Маленький Большой человек

Мне не терпелось поскорее повидать свою племянницу и посмотреть, каких ещё хороших манер поднабралась она за зиму, но решил, что надо Шайен ответить взаимностью мисс Элизабет Уэмсли, тем паче, что сидел я, развалившись в кресле посреди гостиной её «Академии для благородных девиц»; какой-то фикус в горшке щекотал мне за ухом своими листьями, руки покоились на вышитой батистовой салфетке, а ещё одна такая же лежала у меня под головой, которую я, как культурный человек, смазал медвежьим жиром.

— Надеюсь, — сказала мисс Уэмсли, — что вы собрали много диковинных раритетов и уникальных окаменелостей для экспозиции в наших очагах культуры на восточном побережье.

Представляете, под каким соусом малышка Амелия преподнесла ей мою охоту на бизонов!

— Вы непременно должны мне рассказать об этом, — продолжала она, — но прежде, право же, я думаю, нам следует обсудить ряд безотлагательных, хотя и низменных, вопросов. А и правда, — она выставила напоказ крупные передние зубы в некоем подобии улыбки, — разве они всегда не одни и те же?.. Не сомневаюсь, дорогой мистер Крэбб, вам не надо объяснять, что если питомица проучилась в нашем заведении хотя бы две недели, а потом покинула его, то гонорар за семэстэр не возвращается.

Я счел за благо опрокинуть чашку себе в рот потому, как почувствовал, что иначе оболью скатерть.

— Она сбежала… — прошептал я, обмерев.

На что мисс Элизабет Уэмсли зашлась трескучим смехом. Звук был такой, как будто рвали шелковую шаль.

— Ну, что вы, мой дорогой мистер Крэбб! Ни в коем разе! Наша милая Амелия выходит замуж, вот что! Увы! У нас не было никакой возможности изыскать способ оповестить вас. Не имея ни вашего почтового адреса, ни каких-либо других координат, чтобы отыскать вас среди этих ваших бескрайних пустынь и неприступных гор…

— За кого? — спрашиваю. И думаю, что будь я где-то в другом месте, а не в этом душном салоне, где стоял затхлый запах засушенных цветов, то далее с моей стороны последовали бы яростные проклятия в адрес этого негодяя и угрозы убить подлеца. Мне просто и в голову не пришло, что на Амелии и впрямь может кто-нибудь жениться, или хотя бы пообещать… кроме какой-нибудь шушеры вонючей, конечно. Видите ли хоть я тут и поминаю то и дело, что она поднабралась хороших манер, но в глубине души-то я никогда не забывал, что вытащил её из грязи, и не сомневался, что стоит предоставить её самой себе, как она тут же скатится в ту же грязь.

Но тут мисс Уэмсли и говорит:

— При всей присущей нам скромности, мистер Крэбб, я право полагаю, что в данном случае нам позволительно бы было выразить глубокое удовлетворение выбором Амелии. Воспитанницы Академии Уэмсли — хозяйки лучших домов Новой Англии, и неудивительно…

— За кого?! — повторяю, потому что никак не возьму в толк, что она не для того тянет, чтобы смягчить удар, а для пущего эффекта.

И, клянусь, тут она называет имя сенатора штата и сообщает, что это его сын, молодой адвокат в Канзас-сити, которого мисс Уэмсли наняла представлять интересы Академии по делу о неуплате за обучение, — тут она бросает на меня многозначительный взгляд, — по каковой причине он и появляется в Академии, встречает Амелию и «сердце его, — как сказала моя собеседница, — пронзает стрела Купидона». Всю зиму он, как водится, ухаживает за ней, а свадьба назначена на май. Потому мисс Уэмсли и беспокоится об уплате — ведь её семестр заканчивается в июне. А денег, что я заплатил прошлой осенью, хватило только на первое полугодие, и, начиная с семьдесят второго года мисс Уэмсли вынуждена содержать Амелию в кредит, хотя в кредитоспособности такого известного исследователя и путешественника как я, она ни разу не позволила себе усомниться.

Я незамедлительно выкладываю кругленькую сумму. Мне было стыдно за свои скоропалительные и превратные выводы насчёт Амелии, но от такого головокружительного взлета малышки у меня буквально закружилась голова. Конечно, я мечтал о том, чтобы со временем устроить ей достойную партию, но чтобы так вдруг… да тут любой ошалеет.

