Чингисхан. Пенталогия (ЛП)

Бортэ застонала тонко, как затравленное животное, не сумев справиться со своей боязнью. Она уговаривала себя быть сильной, но когда младший татарин встал и пошел к ней, ее мочевой пузырь опорожнился от охватившего ее ужаса. Поднялся пар от горячей мочи. Было темно, но он заметил это и осклабился.

— Я думал о тебе весь день, пока мы скакали, — сказал он, нагнувшись к ней.

Ее начала бить дрожь. Она возненавидела себя за слабость. Тэмучжин сказал, что она волчица, что она все выдержит. И она не стала кричать, когда татарин схватил ее за ногу и поволок к костру. Она изо всех сил старалась думать о детстве, когда она носилась между юртами и по степи. Но и детство ей помнилось только тем, как отец избивал ее, а мать не обращала на нее внимания. Единственным светлым воспоминанием был тот день, когда в последний раз к ней пришел Тэмучжин, такой высокий и красивый в своих мехах, что олхунуты даже смотреть на него не смели.

Татары, сидевшие вокруг костра, с любопытством смотрели, как младший развязывает ей ноги. Она видела похоть в их глазах и решила сопротивляться, как и в прошлый раз. Это не остановит насильников, но это все, что ей оставалось. Она решила не отдавать им последние остатки гордости. Как только ноги ее освободились, она ударила босой ногой молодого татарина в грудь. Тот с мрачной ухмылкой отбил удар.

— Вы все покойники, — выдохнула Бортэ. — Он всех вас уничтожит.

Младший побагровел. Он уже возбудился и не стал отвечать ей, а лишь распахнул ее халат и обнажил грудь. Она отчаянно сопротивлялась, и он кивнул одному из татар, чтобы он держал ее. Второй был коренастым и вонючим. Прошлой ночью он дышал ей в лицо смрадом, и ее замутило от одного воспоминания, только в желудке уже ничего не было. Она ударила изо всех сил, и младший выругался.

— Держи ей ноги, Элик, — скомандовал он, стаскивая с себя меха.

Татарин наклонился к ней. Но тут они услышали шорох листьев и чьи-то шаги.

Из-за деревьев вышли четверо мужчин. Трое были с мечами наготове, а четвертый натягивал лук.

Татары тут же вскочили и схватились за оружие. Бортэ швырнули спиной оземь, и она с трудом поднялась на колени. Сердце болезненно заколотилось в груди, когда она увидела Тэмучжина с братьями и кузнеца Арслана. Они все бросились вперед, готовые к схватке.

Татары заорали, предостерегая друг друга, а нападавшие действовали молча. Тэмучжин уклонился от размашистого удара, рукоятью меча сбил врага с ног, а затем со всей силы пнул ногой, услышав под пяткой хруст ломающейся кости. Второй поднимался от Бортэ, и Тэмучжин не осмелился посмотреть на нее, когда татарин бросился вперед с ножом в руке. Тэмучжин подпустил его ближе, так, чтобы нож застрял в его халате, и тотчас нанес жестокий удар левой рукой, швырнув татарина на спину, потом рубанул его по ногам и бросил его, орущего от боли, навзничь. Нож отлетел в листья, и Тэмучжин обернулся в поисках очередной жертвы. Нож упал рядом с Бортэ, и она схватила его связанными руками.

Молодой татарин лежал на земле, выл и молотил руками, пытаясь подняться. Тэмучжин отошел, чтобы вместе с Хачиуном напасть на другого врага, и татарин не сразу заметил Бортэ, ползущую к нему на коленях. Увидев ее, он в отчаянии замотал головой, поднял было кулак, но Бортэ прижала коленом его правую руку и попыталась опустить клинок. Татарин свободной рукой нащупал ее горло. Он все еще был страшно силен. У нее поплыло в глазах, но она не желала отступать. Он высоко задирал ей голову, но она уже нащупала его шею с пульсирующими венами. Она могла бы вонзить нож в горло, но рука ее поползла выше, удерживая голову врага на земле. Он сопротивлялся, но из ран в ногах хлестала кровь, и он все слабел, а в ней все прибывало сил.

