Остров Медвежий

— Прошу прощения. Простая формальность. Похоже, налицо случай пищевого отравления. Хочу выяснить, в чем дело.

— Пищевое отравление? Ну, мой камбуз тут ни при чем, могу вас заверить.

За всю жизнь у меня такого не случалось! — возмутился Хэггерти, даже не удосужившись поинтересоваться, кто жертва и насколько тяжело отравление. — Я двадцать семь лет прослужил коком в военном флоте, доктор Марлоу. Последние из них старшим коком на авианосце. А вы мне толкуете о недостаточной чистоте на камбузе...

— Никто об этом не говорит, — возразил я в тон ему. — Всякому видно, чистота идеальная. Если источник отравления камбуз, то вашей вины тут нет.

— Никакой он не источник, мой камбуз. — Красное лицо Хэггерти еще больше побагровело, а голубые, как незабудки, глаза глядели враждебно. Извините, мне работать надо.

Повернувшись ко мне спиной, он принялся стучать кастрюлями. Я не люблю, когда во время разговора ко мне поворачиваются спиной, и естественной моей реакцией было желание схватить Хэггерти за плечо. Но я решил действовать словом.

— А что так поздно задержались, мистер Хэггерти?

— Ужин для ходового мостика готовлю, сухо ответил он. — Для мистера Смита и боцмана. В одиннадцать смена вахты, они в это время вместе трапезничают.

— Будем надеяться, что до двенадцати с ними ничего не произойдет.

— Что вы хотите этим сказать? — медленно повернувшись ко мне, спросил кок.

— Хочу сказать следующее. То, что случилось однажды, может случиться снова. Вы даже не поинтересовались личностью пострадавшего и насколько тяжело его состояние.

— Я вас не понимаю, сэр.

— Очень странно. В особенности если учесть, что от пищи, приготовленной на этом камбузе, человеку стало плохо.

— Я подчиняюсь капитану Имри, а не пассажирам, — сказал уклончиво кок.

— Вам известно, что капитан спит у себя в каюте. Его и пушками не разбудишь. Не угодно ли пойти со мной и посмотреть на дело своих рук. На человека, которого отравили.

Это было не очень-то вежливо с моей стороны, но иного выхода я не находил.

— На дело моих рук? — Хэггерти отвернулся, сдвинул кастрюли в сторону и снял поварской колпак. — Ничего плохого я сделать не мог, доктор.

Подойдя к двери каюты, где находился Антонио, я отпер ее. Запах стоял отвратительный. Антонио лежал в той же позе, в какой я оставил его. Но в лице не осталось ни кровинки, руки были почти прозрачны.

— Как вам нравится это зрелище? — повернулся я к Хэггерти.

Лицо у кока не побелело, а приобрело молочно-розовый оттенок. Секунд десять смотрел он на мертвеца, потом отвернулся и торопливо зашагал по проходу. Заперев дверь, я последовал за ним, шатаясь из стороны в сторону: траулер отчаянно качало. Добравшись до столовой, я извлек из гнезда бутылку «Черной наклейки» и, приветливо улыбнувшись маленькой Мэри и Аллену, направился на камбуз. Полминуты спустя туда же вернулся и Хэггерти. Вид у него был — не позавидуешь. Несомненно, за долгую службу на флоте он повидал немало, но в зрелище человека, умершего от отравления, есть что-то особенно жуткое. Я налил полстакана виски, кок залпом выпил и закашлялся. Лицо его приобрело почти нормальный цвет.

— Что это? — хрипло спросил он. — Что же это за яд? Господи, в жизни не видел такого кошмара.

— Не знаю. Но пытаюсь выяснить. Так можно мне осмотреть камбуз?

— Ну конечно. Не сердитесь, доктор. Я не знал. Что вы хотите осмотреть в первую очередь?

— Уже десять минут двенадцатого, — заметил я.

— Десять двенадцатого? Господи, совсем забыл про вахтенных! воскликнул Хэггерти и с невероятной поспешностью начал собирать ужин. Две банки апельсинового сока, консервный нож, термос с супом и второе в плотно закрытых металлических судках — все это он сложил в плетеную корзину вместе с вилками, ложками и двумя бутылками пива. На все ушло немногим больше минуты.