Как только эта старая наседка получила денежки, она тут же их убрала и выпорхнула в предпокой, чтобы послать за Амелией, у которой как раз был урок то ли кройки, то ли шитья, то ли ещё чего-то такого. Войдя, племянница чмокнула меня в щёку, только что вышедшую из-под рук брадобрея, и я порадовался своей предусмотрительности. Потому как, если чьё прикосновение и могло напомнить мне о миссис Пендрейк, так это прикосновение Амелии. И это при всём при том, что мисс Уэмсли обряжала своих девиц в длинные и глухие убогие платья мышиного цвета. И никаких румян, пудры или там украшений. Так что почти все воспитанницы, что встречались мне по дороге, отличались друг от друга не больше, чем мыши одного помёта.

Все — но только не Амелия. В тех же стеснённых обстоятельствах она умудрялась выглядеть королевой.

Она присела рядышком со мной на диван, скромно сложив руки перед собой, грациозно наклонила голову и сказала:

— Надеюсь, ваше путешествие оказалось плодотворным.

— Мисс Уэмсли, — говорю я ей, — только что мне сообщила, что ты выходишь замуж.

В её глазах на мгновение вспыхнул бесовской огонек, и я тут же добавил:

— Я совсем не возражаю. Полагаю, что ты выходишь по любви.

Поначалу Амелия скромно потупила взор, как её и учили, не скрывая, однако, торжества, но потом вдруг посмотрела на меня спокойно и прямо, не цинично, а по-деловому. И отбросив свой прежний надменный светский тон, говорит мне:

— Ты что, и в самом деле верил, что я тебе родная племянница? Потому ведь как, сам понимаешь, если да, то у меня, честно говоря, будет скверно на душе.

Сами знаете, можно прожить полжизни и ни разу так и не столкнуться с подобными вопросами людского бытия. Если все называть своими именами, то от полной определенности человеку станет только хуже. К примеру, знавал я горьких пьяниц, что протянули долгие годы единственно потому, что сами себе никак не признавались, что окончательно спились. Вы, небось, ещё тогда в самом начале, когда я только связался с Амелией, решили, что я и впрямь поверил в наше кровное родство, хотя доказательства-то были очень хлипкие, потому как девчонка в её положении наплетет клиенту с три короба, лишь бы он был доволен, а еще, небось, подумали, что прикидываться моей племянницей, занятие уж явно попроще, чем то, от которого я её отвадил.

И не то чтобы я всего этого не понимал. Но, послушайте, чёрт побери, я прожил такую жизнь, что всё же заработал себе право выбирать, кто мне родственник, а кто — нет. Всякий раз, как у меня складывалась какая-никакая, а настоящая семья, от неё меня отрывало какое-нибудь несчастье. И я постепенно свыкся с мыслью, что настоящих родственников мне иметь не суждено, и когда малышка Амелия стала набиваться мне в племянницы, я тут же решил, что так тому и быть, и не она, а это я должен благодарить судьбу, и это мне, а не ей повезло…

— Я ведь знала, — говорит она, — что тебе, как и мне, это нравится, но теперь у меня появился хороший шанс выбиться в люди, и кто его знает, когда ещё такой подвернётся? — Тут она берёт меня за руку и говорит, — Ей-Богу, мне бы очень хотелось, чтобы ты был у меня посажённым отцом. Понимаешь, мать моя сбежала, когда мне и двенадцати не было, с каким-то бродячим торговцем, а отец допился до белой горячки и через пару лет после того умер. Было это в Сент-Джозефе. И тогда я поплыла по течению. Ну, то есть, села на корабль. А один парень — он ходил в заведение Долли — бывало мне рассказывал про мормонов — вот откуда я знаю, как они живут.

Она улыбнулась — поверители, ей каким-то непостижимым образом удалось сохранить простодушную невинность улыбки.

Так вот, сэр, примирившись с тем, что мне суждено вскоре лишиться общества моей «племянницы», я почувствовал себя несчастным и одиноким, но то, что я коренным образом изменил её судьбу, возвратило мне душевное равновесие и я испытал едва ли не блаженство. Если уж мне не дано выбиться в люди, то хоть в этом случае я сумел устроить, если можно так сказать, благополучие ближнему. А о чём ещё остаётся мечтать?