Храм фараона

— Очень высокий, сероглазый, бывший архитектор и скульптор? Это, может быть, номер двадцать три, но, насколько я знаю, он умер несколько дней назад.

Хапу, который привык ничему не верить без доказательств, протянул мужчине мешочек с пятью медными дебами.

— Эта новость камнем легла мне на сердце и помутила мой разум. Но я хотел бы попросить тебя о любезности. Я не хочу передавать своей семье неверную новость. Расспроси в своей каменоломне, когда и при каких обстоятельствах умер мой брат. Завтра мы снова встретимся.

Надсмотрщик взвесил мешочек в руке и пообещал навести более точные справки. Однако, кого он ни спрашивал, все были проинформированы начальником, что Пиай мертв. С этой печальной новостью Хапу отправился в обратный путь в Фивы.

Нефертари удалось получить у супруга обещание освободить скульптора Пиайя от каторжных работ самое позднее через два года. Глубоко оскорбленный фараон и отец постепенно отступал перед одержимым строительством повелителем Рамзесом. Царь уже несколько раз задавал себе вопрос, стоит ли дело с Мерит того, чтобы сгноить своего лучшего скульптора на бессмысленной и, может быть, убийственной работе. Работы для него было еще очень много, и никто не мог возместить ущерб от его отсутствия. Царь видел перед собой Пиайя с его бесстрашными серыми глазами, слышал его смелые предложения, ощущал восторг от того, что этот мастер сродни ему, что они преследуют одну и ту же цель. Ну, хорошо, он соблазнил перворожденную дочь царя, пару раз разделил с ней ложе. Кого это касается?

Мерит уже несколько дней была замужем за Сети, Тотмес понес наказание, его место получил Беки, а то, что думал народ, не имело значения. Втайне Рамзес уже решил не оставлять Пиайя в каменоломне и на два года. Сразу же после прибытия в Пер-Рамзес он хотел отдать приказ снова послать мастера на Юг, чтобы он мог продолжить работу над Большим храмом. Юному Хотепу фараон особо не доверял. Не справится он с четырьмя колоссальными фигурами. Рамзес уже видел лица нубийцев, когда они станут смеяться над Благим Богом с косым носом или неодинаковой формы ушами. В конце концов фигуры будут видны издалека каждому, кто бы ни проплывал в ладье мимо. А битва при Кадеше? Он что же, должен доверить изображение своего величайшего триумфа недоученному мальчишке-ремесленнику?

Нет! Рамзесу пришли в голову слова, которые вождь хеттов Муталлу написал в своем послании после битвы при Кадеше: «Зачем нам расточать свое имущество, мы вредим этим только самим себе». Кажется, так.

В конце концов Пиай, как все дети страны Кеми, был собственностью фараона, и негоже Благому Богу расточать свою собственность. Пусть Пиай еще немного искупит свой грех, слишком легким наказание ему не должно показаться.

Во время второго визита Мерит допустила принца Сети к короткой беседе.

«Собственно говоря, он видный парень, — подумала она. — Потрясающе похож на отца, однако есть в нем что-то, что мне не нравится. Может быть, некоторая чопорность, напыщенность и чванливость. Еще бы, вчерашний сирота из гарема считает, что гордыня неразрывно связана с достоинством принца, и не желает вести себя, „как простолюдин“».

Оба мужчины, которых Мерит любила больше всего — Пиай и ее отец, — двигались естественно и никогда не притворялись, потому что были в согласии с самими собой. В Сети же сочетались два существа, противоположных и даже враждебных друг другу. Одно из них было безымянным, не имевшим значения отпрыском из гарема, о матери которого никто больше не вспоминал и верхом мечтаний которого была бы должность командующего личной охраной фараона третьего жреца в маленьком храме. Однако взгляд Благого Бога упал на него, и внезапно перед ним открылись радужные перспективы и не из-за особого таланта, как у Пиайя, а просто из-за сходства с царем, которое не было его заслугой. Мерит чувствовала себя очень оскорбленной браком с этим выскочкой, но увы, он должен стать ее супругом, и принимать его приходилось соответственно.

