Простое море

Выйдя из вагона, он машинально перешел пути и по шоссе направился к морю. Ему хотелось есть — он ничего не ел со вчерашнего вечера. Он вынимал из пакетов по кусочку и ел. Сначала кончился сыр, потом колбаса. Все равно хотелось есть. Игорь достал лимон, понюхал его и положил в карман. Потом он увидел арку, на которой было написано: «Пляж «Отрада». Вышел на пляж и побрел к морю, увязая в песке. Остановился у самого края воды. Лед уже ушел. Тихо плескалась волна, сверкая искорками солнечных лучей. В сиреневатом облаке громоздился тяжелый купол Кронштадтского собора.

— Ирина... — тихо сказал Игорь. — Я люблю тебя. Ты знаешь, как я люблю тебя?..

— Я знаю, — сказала Ирина.

Игорь вздрогнул и огляделся. Никого не было. Пляж «Отрада» был пуст. Игорь вынул из кармана бутылку. Она была запечатана.

— Чудеса, — сказал Игорь, положил бутылку в карман и побрел по берегу. Кончился песок, начались гранитные валуны, через которые надо было перелезать, пачкая брюки. Берег стал вздыматься обрывом. Солнце жгло левую щеку. Игорь снял фуражку, крикнул:

— Ирина!..

Мальчишка с удочкой вылез из-за камня. Он глядел на Игоря подозрительно, с опаской.

— Я моряк, — сказал Игорь. — Не бойся. Моряки никогда и никому не делали плохого.

Мальчишка отскочил, спрятался под обрыв. Игорь пошел дальше, перелезая через камни.

— Дядя, — крикнул мальчишка, когда Игорь отошел далеко. — Здесь недавно тетенька прошла...

— Ирина!.. — крикнул Игорь и помчался вперед. Левую щеку жгло солнце. Оно жгло, как тогда, у Пантеллерии... Вдруг Игорь почему-то вспомнил, как он, пошатываясь, вышел из каюты буфетчицы, поднялся наверх, вдохнул полную грудь воздуха, теплого и ароматного воздуха Средиземного моря... С правого борта далеко в дымке проплыл четкий, желтоватый контур знаменитого острова Пантеллерия... Тогда он подумал, что должен любить буфетчицу, и стал любить её. В Одессе она списалась с судна, не попрощавшись с Игорем. Потом радист Миша Иванов, который в Бейрутской гавани нырнул с тридцатиметрового спардека, чтобы спасти упавшую в воду армянскую девчонку, сказал Игорю, что благосклонностью буфетчицы пользовались в этом плавании еще двое матросов...

Игорь сел на валун, посмотрел на собор, на лес, на островки... Послышался голос:

— Дяденька...

Игорь быстро встал на ноги.

— Что тебе?

Мальчишка положил удочку на плечо.

— Дяденька, она пошла вон туда...

Он указал пальцем вдоль берега.

— Откуда ты знаешь, что это она? — спросил Игорь.

— Я вижу, — сказал мальчишка.

— Иди ты к черту, — сказал Игорь и пошел по берегу. Он снова лез через камни, пачкая брюки и обивая колени. Вдруг он увидел Ирину. Она сидела на камне и смотрела на него.

— Это тебе за гадкие мысли, — сказала Ирина.

Игорь молча обнял ее. Он прижался щекой к ее груди и слушал, как бьется ее сердце — все чаще и чаще.

— Хватит, — сказала Ирина и поцеловала его в волосы. — Где ты потерял фуражку?

Игорь поднял лицо.

— Сейчас тепло, — сказал он.

Они сидели, смотрели на море и говорили о том, что светит солнце, о том, что воздух пахнет морем, о том, что на березах лопнули почки и кажется, что роща задернута зеленой кисеей. Они говорили о белых облаках и стайках белых льдин на заливе, о гранитных валунах и далеком островке, приподнятом над поверхностью воды. Игорь объяснил, что это — рефракция.

— Давай пить коньяк, — сказал он и достал из кармана бутылку.

— Стоит ли затуманивать голову? — улыбнулась Ирина.

— Конечно, не стоит, — улыбнулся Игорь.

Он подошел к воде, размахнулся и швырнул бутылку в воду. Бутылка летела долго, она описала красивую дугу и упала в море без шума и всплеска...

— Рыбы! — крикнул Игорь, приставив ладони ко рту. — Выпейте за наше счастье!

