Косталь-индеец

— Суарес и Пачеко никогда не вернутся, — сказал он, — очевидно, полковник заколол их или придушил без шума, как бедного Панхито.

— Отсутствие наших друзей, — сказал другой, — ясно доказывает, что полковник еще не покинул своего убежища в лесу. Как только наступит утро, мы отыщем следы его лошади и узнаем, в каком месте он свернул с дороги. Что вы думаете об этом предложении?

Все согласились, и Пепе Лобос предложил:

— Давайте прежде всего подумаем о мести, и к черту награду в пятьсот пиастров; убьем полковника, и баста!

— Может быть, капитан отсчитает за это половину суммы, — предположил один из бандитов.

— Как только мы отыщем место, где он свернул в лес, разделимся на два отряда по четыре человека в каждом; один пойдет по направлению к Остуте, другой от Остуты к дороге, ведущей через лес; таким образом мы окружим молодца, и первый, кто его увидит, пусть стреляет, как в бешеную собаку; если в нем сохранятся хоть малейшие признаки жизни, когда мы принесем его в лагерь, то награда наша.

Это мнение Пепе Лобоса безоговорочно одобрили и решили с наступлением дня приняться за поиски следов.

Восход солнца не заставил ожидать себя так долго, как Суарес и Пачеко, которые все еще спали, и лишь только первые лучи солнца позолотили верхушки пальм, бандиты принялись за работу. Работа была нелегкая; следы одиннадцати лошадей все были почти одинаковы, и европеец ни за что не разобрал бы в числе их следы какой-нибудь одной лошади; но для мексиканских вакеро это оказалось лишь делом терпения и времени.

В самом деле, не более чем в полчаса Пепе Лобос отыскал то, что требовалось; его свист тотчас собрал всех остальных. В массе следов, среди которых каждый тотчас распознал следы своей лошади, оказались отпечатки подков, направленные в сторону; это обстоятельство, а также помятая трава на краю дороги и, в особенности, сломанная на высоте плеча всадника ветка сассафраса вполне убедили бандитов, что полковник свернул с дороги именно здесь.

В это время через брод переправлялся отряд, посланный Арройо на поиски полковника; через несколько минут он достиг левого берега реки и здесь остановился при виде четырех всадников, тоже подъезжавших к реке.

Это были те четверо, которые, по совету Пепе Лобоса, намеревались отыскивать следы полковника, начиная от реки до дороги из Гуахуапана.

Оба отряда встретились, и предводитель вновь прибывших всадников, старый, известный своей военной опытностью солдат, одобрил идею Пепе Лобоса. Он отделил еще группу из пяти всадников, которой поручил пересечь лес наискось, и сам с остальными пятью отправился в противоположном направлении.

Теперь бандитов возглавил опытный предводитель; он снова вдохнул в них мужество, и с этого момента положение дона Рафаэля начало представляться почти безнадежным: лучшим выходом для него было предпочесть геройскую смерть в неравном бою позорному плену и в конечном итоге бесславной гибели от руки презренного Арройо.

Глава XII. ВОЗМЕЗДИЕ

Солнечные лучи проникли сквозь листву и разбудили дона Рафаэля. Проснувшись, он почувствовал, что все его тело затекло вследствие неудобного положения. Он поспешил отвязаться от ветки, уцепился за лиану, по которой взобрался на дерево, и, с опасностью оставить на ветвях часть своего платья, одним прыжком соскочил на землю. Тут он попытался хладнокровно оценить свое положение. Полковник знал, что надежды на спасение весьма сомнительны, если только не явится какая-нибудь неожиданная помощь. Тут-то он пожалел о том, что проспал часть ночи, вместо того чтобы сделать отчаянную попытку спастись. Но, с другой стороны, он сам понимал, что его усталость была непобедима.

