Раны чести

Руфий оценивающе посмотрел на него.

— Парень, легат был хорошим другом твоего отца. Подумай о риске, на который он пошел ради тебя. Уверен, что этой причины мало? Не ищи того, чего нет…

Тут он увидел задумчивый взгляд Марка — и утратил уверенность в том, что его удалось обмануть.

На следующий день, желая поскорее вернуться к Холму, Девятая оставила легион и направилась на запад по дороге вдоль Вала. К вечеру они уже были в крепости. Марк отпустил людей в казармы, на заслуженный отдых, и отправился на поиски Фронтиния. Префект наслаждался минутой спокойного отдыха в банях когорты, сидя в тихой и пустынной парной. Раненая нога заживала хорошо, но Фронтиний все же держал ее прямой и только иногда сгибал на пробу.

— Ну, центурион, рад видеть, что ты вернулся из диких мест. Как поживает Шестой с тех пор, как мы расстались? Садись, потей и рассказывай. Ты вернулся к нам, чтобы остаться?

— Девятая центурия освобождена от службы в Шестом легионе, префект, сорок девять в строю, еще пять человек пока в госпитале в Шумной Лощине. Легат Эквитий ждет нас всех в Лощине в конце месяца для получения подкреплений и на случай, если варвары решат попытаться еще раз. Что касается нашей истории, то на самом деле рассказывать не о чем. Мы месяц кружили по северным холмам, месяц гонялись за тенями и ложью и не видели ни одного мужчины, способного поднять меч.

— Ну, конечно, все попрятались, боялись возмездия. А как твои парни?

— Устали и соскучились по дому. Большинству нужно просто несколько дней отдыха — двенадцать часов сна и никаких построений.

— А Морбан?

— Совсем развалился. Похоже, смерть сына отняла у него волю к жизни.

— Хм. В таком случае попробуй заглянуть вниз, в город. Пару дней назад женщина его сына неожиданно умерла, и я слышал, ее мать собирается забрать внука. Если Морбана так подкосила смерть сына, думаю, он не переживет, если узнает, что потерял и внука…

Марк наскоро оделся и отправился к южным воротам, остановив на улице отставного солдата, чтобы спросить дорогу. Он подошел к двери указанного ему домика и услышал голоса:

— Нет, Морбан, мальчик должен пойти со мной. Кто станет присматривать за ним, если он останется здесь? Тебя большую часть времени не будет рядом, да и какой пример ты подашь мальчику. Все говорят, ты пьешь и ходишь по шлюхам, и я сама знаю, что ты непрерывно ругаешься. Он пойдет со мной!

— Но парень…

— О нем будут заботиться. А что ты предлагаешь?

Марк вежливо постучал в дверь, отступил назад и снял шлем. Дверь открылась. На пороге стояла пожилая женщина, утирая рукавом мокрые глаза.

— Центурион?

— Госпожа. Я командир Морбана и слышал, что он может быть здесь. Могу я на минутку войти?

Она пропустила его внутрь. Четыре человека практически заполнили комнату. Внук Морбана скорчился в углу, подтянув колени к груди и спрятав между ними голову. Марк присел рядом, протянул руку и осторожно, одним пальцем, поднял подбородок мальчишки. Гадая, девять мальчику или десять, Марк заглянул в его мокрые глаза и увидел в них одиночество и тоску по отцу. На юношу нахлынули воспоминания о другом мальчике тех же лет, воспоминания о былом счастье, о котором он не думал уже много дней. Он встал и с легким поклоном повернулся к женщине.

— Госпожа, чтобы вы могли понять мое отношение к происходящему здесь, скажу, что мои родители были убиты в начале года, вместе с моей старшей сестрой и младшим братом. Если в комнате и есть человек, который понимает мальчика, то это я.

При этих словах лицо женщины немного смягчилось.

— Вы оба считаете, что можете претендовать на мальчика, один по крови, другой — благодаря возможности воспитать его. Я могу просто настоять на соблюдении закона и заявить, что все права на мальчика принадлежат когорте. И, госпожа, вы никак не сможете меня остановить. Однако…

Он поднял руку, чтобы сдержать беспокойство женщины, и покачал головой Морбану, который уже открыл рот.

