Взрыв в бухте Тихой

— Поплывете? — невольно переспросил старший техник-лейтенант. — Ведь надо плыть с патроном, а шнур поджечь там. Пакля наверняка намокнет, придется поджигать от папиросы…

— Патрон можно к спасательному жилету привязать, а спички и папиросу завернуть и заклеить…

Бондарук задумался… «В порту много кораблей… Уничтожить мину необходимо, но как? Надо плыть… Послать Кузьмина? Доплывет ли он?»

— Нет, я поплыву сам!.. — сказал он.

— Товарищ старший лейтенант, я же волжанин, я в любой ветер Волгу переплывал, — волнуясь, упрашивал Кузьмин, и глаза его, еще больше потемневшие от внутреннего волнения, блестели. — Ведь у вас рука… — напомнил он.

Бондарук внимательно посмотрел на матроса.

— Хорошо, плывите, — твердо проговорил он. — Идемте!

Они спустились с обрыва к воде. Там тщательно прикрепили к подрывному патрону бикфордов шнур, затем плотно завернули в парафинированную бумагу спички и папиросу, заклеив пакет изоляционной лентой.

— Плывите спокойнее, без рывков, — напутствовал Бондарук, надувая жилет и привязывая к нему подрывной патрон. — Как подожжете шнур — сразу обратно. Он около часу гореть будет. Смотрите, чтобы не оглушило. Ну, все готово?

— Все, — ответил Кузьмин. Однако, глядя, как пенистые волны темными громадами мчатся к берегу, как они вырастают все выше и выше, закручиваются белыми гребнями и, подломившись у основания, обрушиваются на прибрежные скалы, он оробел.

«Смотри, не подкачай там, ведь теперь ты настоящий рабочий да еще волжанин», — вспомнились вдруг слова старого мастера.

— Все! — твердо повторил он.

— Плывите! Ни пуха ни пера!

Кузьмин вошел в воду, за ним змейкой тянулся шкерт.

— Смотрите, чтобы волной о берег не ударило! — крикнул вслед старший лейтенант.

Смуглое тело матроса скрылось в пене прибоя, но через минуту его голова показалась на гребне волны. Шкерт натянулся. Бондарук бросил спасательный жилет с привязанным к нему патроном в воду.

Позади осталось всего несколько десятков метров, но страха как не бывало.

«Плыть можно», — подумал моряк, удаляясь от берега.

Вокруг мчались высокие, с седыми гривами валы, позади танцевал на волнах черный ящичек подрывного патрона, привязанный к резиновому надутому жилету. Кузьмин, равномерно выбрасывая руки и быстро двигая ногами, плыл и плыл дальше. «Ничего, Иван Семенович, твой ученик Колька не подкачает! Недаром три года около верстака стоял», — думал он.

Неожиданно встречная волна накрыла его с головой, вода забила нос, попала в легкие. Откашлявшись, матрос сердито сплюнул.

«Уж не сбился ли?» — внезапно подумал он и оглянулся. Позади навис угрюмый обрыв, у самой воды, едва заметный на фоне темных скал, стоял старший техник-лейтенант.

«Где же мина? — размышлял моряк. — Старший лейтенант машет фуражкой прямо, стало быть, впереди…»

И снова встречные крутые валы, вскипающие пеной гребней… Мускулы стали наливаться тяжестью усталости, глубина моря тянула вниз. Но моряк не останавливался. Тяжело двигая словно чужими ногами, с трудом выбрасывая руки вперед, он плыл дальше. Если сначала он думал о доме, о матери, о своих товарищах по службе, то сейчас в голове не было никаких мыслей, только — вперед, вперед, вперед…

Усталость все больше и больше наваливалась на тело.

«Неужели не доплыву?!» — мелькнула мысль, и сразу неровными глухими толчками забилось сердце. — «Нужно немного отдохнуть», — решил он и, быстро подтянув к себе резиновый жилет, лег грудью на него, обняв руками подрывной патрон. Почувствовав опору, Кузьмин начал успокаиваться и затем огляделся. Все так же складки валов бороздили море, далеко-далеко позади маячил мыс, внизу стоял старший техник-лейтенант. Когда гребень волны поднимал матроса вверх, скалистый мыс и офицер, словно приближаясь, становились виднее, когда же Кузьмин проваливался вниз — они скрывались совсем.

«Да что такое со мной, столько ли приходилось проплывать», — подумал матрос и оттолкнулся от надувного жилета. Взлетая на гребень волны, он каждый раз высоко приподнимал голову и оглядывался. И вот впереди мелькнуло что-то черное.