Однако полковник был не такой человек, чтобы терять время в бесплодных сожалениях о случившемся; он тотчас же принялся за дело. Прежде всего достал саблю и портупею, спрятанные в траве, затем подошел к привязанному поблизости в кустах Ронкадору. В это время послышался он вдали человеческий говор. Он прислушался; однако шум не приближался. Наконец, он подошел к кусту, в котором была спрятана его лошадь. Несмотря на близость роскошного пастбища, верное животное не сделало ни малейшего усилия, чтобы оторваться от привязи; теперь, при приближении своего хозяина, оно весело, но чуть слышно заржало, как будто инстинктивно чувствовало опасность, угрожавшую всаднику в этом лесу. Полковник ласково погладил благородное животное, не раз спасавшее его от опасностей, затем взял его за узду и пошел, ориентируясь по солнцу, на юг, к броду через Остуту. Там он хотел провести остальную часть дня, спрятавшись в камышах, так как надеялся, что ночью ему легче будет добраться до большой дороги в Оахаку, а оттуда вернуться в гасиенду Дель-Валле.

По дороге он бросил ножны и портупею сабли, так как они ему только мешали, и, держа в одной руке обнаженную саблю, в другой узду коня, продолжал путь, стараясь идти как можно тише и решив только в крайнем случае пустить в дело пистолеты.

Между тем приближалась минута, когда ему необходимо было сделать обход, поскольку он снова услышал человеческие голоса, и именно в том направлении, куда направлялся. Преследователи перекликались, советуя друг другу держаться на одной линии и на одинаковом расстоянии друг от друга, чтобы составить круг.

Поодиночке полковник так же «боялся» своих врагов, как лев одинокого охотника; но он знал, что на крик одного тотчас сбежится вся шайка.

Голоса с каждой минутой становились все ближе и ближе, и дон Рафаэль настороженно прислушивался, нет ли таких же звуков с противоположной стороны; он опасался даже, что, избежав одной засады, угодит в другую.

Прислушиваясь таким образом, он внезапно уловил в некотором отдалении стук зеленого дятла, долбившего гнилое дерево. Эти звуки наполнили его сердце живейшею радостью, так как он знал привычки этой осторожной птицы и был уверен, что там, откуда доносится ее стук, нет ни одного человеческого существа. Дон Рафаэль направился в сторону, мерного стука пернатого ловца личинок. Когда он приблизился к дереву, испуганный дятел вспорхнул и улетел.

Беглец остановился и с облегчением услышал голоса своих врагов уже в отдалении; бандиты прошли мимо, и если только они не вернутся назад, что было маловероятно, то вряд ли станут искать его в глубине леса.

Чтобы еще более запутать преследователей, он прибег к одной индейской хитрости. Взяв две сухие ветки, он стал стучать ими одна о другую, подражая стуку дятла.

После этого дон Рафаэль поспешно пустился к броду через Остуту и после часа ходьбы увидел сквозь деревья поверхность реки, берега которой поросли высокими камышами и бамбуком.

По дороге беглец утолил свой голод плодами, в этом завтраке принял участие и его конь. Ветер тихо шевелил гибкие стебли камышей, в которых днем прятались кайманы, ожидая ночной темноты. Теперь этот притон отвратительных земноводных должен был послужить убежищем беглецу, пока ночная темнота не позволит ему продолжать путь.

Спрятавшись среди толстых стеблей, он мог видеть вдали палатки Арройо. Вид бандитского стана пробудил в нем ярость, и он погрозил кулаком лагерю своего смертельного врага.

Прошел еще час, прежде чем снова послышались голоса людей и конский топот. То были всадники Арройо, возвращавшиеся в лагерь после неудачных поисков сбежавшего Рафаэля, вместо которого они, к досаде своей, обнаружили спящих Пачеко и Суареса, целых и невредимых.

Не следовало терять ни минуты, и, раздвинув стебли, дон Рафаэль углубился в чащу камышей. Когда несколько мгновений спустя всадники проскакали галопом мимо того места, где скрывался полковник, ветер тихо шевелил зеленые стебли бамбука, и самый зоркий глаз не мог бы заметить присутствия беглеца.

Вскоре дон Рафаэль услышал плеск воды под копытами лошадей; затем шум стих, и глубокое молчание воцарилось вновь.

Медленно тянулись часы, пока заходящее солнце, как бы прощаясь, бросило на тростник свои последние пурпурные лучи. Через четверть часа сумерки превратились в темную ночь, и бесчисленные звезды отразились в темных водах Остуты.