Кровное дело шевалье

— Открывайте! Именем короля, открывайте!

— Баррикаду! — деловито скомандовал отец.

Осажденные завалили вход столами и скамьями. Снаружи колотили в дверь все яростней.

— Он в ловушке! — послышался с улицы торжествующий крик. Шевалье узнал голос Моревера.

Ветеран окликнул Като. Толстая трактирщица поспешила на его зов, не слишком переживая из-за битвы, сотрясавшей стены кабачка. Похоже, ее беспокоило лишь то, что такого славного, симпатичного паренька могут арестовать и упечь в Бастилию.

— Я тут, сударь, я тут! — улыбнулась Като, подходя к ветерану.

— Като, скажи только одно: ты с нами или против нас?

— С вами, сударь! — не колеблясь, ответила толстуха.

— Ты отличная женщина, Като, и Бог тебя вознаградит! — торжественно провозгласил Пардальян-старший, а потом шепнул сыну на ухо: — Если бы она переметнулась на их сторону, я бы ее прикончил! Но расскажи же, в какую передрягу ты попал?

— Это длинная история, батюшка!

— Като, тащи-ка сюда вина, у нас еще есть время! — хладнокровно распорядился Пардальян-старший.

Нападавшие пытались высадить дверь, Пипо громко лаял, в ответ с улицы доносились чудовищные проклятия сержанта, а Жан тем временем лаконично сообщал отцу о том, что случилось в Лувре.

Дверь уже трещала под ударами гвардейцев.

— Вот теперь пора! — объявил ветеран. — Като, крошка моя, у тебя найдется масло?

— Отличное ореховое масло, сударь.

— На втором этаже есть камин?

— А как же?

— Като, лети наверх и разведи там такое пламя, на котором можно было бы прожарить целую свиную тушу или жирненького монашка…

Като, подхватив несколько вязанок дров, побежала наверх.

— Что ж, приступим! — объявил отец.

Оба Пардальяна бросились в подвал и мгновенно перенесли на второй этаж три кувшина с маслом, весь хлеб, который имелся в запасе, примерно пятьдесят бутылок с вином, железный ломик и кирку.

— Теперь лестница! — продолжал командовать Пардальян-старший.

Лестница в кабачке была деревянной и насквозь гнилой.

— Като, ты позволишь разгромить твое заведение?

— Громите, сударь, громите! — беззаботно ответила Като со второго этажа.

Отец и сын раскачали лестницу, затем залезли наверх и с помощью ломика и кирки окончательно выбили крепления из пазов в стене. А Като в это время повесила над огнем большой котел и вылила в него кувшин масла.

Входная дверь с грохотом слетела с петель, и солдаты начали раскидывать возведенную Пардальянами баррикаду.

В эту минуту раздался страшный треск: рухнула лестница, ведущая на второй этаж.

— Като! — закричал Пардальян-старший. — Как у тебя?

— Кипит вовсю, сударь!

— Тащи сюда!

Като поднесла бурлящий котел к отверстию, зиявшему на месте сломанной лестницы. Внизу толпились солдаты. Вопли, брань, толкотня…

— Да раздобудьте же лестницу! — орал кто-то.

Пардальян-отец просунул голову в дыру и весело предупредил:

— Эй, господа! Отойдите-ка, а то как бы нам вас не ошпарить!

Он зачерпнул большим половником кипящее масло и вылил его вниз, прямо на нападавших. Ответом был дружный хор, в котором удивительным образом звучали в унисон крики, стоны, визги и ругательства. В одну секунду середина зала была очищена от атакующих.

— Като! Крошка! Готовь второй котел, да побольше!

— Готовлю, сударь, готовлю!

На улице послышались взволнованные голоса: появился плотник с длинной лестницей.

— Попытаемся проникнуть на второй этаж через окно! — вскричал Моревер.

— Ага! — ухмыльнулся Пардальян. — Перегруппировываются… Ну, ребятки, сейчас начнется потеха!..