— Садись, Сети. Хочешь выпить со мной глоток вина? — Голос Мерит звучал дружелюбно и ободряюще, однако неуверенность Сети от этого только увеличилась. Гневная и отталкивающая его Мерит была бы ему милее.

Он чопорно поклонился, и, как насмешливо заметила Мерит, это был слишком глубокий поклон для будущего супруга.

— Охотно, принцесса.

— Ты хотел со мной говорить? Могу я что-либо сделать для тебя?

Сети окаменел. Неужели Мерит не знает, что она предназначена ему в супруги?

— Ну… в общем, Благой Бог, наш высокочтимый отец, да будет он жив, здрав и могуч, полагает… В общем, он велел…

Сети смущенно замолчал, он просто не находил верных слов.

— Что велел Благой Бог и кому? — благожелательно продолжила расспросы Мерит.

— Да разве ты не знаешь об этом? — вырвалось у Сети. — Мы должны пожениться.

— Конечно, я знаю, но я думала, что ты пришел, чтобы просить меня о согласии завоевать мое сердце.

— Завоевать твое сердце, — повторил растерянный Сети.

— А как ты думал? Я ведь не рабыня, которую посылают в твой гарем! Я — дочь Солнца! Я — сосуд Амона, и только во мне твое незначительное семя получит великое освящение. Фараон полагает, что бог Хнум не без основания создал тебя столь похожим на него, и считает, что это требует, так сказать, ответного дара, а для этого подхожу я, его перворожденная дочь. Сети, ты не нравишься мне, и ты должен сделать что-либо, чтобы подняться в моем мнении. Ты можешь быть хорошим воином, я слышала, но как обстоит дело с письмом и чтением, со счетом и знанием истории? Через меня ты попадаешь в число наследников трона, и требования к тебе намного выше, чем если бы ты оставался одним из многочисленных сыновей от наложниц.

Сети сглотнул, потер кубок и медленно выпил, хотя охотно опустошил бы его за один глоток.

— Ну, в письме я особо не упражнялся… Немного читать я уже могу… История? Да, я должен, может быть, что-нибудь нагнать. Раньше мне это казалось не таким важным, знаешь ли. С луком, мечом, пращой и копьем я лучше знаком. Я считал…

Мерит нахмурила свой высокий гладкий лоб. Раскосые темные глаза, наследие Нефертари, насмешливо блеснули.

— Мой высокочтимый отец также первоначально не стоял в первом ряду наследников трона. Тем не менее он умеет читать и писать, как самый деятельный из его секретарей, может считать, как управляющий складом, и знает нашу историю лучше некоторых учителей. Тебе придется кое-что нагнать, Сети! Может быть, тебе удастся со временем завоевать мое уважение. Удастся ли тебе когда-либо завоевать мое сердце, сомневаюсь, но речь не об этом, если Благой Бог уже решил нас поженить. Запомни хорошо мои слова, Сети, тогда нам будет легче общаться друг с другом.

На этом принца отпустили. В ушах у него звенели слова гордячки Мерит, и он ругал себя трусом, который не смог даже дать ей отпор, как пристало будущему супругу. О, это действительно был страх — страх, что он может снова вернуться в толпу безымянных отпрысков и закончить свою жизнь воином дворцовой стражи даже теперь, когда он уже достиг столь многого и вскоре будет принадлежать к самому ближнему кругу царской семьи.

Свадьба состоялась без большой церемонии, и народ участия в ней не принял. Управляющий Югом поставил печать на свадебном контракте, и список с него положили в храме Мут. После этого было устроено маленькое празднество с несколькими жрецами и чиновниками, на котором полчаса присутствовал сам царь.

Свадебную ночь Мерит ждала с равнодушием. Она вытерпит объятия Сети ради ребенка, которого носит.

Для Сети спать с кем-то всегда было чисто физическим удовольствием. Он приказывал явиться в свою постель рабыне, забавлялся ее телом, едва глядя при этом ей в лицо, оставлял свое семя в ней, а потом отсылал ее прочь и забывал о ней. Конечно же, имелись одна-две, которые нравились ему больше. Он приглашал их чаще и несколько дней помнил их имена.