Фрегат Его Величества Сюрприз

И я решил выйти в море до наступления этой даты, что, помимо прочего, ускорило бы и мое возвращение домой. И навалившись со всей силой на переоснащение корабля, могу похвалиться успехом своей затеи. Но в то же время меня терзали сомнения. Стивен пропал, и я злился на него за пренебрежение обязанностями по осмотру команды и пополнению запаса лекарств — о нем не было ни слуху, ни духу. А прибывший на борт мистер Стенхоуп дал понять, что побывал вместе с ним и миссис Вильерс на острове Элефанта. Я решил посадить Стивена под арест, если только мне удастся его разыскать, но ничего не вышло. Я был в ярости, но также сильно переживал, и решил, что как только он вернется на корабль, закатить ему выговор по службе, а заодно и высказать все лично, как друг.

Мы стояли на одном якоре на фарватере, «Блю Питер» с самого рассвета развевался на фок-мачте. Наконец, прибыла его лодка, и я, разгоряченный жарой, волнением, бессонной ночью и заведенный подначками секретаря посла (пренеприятнейший тип, кстати), уже готов был обрушить на Стивена сокрушительный бортовой залп. Но при виде его сердце мое дрогнуло: ты даже представить себе не можешь, каким несчастным и больным он выглядел. Мэтьюрин от природы смугл, прибавь еще загар — но в ту минуту он казался бледным, скорее даже серым.

Боюсь, она обошлась с ним очень и очень круто, поскольку, хотя мы в море уже несколько дней, и идем постоянным курсом при попутном ветре и спокойном море — а это, на мой взгляд, лучший способ забыть про все береговые неприятности, — он до сих пор не оправился. Иногда мне даже хочется, чтобы на борту вспыхнула какая-нибудь не слишком страшная эпидемия — это могло бы пробудить его, но увы: пока в списке больных только Баббингтон, все остальные чувствуют себя просто великолепно, за исключением мистера Реттрея да пары матросов с солнечным ударом. Никогда я еще не видел его таким подавленным, и теперь даже рад, что не прибег к суровым мерам: помимо прочего, было бы очень неудобно посадить его под арест, раз мы размещаемся вместе, ведь свита посла занимает все каюты. Как бы то ни было, надеюсь, что все в конце концов устроится, соленая вода и расстояние унесут все прочь. Вот прямо сейчас он сидит на рундучке у правого борта, изучая малайский словарь, и посмотрев на него, ты бы решила, что перед тобой старик. Как мечтаю я встретить один из фрегатов месье де Линуа, и сойтись с ним борт к борту, рей к рею. Мы научились живо обращаться с пушками, и не сомневаюсь, что сумеем с толком применить их. Нет ничего лучше, чтобы быстро поднять настроение.

Ведь даже боевой корабль, не такой выгодный с точки зрения призовых денег, поскольку прежде чем завладеть им, придется изрядно потрепать его, может приблизить наше обладание уютным коттеджем. Я так много думаю об этом уютном коттедже, Софи! Пуллингс дока в вопросах сельского хозяйства — его семья владеет фермой; и я много разговаривал с ним про огородничество, из чего вынес убеждение, что двое человек (без лишней роскоши) могут прекрасно прокормиться с руда [44] обычной земли. После стольких лет скитаний мне никогда не надоест выращивать свежую зелень, картофель и все такое прочее. Из этого рисунка ты можешь заключить, что я не пренебрег должной организацией севооборота: участок А на первый год отводится под овощи. Одному Богу известно, когда ты увидишь этот план, но при удаче нам может встретиться Китайский флот Компании, и коли так, я передам это письмо, как и прочие, вместе с ним. Многие возвращающиеся из Китая корабли не заходят в Калькутту или Мадрас, так что ты сможешь получить его до наступления Рождества. Впрочем, движения флота зависят от Линуа: если он где-нибудь в районе проливов, флот не тронется с места, и может статься так, что я сам себе послужу почтальоном.

Он замечтался, видя перед собой ровные гряды капусты и лука-порея. Ровные и сильные овощи не были затронуты ни жучками, ни червями, ни ужасными бабочками. Под огородом струился ручей с форелью с поросшими зеленой травкой берегами, а на пастбище паслись несколько молочных коров джерсийской породы. Вниз по течению ручейка виднелся на небольшом удалении Ла-Манш с плывущими по нему кораблями. Сквозь висевшую над морем легкую дымку проступили очертания улыбающейся физиономии Стивена.

— И о чем это ты так сладко грезишь? — спросил Стивен. — Должно быть это очень приятная вещь.