Гвардейцы приставили лестницу к окну, разбив ее концом стекло. Пардальян-старший открыл створки и посмотрел вниз: человек пять один за другим карабкались вверх. К окну подбежал шевалье, и отец с сыном, схватившись за ближайшую перекладину, уперлись ногами в пол и с силой оттолкнули громоздкую лестницу от дома. Она накренилась — и рухнула; под ней на грязной мостовой распластались два солдата. А осажденные уже взгромоздили на подоконник котел с маслом и резко опрокинули его… Кипящее масло хлынуло на улицу… Кто-то дико взвыл, и нападавшие в панике отступили.

Гвардейцы явно не ожидали столь решительного отпора. Атака захлебнулась… С поля боя уже унесли пятнадцать солдат, раненных, зашибленных или ошпаренных, а оба Пардальяна не получили еще ни единой царапины!

Като опять укрепила котел над очагом и вылила в посудину следующую порцию масла.

А на улице бурно обсуждали план кампании.

— Если эти безумцы так любят горяченькое, подпалим трактир! — предложил разъяренный Моревер.

— Огня! Огня! Поджарим бандитов прямо в их берлоге! — возликовали зеваки.

— О Боже! — всплеснула руками Като. — А ведь они нас точно подпалят.

— Похоже! — согласился ветеран.

— Эй, Като, а что находится за стеной? — поинтересовался шевалье.

— Другой дом… Хозяин разводит кур и продает их…

— Молодец, сынок! — обрадовался отец. — Попытаемся выбраться через соседнее здание!

Шевалье вооружился ломиком и принялся долбить каменную кладку, Пардальян-старший помогал ему киркой. Но стена была крепкой, и весь дом заходил ходуном. К счастью, на улице стоял такой гвалт, что никто не слышал глухих ударов. Гвардейцы подтаскивали к трактиру вязанки хвороста, кучи которого с каждой минутой увеличивались в размерах.

Вскоре от этих куч повалил черный дым, и огонь, взметнувшись ввысь, перекинулся на стены кабачка.

Дом Като сгорел дотла, пострадали и соседние здания, которые удалось спасти с большим трудом. В пламени едва не погибла вся улица Монторгей; впрочем, ее судьба мало беспокоила людей, устроивших этот пожар. Самым важным для Моревера, Келюса и Можирона было то, что они могли доложить в Лувре о своей блистательной победе.

Моревера пригласила к себе королева-мать, а оба фаворита поспешили к герцогу Анжуйскому.

Столкнувшись с сияющим Моревером, де Нансе стал от зависти желтым, как лимон, и таким же кислым.

— Ваше величество, — торжественно объявил Моревер, — вы отомщены: мы загнали этого молодого негодяя в ловушку и сожгли там заживо, уничтожив заодно и его бандитское логово.

— Моревер, — ласково улыбнулась Екатерина Медичи, — я сообщу о вашем подвиге государю.

— Я счастлив, ваше величество. Должен вам сказать, что толпа на улице ликовала, но, конечно, не потому, что поджарили этого юного нахала. Я сказал собравшимся, что в доме жгут гугенотов, и наши добрые парижане, мадам, искренне обрадовались…

— Не так громко, Моревер, — заметила Екатерина с иронической улыбкой, — вы же знаете, мы заключили с ними мир.

— Одно другому не мешает, — самодовольно заключил Моревер.

А Келюс и Можирон наперебой рассказывали герцогу Анжуйскому:

— Монсеньор, мы отплатили злодею за оскорбление, которое он Нансе вам… Правда, из-за трусости Моревера мы провозились слишком долго… Если бы не он, мы бы управились гораздо быстрее. Но в любом случае этот юный проходимец больше не будет докучать вам. Он обращен в пепел!

Герцог Анжуйский красил брови. Не отводя глаз от зеркала, он ласково похвалил своих фаворитов:

— Вы, и правда, мои настоящие друзья. Как бы мне хотелось взойти на престол — хотя бы для того, чтобы достойно вознаградить вас!