«Неужели она?»

Закипел, закручиваясь, гребень волны. Среди пены показался покрытый ракушками бок мины.

— Она! — воскликнул Кузьмин и быстро — откуда только сила взялась — поплыл к ней.

— Сейчас я с тобой, голубушка, разделаюсь!

Мина, таща за собой длинный хвост водорослей, ныряла в волнах. Во все стороны торчали небольшие с серыми кончиками рожки, почти скрытые слоем ракушек.

Кузьмин подтянул к себе жилет и осторожно, чтобы не удариться о рогатый шар, привязал шкертом патрон; затем оттолкнулся, держа в руках конец шнура.

«Сейчас подожгу!»

Повернувшись на спину и удерживая ногами равновесие, матрос развернул бумагу и извлек спички и папиросу. Набежавшая волна отбросила мину — шнур выскочил из рук. Другая волна, захлестнув голову, окатила спички. Выплюнув намокшую папиросу, Кузьмин поймал шнур и зубами распушил конец. Показалась сухая нитка прессованного пороха.

«Зажгу прямо от спички», — решил он и, вытащив спичку, чиркнул. Намокшая головка отлетела, оборвав клочок бумаги от коробки. Вторая тоже. Он вытащил следующую спичку и осторожно, почти не дыша, снова чиркнул. Головка, как и у первых двух, отскочила. В отчаянии он брал по несколько штук сразу — головки отскакивали. Сжав в кулаке пустую коробку, моряк отбросил ее. Она поплыла рядом с белой стайкой спичек.

«Что же делать? — вертелся в голове навязчивый вопрос. — Останусь здесь. Пойдет корабль, — буду кричать, махать руками. Заметят, обязательно заметят. А если корабль не выйдет до вечера?!»

И моряк мысленно представил, как наступит ночь, а он, замерзший, обессиленный, будет висеть на мине. Да если ночью и пойдет корабль, кто услышит крики матроса за шумом двигателей.

«Нет, надо плыть… Вставить новый шнур, взять несколько папирос и коробок спичек. А доплыву ли? Доплыву!.. Должен доплыть…»

Кузьмин подтянул ближе спасательный жилет и начал отвязывать патрон. Намокший шкерт не развязывался, и матрос стал со злостью дергать за патрон, пытаясь освободить его. Мина, поддаваясь рывкам, двигалась.

«Да ведь так я ее могу с фарватера стащить!..» — мелькнула мысль. Сразу вернулась бодрость, уверенность в своих силах.

Кузьмин лег грудью на жилет и потянул за собой мину. И она, подталкиваемая катящимися к берегу волнами, медленно двигалась вперед. Первоначальное решение — оттянуть ее от фарватера — сменилось другим:

«Дотащу до берега, а там взорвем!.. Буду плыть, пока хватит сил».

Ноги снова наливались свинцом усталости, жилет выскакивал из-под груди, мина, раскачиваясь на волнах, дергала за шкерт, сбивала с курса. Казалось, несмотря на все усилия, мина стоит на месте: берег все так же оставался далеким.

«Все равно доплыву… Дотащу!» — с какой-то ему самому непонятной злостью думал матрос и, стиснув зубы, продолжал работать руками и ногами.

Берег приближался. Скалы мыса все выше и выше поднимались над морем, сквозь туманную поволоку, застлавшую глаза. Кузьмин видел пенистую полосу прибоя, старшего техника-лейтенанта.

Уже скоро!

— …А-а! — услышал он с берега.

Бондарук что-то кричал, махал фуражкой. Шум прибоя заглушал слова.

— Бро-с-са-ай! — донеслось до него, наконец.

Машинально выпустив конец веревки, Кузьмин сильнее заработал руками и ногами. Волна высоко подняла обессиленное тело, с шумом бросила вниз. Больно ударившись коленом о гальку моряк остался лежать на песке.

Подбежал Бондарук, схватил его под мышки, оттащил от воды.

— Я же давно кричу — бросай! Она же о берег удариться может! — волнуясь и незаметно переходя на «ты», говорил старший техник-лейтенант.

Увлекая за собой Кузьмина, он сделал несколько прыжков и упал за огромный обломок скалы. И тут же черный шар метнулся в пене прибоя. Земля, точно вздохнув, поднялась. Потом сразу опустилась. Сжало грудь. Тяжелым грохотом сдавило уши, и высоко в небо взметнулся столб дыма, песка, камней, водяной пыли. По горам звучно прокатилось эхо.