— Я думал о женитьбе, — ответил Джек. — И об огородике, который я разобью после нее.

— Ты хочешь развести огород? — воскликнул Стивен. — Вот уж не подумал бы.

— Обязательно, — заявил Джек. — Я разжился призом, и моя капуста уже построилась в ряды и шеренги. А я все не мог решить, какой кочан первым срезать. Стивен! — вскинулся вдруг он, — хочешь посмотреть на реликвию моей юности? Я думал показать ее тебе в момент, когда подойдет мачтовый кран, но тебя не было рядом. Но я-таки сохранил ее. Вид оной развеселит твое сердце.

— Буду счастлив увидеть реликвию твоей юности, — ответил Стивен, и они вышли на тихую палубу, охваченную покоем воскресного вечера, заполненную безмятежной толпой. Установленный для церкви навес еще не разобрали, и в его тени офицеры, люди из свиты Стенхоупа и большинство мичманов предавались отдыху, насколько это возможно, разумеется, поскольку, едва закончилась служба, на палубе вновь появились принадлежащие кают-компании, мичманским кубриками и послу клетки с курами и мелкой живностью, включая козу мистера Стенхоупа, и так как найти прохладу в лучах палящего солнца было почти невозможно — «Сюрприз» шел по ветру — все это добро разместили под навесом. Тем временем все шло своим чередом: вахтенный офицер с трубой под мышкой совершает ритуальную прогулку взад-вперед, а штурманский помощник и вахтенный мичман меряют шагами оставленную в их распоряжении часть квартердека у противоположного борта; рулевой у штурвала, квартирмейстер следит за курсом, двое юнг, исполняющие роль посыльных, тише мыши стоят на отведенных им местах, только перетаптываются, а прикупленный в Бомбее молодой мангуст снует между клеток, пугая кур.

Джек приостановился, чтобы воздать мистеру Уайту должное за прекрасную проповедь (резкое осуждение арминианства) и поинтересоваться самочувствием мистера Стенхоупа, который подкреплялся поджаренными тостами с бульоном и надеялся в течение пары дней вновь обрести «морские ноги».

В сопровождении Стивена капитан двинулся по переходному мостику, заполненному матросами в их воскресном наряде — многие с шикарными индийскими платками. Часть из них глазела, опершись на коечную сетку, на пустынное море, переговариваясь с товарищами на русленях; иные слонялись туда-сюда, предаваясь безделью; то же самое наблюдалось на форкастле, под завязку набитом людьми: не только потому, что внизу было слишком жарко: шла игра, древняя сельская игра: от играющего требовалось просунуть голову конский хомут и скорчить рожу, приз получал тот, у кого рожа получалась смешнее. Роль хомута исполняла ячея из коечной сетки, а главным претендентом на победу, если судить по неудержимому смеху, являлся молодой подручный доктора. Прорехи в арифметике не позволили ему заделаться мясником на Багамах, но он обладал твердой рукой и был отличным прозектором. Обычно он держался особняком от «неграмотных», но сейчас, подогретый воскресным грогом и молодым задором, кривлялся как дикарь, покраснев от натуги. Но едва его налившиеся кровью глаза заметили Стивена, лицо парня вернулось к привычной форме, приняв постное выражение — нечто среднее между смущением и радостью, он грустно улыбнулся, так и не успев вытащить голову из ячейки.

Бесшумно и незаметно, словно привидение, Джек взобрался наверх по вантам фок-мачты, просунул голову в «собачью дыру», услышал стук костей — запретный, «пятидесятиплеточный» стук костей, — и исполненный ужаса крик: «Это шкипер!» Он наклонился, протягивая Стивену руку, и когда наконец взобрался на марс, матросы молчаливой кучкой стояли у юферса бакборта. Те знали, что служат у необычно активного капитана — но чтоб на фор-марс? — в воскресенье!? — через «собачью дыру»! — это выходило за пределы человеческого разумения. Дудл по кличке Шустрый, единственный, кто сохранил способность действовать, сунул кости за щеку и теперь стоял, пристально вглядываясь в горизонт отсутствующим взглядом, лицо его явно выдавало причастность к преступлению. Джек обвел всех рассеянным взглядом, улыбнулся и проговорил: «Вольно, вольно». Капитан сел на свернутый лисель, помогая Стивену взобраться наверх, не обращая внимания на протестующие вопли последнего: «я прекрасно могу и сам… не раз взбирался сюда по снастям… прошу, не унижай меня свой ненужной заботливостью».