Балтийский эскорт

Зажглось аварийное освещение - две крохотные, тускло мерцающие лампочки у люков переборок. Трудно было что-либо разглядеть при таком свете, но все же не тьма кромешная.

Мое место по тревоге в центральном посту. Бегу туда. На всякий случай прихватил свой пистолет, если конец, если все безнадежно, так чтобы не мучаться… Но пока главная забота - гирокомпас. В полутьме отыскиваю его. Он не журчит, как обычно, а ревет, как сирена. От взрыва отключилась следящая система, и гироскоп под влиянием прецессионных сил все набирал и набирал скорость. Ротор вот-вот сорвется с цапф: скорость, которую он набрал, уже превышала шесть тысяч оборотов в минуту! Безобидный в нормальном состоянии, прибор как бы превратился в снаряд. Стоило гироскопу потерять опору, и он стал бы носиться по центральному посту, сокрушая все вокруг.

Только мгновение думал я, как поступить… Операция простая, но ее надо знать. В зависимости от наклона гироскопа достаточно приложить влево или вправо пару сил, что я и сделал. Постепенно ротор гирокомпаса из наклонного положения пришел в нормальное. Рев прекратился.

Бросившись к карте, постарался точно нанести свое место: отсюда должен был пойти отсчет нашего дальнейшего пути. Но сможем ли мы двигаться вообще? Корабль не имел хода, лежал на грунте, глубина около 60 метров. Первый отсек интенсивно заполнялся водой через трещины в прочном корпусе. Хорошо, что аварийная команда во главе с помощником командира успела по тревоге проскочить туда: сразу после взрыва во всех отсеках были наглухо задраены переборочные люки. Таков порядок. Борьба за жизнь корабля ведется поотсечно до последней возможности. И никто без приказа командира корабля, даже при угрозе гибели, не имеет права покинуть отсек.

Второй отсек, где находились стеллажи торпед и яма с аккумуляторными батареями, тоже был основательно поврежден. Центр взрыва мины, видимо, находился где-то в носовой части лодки. Здесь забортная вода проникала через заклепки, и отсек заполнялся не так быстро. Но вода в этом отсеке представляла сама по себе страшную опасность. Стоило соленой морской воде соединиться с электролитом, который вытекал из потрескавшихся аккумуляторных баков, стал бы выделяться хлор. А короткое замыкание между элементами могло вызвать взрыв и пожар. Вот почему команда электриков во главе со старшиной 1-й статьи Лаврешниковым быстро рассоединяла межэлементные соединения и самоотверженно боролась с поступлением воды.

В районе центрального поста прочный корпус выдержал

удар взрыва, но была повреждена главная балластная магистраль, соединяющая все отсеки с главным осушительным насосом. Кроме того, именно через этот разрыв в трюм центрального поста стремительно поступала вода, так как забортное давление достигало почти шести атмосфер. Были уже залиты помещения агрегатов, радиорубки, и мы лишились радиосвязи. Вода подбиралась к палубному настилу, полностью затопив трюм центрального поста. Команда трюмных во главе с главным старшиной Говоровым, надев маски изолирующих приборов, опустилась под воду и старалась наложить бугели на трещину магистрали.

Тем временем в первом отсеке аварийная команда работала уже по грудь в воде. Моряки накладывали пластыри, подкрепляли их распорками. Так как разошедшийся шов прочного корпуса был большим, то все, чем можно было его законопатить, пошло в ход, в том числе и мой китель. В пятом отсеке, где находились мотористы, вода тоже сочилась через заклепки. Обнадеживало лишь то, что дизеля, электромоторы, горизонтальные и вертикальный рули находились в строю.

Оценив обстановку в первом отсеке, командир приказал дать туда подпор воздуха. Течь из трещины ощутимо сократилась. Вскоре пробоина была заделана. К этому времени трюмные исправили осушительную магистраль. Заработал главный осушительный насос. Уровень воды в аварийных отсеках стал понижаться.

Внутри лодки обстановка более или менее начала приходить в норму. Ну а наверху? Взрыв мины, по расчетам, произошел в пределах видимости наблюдательного поста на Гогланде. Следовательно, чтобы добить нас, противник мог послать катера. Вот почему крайне необходимо было как можно скорее отойти.от этого места.

Как выяснилось впоследствии, фашисты с сигнального поста на острове Гогланд наблюдали взрыв на минном поле и оповестили по радио, что потоплена еще одна советская подводная лодка. Этого, к счастью, не случилось.

Однако впереди были новые испытания. Часам к шестнадцати удалось окончательно справиться с водой и ввести в строй часть освещения. Лодка же, будучи раздифферентованной, не слушалась рулей. Она то валилась на нос, то задирала кверху корму.

Все мы оказались на дьявольских подводных качелях. Хватаясь за что попало, едва удерживались на ногах. По палубе с грохотом и звоном катилось все, что не было закреплено, и все, что сорвало взрывом со своих мест или разбило. Наш корабль, такой чистый и опрятный до взрыва, имел жалкий вид.

Но не зря говорят, одна беда не приходит. Оглядывая пост, я заметил, как напряглось лицо рулевого старшины 2-й статьи Василия Бабича.

- В чем дело? - спрашиваю у него вполголоса.

- Товарищ старший лейтенант, лодка не слушается вертикального руля.

- Переложи руль вправо на 25 градусов, - посоветовал я и стал наблюдать за репитером гирокомпаса. Картушка даже не дрогнула. Я посмотрел на тахометры. Все в порядке. Моторы работали на «Малый вперед».

- Лево на борт! - приказал Бабичу. Картина не изменилась.

Сомнений быть не могло - мы уперлись в какое-то препятствие. Это могла быть скала, а могло быть затонувшее судно, их тогда немало находилось на дне Финского залива. Момента, когда мы уперлись в препятствие, никто не заметил.

Доложил свои соображения командиру. Он приказал застопорить ход. И мы снова оказались намертво связанными с грунтом. Ощутимо чувствовалось кислородное голодание. Говорить стало тяжело. Чтобы что-нибудь сказать, надо было полной

грудью вобрать в себя воздух, а потом на выдохе произнести нужную команду.

В горячке мы сначала не заметили, что во время взрыва почти все получили ранения. Но главное было не это. Каждый понимал, что мы застряли где-то на сорокаметровой глубине…