форштевень, как жалобно свистит ветер в такелаже, чувствуя, как напрягается шхуна, преодолевая сопротивление океана. Это были звуки моря, те звуки, которые мужчина вспоминает, лежа ночью без сна на берегу, и слышит в своей крови, чувствует глубоко у себя в подсознании, эти звуки на протяжении последних тысячетий звали человека в море. Ветер, шепчущий в такелаже, дул через ледяные степи и холодные арктические равнины, через пустые, одинокие, неизведанные моря, лежавшие, поблескивая серым цветом, под серым небом.

Никто из них не мог не осознавать, что если все пойдет хорошо, они будут вместе несколько месяцев. Теперь, впервые они определенно поняли, что им суждено проделать вдвоем длинное путешествие. Когда их глаза привыкли к темноте, они увидели белые шапки пены на темных, похожих на стекло, волнах и далекие, неизведанные берега, отвесно поднимавшиеся прямо из моря.

— Ты казался очень спокойным.

— Я не был спокойным, — признался Жан. — Я был испуган.

— Я должна рассказать эту историю моему дяде. Он будет в восторге. — Она сменила тему. — Пролив Нева... он очень опасный?

— Ты когда-нибудь ходила в незнакомом доме по темному залу, где в беспорядке расставлены стулья? Наш проход через пролив будет очень похож.

— Ты оставляешь его помощнику?

— Да... он в два раза лучший моряк, чем я. И пусть тебя не смущает то, что я проделал там, в порту: я ставил на неожиданность, на то, что они подумают, будто я не способен на такой риск. К тому же, у меня хороший корабль и хорошая команда, я знал, что они готовы ко всему. Но для каждодневного плавания Коль куда лучший моряк, чем я.

Они молча глядели на воду. Елена понимала, что Зинновий зашел слишком далеко, что отступать ему некуда. Хотя доказать, что именно он стрелял в Ротчева, невозможно, тем не менее, если эту историю услышит царь, дальнейшая карьера Зинновия окажется под угрозой либо его вообще уволят с государственной службы. Всегда легче объяснить исчезновение, чем избежать последствий преступления, у которого есть свидетели. Однако чем дольше Зинновий будет преследовать шхуну, тем больше шансов выжить у Ротчева, не опасаясь вмешательства врагов. И граф обязательно должен связаться с Басхом. У купца было столько же крепких ребят, сколько у самого Зинновия, он не станет колебаться, если потребуется пустить их в дело.

Еще долго после того, как Елена спустилась вниз, Жан оставался на палубе. Он прошел вперед, где впередсмотрящим на носу стоял Бойар.

— Тебе переходилось пересекать Сибирь, Бойар? Сколько времени нам на это потребуется?

— Кто знает? Может быть, три месяца. А может три года. Это долгое путешествие: почти шесть тысяч миль, а дороги плохие, тройки отвратительные, а люди либо равнодушные, либо преступники.

Три месяца... Вряд ли им придется надеяться на меньшее время, даже если Елена племянница царя. Для того, чтобы обеспечить сопровождение, им придется прибегнуть к помощи людей, которых они стараются избежать. Центральная контора Русской Американской компании располагалась в Сибири, многие государственные чиновники находились на откупе у компании.

Берега незаметно проскальзывали в темноте. У него было странное, волшебное чувство, когда он плыл этими каналами, незанесенными на карты и в большинстве своем неизведанными. Сколько человек, неизвестных потомкам, уже потеряли здесь жизнь? Здесь плавал капитан Кук, а до него — испанцы, русские корабли. Первые русские, пришедшие на эти острова, исчезли. В тинглитских деревнях ходила история, что вождь, одетый в медвежью шкуру, заманил их в лес, где их ждала засада. Вторая лодка, посланная с корабля на берег, чтобы узнать, что стало с первой, исчезла точно так же. Корабль ждал очень долго, затем ушел. Но к этим берегам ветрами и течением приносило китайские и японские рыболовные лодки, и часть людей, наверняка выжила. Какую странную жизнь они должны были вести, зная, что никогда не попадут на родину?

— Впереди начало пролива, капитан.

— Иди на корму и доложи мистеру Колю. Я останусь на вахте.

Он чувствовал запах сосен на ветру, услышал, как что-то упало в воду. За его спиной команда спускала паруса. Скала, обозначающая вход в пролив, четко обозначилась слева. Справа на подводных камням зло пенились волны.

Подошел Коль и сплюнул за борт.

— Слава Богу, пролив достаточно глубокий. Четыре фатома в самой узкой части, дальше — глубже.

Узкий канал Уайтстоун Нэрроуз закрылся за ними, как челюсти капкана. Теперь, когда они приблизились к лесу, стало прохладнее. Они слышали бормотанье ветра в вершинах сосен, однако «Сасквиханна» уверенно продвигалась вперед. Перед ними виднелся сероватый кусочек неба.