— …однако, с моей исключительной точки зрения, считаю, что только один человек в этой комнате может принять такое решение. Я также считаю, что вам следует остановиться и задуматься, какое действие ваш спор оказывает на него.

Морбан отвернулся лицом к стене, по щеке пробежала одинокая слезинка. Марк снова присел.

— Как тебя зовут, юноша?

Мальчик поднял заплаканное лицо, его голос дрожал.

— Мать назвала меня Корбаном. А папка звал Лупом, вроде прозвища…

— Хорошо, волчонок, ты должен сделать выбор. Это непросто, но никто не сделает его за тебя, как бы хорошо к тебе ни относился. Твоя бабушка хочет, чтобы ты пошел с ней и жил в ее деревне. Там будут другие мальчишки, с которыми можно играть, а когда ты станешь постарше, то выучишься торговле. Твой дед хочет оставить тебя здесь, в Холме, и вырастить солдатом, как он и твой отец. Но ты не можешь вступить в когорту, пока тебе не исполнится четырнадцать, а это произойдет не скоро, и ты не можешь остаться здесь без присмотра. Прежде чем ты решишь, я предложу тебе третий выбор. Я могу нанять тебя слугой, а это значит, что ты будешь каждый день чистить мою одежду и полировать доспехи и сапоги. Я научу тебя читать и писать, и, когда ты подрастешь, ты сможешь решить, хочешь ли ты стать солдатом или нет. Кроме того, я позабочусь, чтобы ты мог видеться с бабушкой дважды в год. Итак, что ты выбираешь?

Мальчик на секунду задумался.

— Я хочу быть солдатом, как мой папка.

— Да, но пока ты не можешь. Ты слишком юн, и не думаю, что мы подберем для тебя подходящий доспех. Либо ты принимаешь мое предложение, либо отправляешься в деревню бабушки. В любом случае, когда ты подрастешь, то сможешь завербоваться.

— Я буду работать на вас.

— Центурион.

— Я буду работать на вас, центурион.

Марк встал и повернулся к пожилой женщине и Морбану.

— Он принял решение. Ты, Морбан, будешь отвечать за его хорошее поведение и за то, чтобы он не учился сквернословить и вел себя хорошо. Ты также отвечаешь за то, чтобы он проводил время с бабушкой, как обещано, когда когорта не участвует в кампании. А вам, госпожа, должно быть известно, что сейчас он принят на имперскую службу, хотя и как гражданское лицо. Я обещаю, что к тому времени, когда он повзрослеет и сможет записаться на военную службу, он получит образование и у него будут лучшие возможности начать жизнь из всех, какие мы можем ему дать. В моей центурии есть по крайней мере один человек, который знает больше меня, и мы позаботимся, чтобы он принял участие.

Морбан повернулся к ней и протянул руку поддержать женщину.

— В Девятой у него будет пятьдесят родителей. Я клянусь, ему будет хорошо.

Женщина надолго задумалась, но потом кивнула.

Марк посмотрел на нее и почувствовал, что его глаза туманятся от слез.

— Что я понимаю, госпожа, то это, как мальчик сейчас себя чувствует. Я буду его старшим братом до тех пор, пока необходимо. После всего, что мои люди сделали для меня, я смогу заплатить им хоть часть долга.

Он наклонился к мальчику и взял его за руку, а другой рукой вытер ему глаза.

— Давай, волчонок, займемся делом. У нас есть для этого целая центурия.

Пара вышла из дверей, держась за руки, и пошла по улице к главным воротам, вызвав удивленные взгляды нескольких встречных солдат. Некоторые собирались отпустить какую-нибудь грубую шутку из безопасной тени, но увидели лицо Морбана, который показался из дверей, и передумали. Знаменосец стоял на пороге и смотрел, как его офицер и его внук поднимаются на холм, пока они не миновали солдат у ворот. Морбан двинулся следом, бормоча себе под нос с уверенностью, которой не чувствовал уже много дней:

— Не беспокойся, центурион, мои парни пойдут в любое гребаное место, куда ты прикажешь. Иначе я сам разберусь с ними.