ПОВСЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ ПОДВОДНИКОВ

Вдруг жизненно важным для всех восьми офицеров, обитателей общей каюты в Восьмом отсеке, оказалось то, что старший лейтенант Евгений Медведев не уснул, как соседи, а читал, верный своей книгочейской страсти, роман Пикуля. Именно он услышит сигнал тревоги, почти не проникавший в глухой закут восьмиместки, разбудит товарищей, и те успеют надеть дыхательные аппараты, прежде чем ядовитый дым подступит к горлу.

Вдруг обмен койками лейтенанта Хрычикова и капитан-лейтенанта Полякова станет самым главным обменом в их жизни: черный жребий смерти выпадет тому, кто останется в момент тревоги в Восьмом отсеке.

И роковым для всех обернется обычная лотерея с назначением на вахты. В час беды и в миг ее начала на вахте в Девятом стоял матрос Кабак. Тот, кто придумал этот жуткий сценарий, обладал мрачным чувством юмора.

Кабак!

Девятый отсек

В Девятом, предпоследнем к корме, отсеке помимо всего прочего - камбуз. В то утро кок жарил оладьи, и на соблазнительный запах вылез из отсечного трюма вахтенный матрос Кабак. Пока шли сложные переговоры с коком. Кабак предлагал себя в качестве дегустатора готовой продукции, в трюме, наконец, прорвало злополучную микротрещину, и трубопровод лопнул. Масло, вырвавшееся из свинца под давлением, попало на фильтр очистки воздуха в отсеке, в котором рабочая температура элемента (ускорителя химической реакции) была выше 120°С.

Вот тут и заплясало пламя, повалил дым. Его еще можно было потупить, накинув одеяло, пустив из ВПЛа пенную струю… Заметь Кабак сразу, в первую же минуту, этот выброс… Но, должно быть, дым подгоревших оладий помешал сразу уловить запах гари. А когда уловил и стал докладывать вахтенному офицеру, тот, который за автономку не раз и не два получал доклады о самых разных источниках дыма, не поря паники, хладнокровно посоветовал разбудить старшину отсека Васильева и выяснить, откуда дымит и что. Кабак растолкал главстаршину, который досматривал последний сон в своей жизни, и уж Васильев-то, сиганув в трюм, и принял на себя огнеметный форс пламенной струи. За эти считанные минуты, которые прошли от доклада Кабака в ЦП и до прыжка Васильева в трюм, огнем выплавило фторопластовые прокладки в трубопроводах воздуха высокого давления, и пламя, раздутое струёй в двести атмосфер, загудело яростным ураганом…

Каждому из оставшихся в живых авария виделась по-своему: в зависимости от того, в каком отсеке он встретил беду. Мы же увидим эти отпылавшие события глазами командира Первого (носового) отсека, старшего минера «К-19» капитан-лейтенанта Валентина Заварина. Он первый, кто попытался воссоздать хронику того страшного дня. Главным же консультантом в его кропотливой работе, судьей, оценивающим деяния и поступки каждого в жестоком испытании, станет человек столь прямой и бескомпромиссный, сколь и самоотверженный, офицер, еще до похода попытавшийся обратить внимание начальства на опасные прорухи головоломной машинерии атомного ракетоносца (начальство, «выпихивавшее» «К-19» в море, сумело не услышать его), инженер-механик (командир БЧ-5) капитан 2 ранга Рудольф Миняев.

Первый отсек

О том, что происходило в корме, из Первого отсека можно было судить только по стрелке одного прибора - манометра станции ВПЛ. Стрелка все время клонилась к нулю, а это значило, что давление в системе падало, поскольку она непрерывно работала, выбрасывая пенную струю в очаг пожара. Если бы пожар был потушен, то систему в Девятом перекрыли бы, и стрелка остановилась где-нибудь выше. Но она неумолимо сползала к нулю. Пусто. Пены нет. Все израсходовано. Потушили?

Заварин: «Пожар страшен. Но страшней бездействие при пожаре. Там, далеко за стальными переборками, - огонь, от которого отступать некуда. Быстро спустились в трюм старшина отсека мичман Межевич, трюмный и я - командир Первого отсека. Спустились для перезарядки носовой системы, пожаротушения. Я водил пальцем по строчкам инструкции, выбитой на латунном листе, и смотрел на манометр. А давление все падало и падало. Кто-то расходовал ВПЛ - пенную жидкость системы пожаротушения. Затем мы перезарядили систему, но давление снова падало.

Прошло много лет, но это чувство досады и сострадания запомнилось навсегда. Когда в очередной раз мы перезарядили систему последними остатками пенообразующего раствора, поняли, что кому-то там, в очаге пожара, помочь уже больше не сможем…

Запросили Десятый отсек. Там ребята тоже израсходовали весь запас ВПЛ. Сколько же этой пены мы залили в очаг пожара! Неужели так и не перекрыли шланг пожаротушения? Неужели не хватило пены? Неужели уже некому было перекрывать кран системы ВПЛ?

Потом, спустя много времени, когда подводную лодку на буксире провели в Североморск, мы узнали, что старшина Девятого отсека Васильев принял огонь на себя. Он успел размотать шланг пожаротушения и направить струю в огонь пожара. Его нашли в трюме - там, где сноп огня из трубопровода гидравлики прожег трубопровод ВВД (воздуха высокого давления).

Ни Кулибаба, ни Миняев, никто из тех, кто находился в Центральном посту, еще не представлял толком, что именно случилось в Девятом. На пультах Центрального не было приборов, которые бы показывали, во сколько крат подскочили температура и давлении в аварийном отсеке. Все надеялись, что беду удалось отсрочить, наглухо задраив стальные переборки, что пожар затихнет сам собой, как предсказывали все инструкции, ибо самый, 'надежный способ тушения пожара на подлодках есть «метод герметизации отсека».

Восьмой отсек

Восьмой отсек - электротехнический. Здесь находятся жизненно важные механизмы, без которых невозможно остановить реактор и начать его расхолаживание.

Командир отсека, он же и командир электротехнического дивизиона, - инженер-капитан-лейтенант Лев Цыганков. Как и многие в момент аварии, он отдыхал в своей каюте. С первыми же звонками аварийной тревоги был на ногах. Выбираясь из тесной двери, слышал, как резко лязгнула переборочная дверь, и в клубах дыма отчаянно матерясь, перескочили в отсек несколько человек. Это были матросы из Девятого, которые успели спастись прежде, чем все отсеки на «К-19» наглухо замкнут свои двери. Среди перебежавших был и матрос Кабак…