Ирина стояла рядом. Игорь посмотрел на нее, хотел сказать что-то и остановился в растерянности...

Пятые сутки, не переставая, дул ветер. Ветер затыкал глотку, рвал снасти, сметал с палуб все, что люди не успели намертво закрепить. Стрелка анемометра, рассчитанного на скорость двадцать пять метров в секунду, упиралась в ограничитель. Суда дрейфовали, меняли места стоянок. Капитаны с тревогой смотрели на вытягивающиеся якорные цепи. Два судна потеряли свои якоря и теперь ходили галсами около каравана, не имея возможности остановиться ни на минуту.

Капитан Лагунов спустился вниз, наскоро пообедал и снова поднялся на мостик. С трудом оттянув прижимаемую ветром дверь, он зашел в рубку.

— Какой дурак придумал эти железные двери, — проворчал капитан, некоторое время повозившись с неподдающейся защелкой. От удара волны дверь немного сдеформировалась, и теперь закрыть ее было крайне трудно. — Не наблюдаете дрейфа? — спросил капитан.

— Пока нет, — сказал Игорь. — Интересное сообщение я нашел в лоции моря Лаптевых. Посмотрите...

Игорь взял книгу, перелистнул страницы, нашел нужное место.

— Вот: «Штормы силою более девяти баллов летом вообще не наблюдались...» А сейчас все двенадцать.

— Уже три дня, как лето кончилось, — сказал капитан. — Так что ваши претензии неосновательны.

— Уже пять дней, как этот ветер дует, — сказал Иван. — Так что он еще летом начался...

Капитан посмотрел на него, спросил:

— Ну как, Карпов, не мучает вас морская болезнь?

— Немножко было вначале, — признался Иван. — Теперь прошло. Я сухари грызу.

Он вынул из кармана кусок черного сухаря и показал его капитану.

— Это метод, — улыбнулся Лавр Семенович. — Можно еще селедочную голову сосать... Я недавно узнал, что у вас книжка стихов есть изданная. Дали бы почитать.

— Плохая книжка, — сказал Иван. — Не хочется показывать. Теперь бы я так не написал.

— Давайте, давайте, — улыбнулся Лагунов. — Я сам разберусь, какая она. Со стороны виднее.

Он взял бинокль, осмотрел берега, небо, воду, стоящие на якорях суда. В юго-восточной части неба, у самого горизонта, пробивалась голубая полоска.

— В тридцать пятом году мы с приятелем тоже вот книжку написали, — сказал капитан, положив бинокль и усевшись на диван. — Смешная такая повесть... «Петропавловск — тоже город» называлась. Представьте себе — напечатали во Владивостоке.

— А после писали что-нибудь? — спросил Иван.

— Нет, — капитан махнул рукой. — Писали мы с этим Васей Громовым, вечная ему память, все-таки плохо. Ну а капитанили хорошо. Это было совершенно очевидно... Вот такие дела. Вы мне книжечку занесите после вахты, — сказал Лагунов и вышел из рубки.

— Я начинаю всерьез уважать этого человека, — значительно произнес Иван.

— Иди-ка ты... и стой вахту на палубе как положено, — прикрикнул на него Игорь. Он запахнул полушубок, опустил под подбородок ремешок фуражки и пошел на бак проверить положение якорных цепей.

Утром 9 сентября «Сахалин» отшвартовался у дебаркадера в глубине Тиксинской бухты. Его морская карьера окончилась навсегда. Все это понимали. Матросы драили палубу как-нибудь и под разными предлогами норовили удрать в город. Игорь приказал закрасить шаровой краской латунный раструб сирены. По судну бродили три речника в шапках и мятых кителях. Это были будущие хозяева «Сахалина» — капитан Ефим Васильевич Кунин, его первый помощник и механик. Они залезали во все углы и закоулки, расспрашивали, изучали документацию. Лавр Семенович сказал, что он болен, и из каюты показывался редко. Банкеты и торжества по поводу прихода каравана, устраиваемые различными организациями, за него посещал Игорь. Вдруг исчезла буфетчица Маша. Игорь расспрашивал всех, где может быть буфетчица. Одни искренне пожимали плечами, другие отводили глаза. Игорь почувствовал, что на судне от него что-то скрывают. Наконец, возмущенный мистификацией, он вызвал к себе Ивана и прямо спросил его: