Взрыв в бухте Тихой

На одном месте он задержался особенно долго, а затем, отложив книгу, склонился над картой.

«Вот это вроде подходит!» — подумал он и вслух перечитал страницу лоции.

«Устье Холодной. Рельеф дна у берега является как бы подводным продолжением русла речки. Глубина у берега 9–10 футов с постепенным понижением при удалении в море. Ширина выемки не более 150 футов. В этом месте возможен подход кораблей почти к самому берегу при наличии совершенно тихой погоды. Малейшее волнение опасно, так как по краям выемки, почти до самой поверхности воды, поднимаются гряды скал…».

— Малейшее волнение опасно… По краям — гряды скал… — повторил Василий Григорьевич и продолжал, как бы думая вслух: — Пятьдесят метров ширины… Тоже риск!.. — вспомнил он разговор с механиком. — Малейшее дуновение ветерка — и корабль снесет на скалы… А впрочем — успею выскочить на безопасное место, да и нет другого выхода, только так. Только так! — и, еще раз посмотрев на карту, он крикнул рулевому:

— Курс двести семьдесят!

«Байкал», описав широкую дугу, повернулся носом к берегу. Далекие вершины гор, похожие на белые кучи облаков, приближаясь, все выше и выше поднимались над горизонтом, яснее проступая сквозь сиреневую дымку. Прибрежные вершины, разделенные широкими долинами, стали четко вырисовываться из мглы, а другие, словно отодвигаясь, оставались такими же далекими. Наконец стало видно подножье гор и около самой воды неширокую полосу еще незаснеженных деревьев.

«Почти до самого моря зима спустилась, а ведь идти еще около четырехсот миль на север», — подумал Искрич, оглядывая в бинокль берег и время от времени давая поправку рулевому. Затем он нажал кнопку — снизу донеслась частая дробь электрического звонка. Оставив Твердохлебова одного на мостике, он сошел вниз, где уже строились матросы.

— Товарищи, — сказал он, когда все выстроились, — вы все знаете, что из-за шторма вышел из строя опреснитель и мы остались почти без воды. Ждать буксира или вызвать танкер у нас нет времени: там, в Гремячем, у берегов уже лед. Единственный выход — принять воду из речки Холодной. Подход к берегу хотя и опасен, но возможен. Воду к кораблю будем доставлять в шлюпках. Здесь останутся только семь человек: я, радист, рулевой и четверо у машин. Остальным — доставлять воду. Помощнику и механику составить расписание, вахту менять через каждые два часа. Боцман, расписать людей по шлюпкам и всем выдать резиновые сапоги. Все ясно?

— Ясно! — за всех ответил боцман.

— Тогда приготовить шлюпки к спуску! — и секунду помолчав, Василий Григорьевич добавил:

— Помните, рейс у нас скоростной…

Воздух словно застыл, не ощущалось ни единого дуновения ветерка. С голубого неба, кое-где тронутого легкими мазками облаков, ярко сияло солнце, и темные тени гор ложились на воду. Широкие волны зыби, отголоски промчавшегося шторма, слегка раскачивали «Байкал», стоявший кабельтовых в четырех от берега. Василий Григорьевич с мостика внимательно наблюдал, как волны вбегают в русло реки и затем снова отходят, обнажая каменистые берега. Вот в поле зрения бинокля показалась шлюпка. Она, обождав набегавшую волну, входит в речку, и гребцы налегают на весла. Искрич поднимает бинокль выше, очерченные полукружьями, перед глазами появляются моряки, быстро наливающие ведрами воду в подошедшую шлюпку. У их ног прыгает через камни пенистый поток, даже отсюда чувствуется, как холодна эта голубоватая прозрачная вода. Кое-где на камнях что-то поблескивает.

— Льдинки!.. — говорит капитан и опускает бинокль.

Шлюпка уже подходит к кораблю. С борта в нее падают два шланга, включается мотопомпа, через минуту вода из шлюпки перекачивается в цистерну.

«Если бы не прибой, — думает капитан, — до вечера бы набрали полный запас воды. А так больше половины наливать опасно: шлюпка может перевернуться…».

Одна за другой подходят шлюпки, подвозя речную воду к кораблю. Искрич проверяет по часам во сколько оборачивается каждая. Результат малоутешительный.

«Если бы не прибой…» — думает он и снова смотрит на часы.

«Устали люди…» — подумал Василий Григорьевич и, увидев подходящую шлюпку, гребцом на которой был Твердохлебов, крикнул в мегафон:

— Выкачать воду и подойти к трапу!

Через несколько минут Твердохлебов поднялся на мостик.

— Останетесь вместо меня, — сказала он, — а я на берег съезжу, посмотрю, как там. Малейший ветерок — сразу же выбирать оба якоря и полный вперед; машины в готовности. Шлюпки потом подойдут. И вот еще что: распорядитесь, чтобы к ужину каждому по сто граммов водки…

— Здорово все замерзли! — заговорил Твердохлебов, изменяя своей обычной молчаливости. — По сто мало, надо бы по двести…

— По двести выпьют — спать захотят, а нам еще, может быть, работать до полуночи придется, — ответил капитан и сбежал по трапу.

Пустая шлюпка быстро шла к берегу. Вот гребень волны, приподняв, вынес ее в устье речки. Моряки налегли на весла, шлюпка ткнулась носом в покрытый тонким слоем льда камень. Несколько ведер одновременно опрокинулось в шлюпку, холод воды сквозь резиновые сапоги неприятно коснулся ног.

— Обождите минутку, перекур! — сказал капитан и вышел из шлюпки на берег. — Ну, как, товарищи, тяжело?

Все молчали, только Юра Сивяков по-детски шмыгнул носом.

— Ничего! — за всех ответил боцман и перегнулся назад, держась руками за поясницу. — Холодно вот только. Хоть вода в сапоги и не попадает, но от холода-то резина плохая защита…

— Да… — сказал капитан, садясь на камень и вынимая пачку папирос. — Ну, закуривайте! А ты чего не берешь? — спросил он Сивякова.

— Я, товарищ капитан, не курю.

— Бери, бери, согреешься немного!.. Верно, — продолжал капитан, — холодно. Я вот только доехал и то ноги озябли… Между прочим, вспомнился мне сейчас один случай.

Искрич замолчал, глубоко затянулся и, выпустив дым, продолжал рассказывать.

— Есть на Черном море в устье одного лимана остров. Насыпан он был еще при Суворове. Стояла там когда-то батарея, но затем орудия свезли в музей, остров зарос травой и кустами. А когда началась война и берега лимана захватили фашисты, в старинных суворовских казематах моряки устроили батарею и в течение нескольких месяцев не давали немцам покоя. Фашисты засыпали остров сотнями мин. Трава, кусты, в которых любили гнездиться фазаны, — все было сожжено, а батарея жила: крепко были построены казематы, на века. Но однажды получили с острова радиограмму: кончились снаряды. И два местных рыбака решили придти морякам на помощь. Нагрузив сейнер снарядами, они пошли к острову, однако на подходе их обнаружили немцы. Закипела вода от взрывов. Один рыбак был ранен в грудь, другой в ногу. Сейнер затонул. Но рыбаки, помогая друг другу, поплыли к острову. Ледяная вода обжигала, захватывало дыхание…

Искрич обвел глазами внимательные лица моряков и продолжал:

— Они все же добрались до острова, а снаряды, которые нужны были на батарее как воздух, лежали на дне, в трюме сейнера, от которого над водой остался только конец мачты. Рыбак, раненный в грудь, потерял сознание и метался в каменном каземате, а другой предложил доставать снаряды, вместе с моряками поплыл к погибшему сейнеру и первый нырнул в ледяную воду за снарядом…

— А потом? — спросил Юра Сивяков замолчавшего капитана.

— Потом? Оба рыбака поправились и, когда лиман замерз, вместе с моряками прорвались к своим… Как, Сергей Матвеевич, — неожиданно повернулся он к боцману, — тебя старая рана на ноге не беспокоит? — и, уже обращаясь к морякам, добавил:

— Одним из этих моряков был боцман. Это он первый нырнул за снарядами…

Все невольно повернулись к боцману.

— Кто же был другой? — спросил Юра.

— Ну, товарищи, — не отвечая на вопрос Сивякова, сказал капитан и, вставая, продолжал: — Через два часа ужин и по сто граммов к нему, а теперь за работу и помните: каждое ведро воды нам так же нужно сейчас, как тогда на батарее были нужны снаряды… — Искрич прыгнул в шлюпку. — А тебе, Сергей Матвеевич, я со следующей шлюпкой смену пришлю. Будете наблюдать за помпами, ты ведь всех постарше…