Пока кока не было — отсутствовал он минуты две, — я осмотрел продукты на полках и в объемистом холодильнике. Если бы даже я и умел проводить анализ, у меня не было нужной аппаратуры, поэтому я полагался на зрение, вкус и обоняние. Ничего необычного я не обнаружил. Действительно, чистота на камбузе была безупречная.

— Напомните мне меню ужина, — обратился я к Хэггерти, когда тот пришел.

— Апельсиновый или ананасовый сок, говяжье рагу...

— Консервированное? — спросил я, на что тот кивнул. — Давайте посмотрим. — Открыв по две банки всего, что перечислил кок, под его пристальным взглядом я снял пробу. По своему вкусу ни соки, ни рагу не отличались от обычных консервированных продуктов.

— А что было на второе? — продолжал я. — Бараньи котлеты, брюссельская капуста, хрен и вареный картофель?

— Совершенно верно. Но эти продукты хранятся не здесь.

Кок провел меня в прохладное помещение, где хранились продукты и овощи, затем в освещенную ярким светом холодную кладовую, где с крюков свешивались огромные куски говядины, свинины и баранины.

Как я и предполагал, ничего подозрительного я не обнаружил и заверил Хэггерти: в том, что произошло, нет его вины. Затем поднялся на верхнюю палубу и, пройдя по коридору, добрался до капитанской каюты. Повернув ручку и убедившись, что дверь заперта, я принялся стучать. Затем начал бить по двери каблуками. Безрезультатно: раньше, чем через девять часов, капитан не придет в себя. Хорошо, что штурман знает свое дело.

Я вернулся на камбуз (Хэггерти там уже не было) и, пройдя через кладовку, проник в кают-компанию. Мэри Дарлинг и Аллен сидели на диване и, сплетя руки, глядели друг другу в глаза. Я знал, на судне романы возникают чаще, чем на берегу, но полагал, что случается это где-то у Багамских островов, а не здесь, в стылых просторах Арктики, вряд ли способных настроить кого-то на лирический лад. Заняв капитанский стул, я плеснул себе на дно стакана виски и произнес: «Ваше здоровье!». Оба подпрыгнули, словно их ударило током. Мэри укоризненно произнесла:

— Ну и напугали вы нас, доктор Марлоу!

— Прошу прощения.

— Мы все равно собирались уходить.

— Еще раз прошу прощения. — Посмотрев на Аллена, я усмехнулся. — Тут не то что в университете, верно?

— Действительно, есть разница, — слабо улыбнулся он.

— А что изучали?

— Химию.

— И долго?

— Три года. Вернее, почти три года. — Снова слабая улыбка. — Вот сколько времени понадобилось, чтобы убедиться: с этим предметом я не в ладах.

— А сколько лет вам теперь?

— Двадцать один год.

— Все еще впереди. Когда я начал учиться на врача, мне стукнуло тридцать три.

Хотя Аллен ничего не сказал, по выражению его лица я понял, каким стариком он меня считает.

— А что же до этого делали?

— Ничего особенного. Скажите, во время ужина вы сидели за капитанским столиком? — Оба кивнули. — Примерно напротив Антонио?

— Пожалуй что так, — отозвался Аллен. Это было хорошим началом.

— Антонио нездоров. Я пытаюсь выяснить, не съел ли он чего-нибудь такого, что могло отрицательно повлиять на него. Не заметили, что он ел?

Оба растерянно переглянулись.

— Цыпленка? — подсказал я. — А может, сардины?

— Простите, доктор Марлоу, — проронила Мэри. — Мы не очень-то наблюдательны.

Я понял, что помощи отсюда ждать нечего: оба слишком заняты друг другом. Может быть, они и сами-то ничего не ели. Я тоже был не очень наблюдателен. Но ведь я не знал; что готовится убийство.

Держась друг за друга, чтобы не упасть, молодые люди встали с дивана.

— Если вы идете вниз, попросите Тадеуша зайти. Он в салоне.

— А что, если он в постели? — сказал Аллен. — И спит?

— Где-где, но только не в постели, — убежденно ответил я.

Минуту спустя появился Граф. От него разило бренди. Породистое лицо его выражало раздражение.

— Какая досада! — начал он без всякого вступления. — Какая досада, черт подери! Не знаете, где можно найти отмычку? Этот идиот Антонио заперся изнутри и дрыхнет, наевшись успокоительных таблеток. Никак не разбудить этого кретина!