Она нашла глаза татарина, вонзила в них ногти и стала слушать его вопли. Острием ножа она царапала лицо насильника, распорола щеку до кости и только после этого нажала на нож со всей силы. Внезапно его сопротивление ослабло, и тогда Бортэ вонзила нож татарину в глаз. Рука, стискивавшая ее горло, подломилась, и она упала, тяжело переводя дыхание. Она по-прежнему ощущала на себе его запах и с немой яростью крутанула нож в глазнице, вгоняя его еще глубже.

— Он мертв, — послышался голос Арслана.

Кузнец положил руку ей на плечо, но Бортэ отпрянула от его прикосновения, словно это был ожог. Она подняла глаза и встретила взгляд воина, полный печали.

— Ты в безопасности, — добавил кузнец.

Бортэ не могла говорить, слезы хлынули из ее глаз. Звуки, царившие в лагере, вдруг разом на нее обрушились. Отовсюду слышались крики татар, полные боли и ужаса. Большего она и не желала. Бортэ села на корточки и стала смотреть на кровь, покрывавшую руки. Уронила нож и уставилась вдаль пустым взглядом.

— Тэмучжин, — услышала она голос Арслана. — Иди, утешь ее.

Она заметила, что кузнец подобрал нож и швырнул его в заросли. Ей было непонятно, почему он выбросил хороший клинок, и она подняла голову, чтобы спросить его.

Тэмучжин бежал к ней с дальнего края лагеря, наступил по дороге в костер и не заметил этого. Схватил ее за плечи, обнял. И тут она начала вырываться, разразившись рыданиями.

— Бортэ, успокойся! — велел он, когда она подняла кулаки, собираясь ударить его по лицу. От первых ударов он увернулся, стиснул жену еще крепче. — Все кончено, Бортэ. Успокойся.

Боевой дух покинул ее так же внезапно, как и охватил, и она обмякла в руках мужа, продолжая плакать.

— Я нашел тебя, — прошептал он. — Ты жива, опасности теперь нет, все кончилось.

Он все бормотал и бормотал эти слова. Боль за нее распирала грудь. Он был счастлив, что она жива, но внутри все раскалилось от желания покарать тех, кто ее похитил. Он смотрел, как братья связывали татар. Двое плакали, словно дети, от боли в руках и ногах, пронзенных стрелами Хачиуна. Третий, видимо, умирал от раны в живот, нанесенной мечом Арслана, зато остальные протянут еще долго.

— Сложите костер, — велел Тэмучжин братьям. — Хочу, чтобы они почуяли жар и поняли, что их ожидает.

Хасар и Хачиун собрали разлетевшиеся угли, принесли к оставшимся дровам большое сухое бревно. Пламя лизнуло старое дерево, и оно быстро разгорелось.

Арслан смотрел на стоящих рядом мужа и жену. Лицо Бортэ было бледным и пустым, словно она вот-вот потеряет сознание. Кузнец покачал головой.

— Давай перебьем их и вернемся к своим, — предложил он. — В том, что ты затеял, нет чести.

Тэмучжин обратил на него дикий взгляд.

— Иди, если хочешь, — отрезал он. — Это долг крови.

Арслан замер.

— Я не буду участвовать в этом, — наконец сказал он.

Тэмучжин кивнул. Хасар и Хачиун подошли к нему, встали рядом. Трое братьев смотрели на кузнеца, и ему стало вдруг холодно. В их глазах не было жалости. За спиной у них выли татары в смертной тоске. Разгораясь, трещал костер.

Тэмучжин стоял с обнаженной грудью, весь блестя от пота. Братья подбрасывали дрова в огонь, пока костер не превратился в сущую огненную преисподнюю и к ревущему желтому пламени уже нельзя было подойти близко.

— Я отдаю эти жизни небу и земле, бросая их души в огонь, — говорил Тэмучжин, подняв лицо к холодным звездам.

Его рот и грудь были залиты кровью, темные потеки доходили почти до пояса. Он схватил за глотку последнего татарина. Тот ослаб от ран, но еще пытался сопротивляться, царапая ногами по земле. Тэмучжин словно и не чувствовал его веса. Он стоял так близко к огню, что волоски на его руках сгорели, но он, находясь в смертельном трансе, не чувствовал боли.

Хачиун и Хасар стояли позади и смотрели на него в мрачном молчании. Они тоже были помечены татарской кровью и тоже отведали плоти, обгоревшей в костре. Три обнаженных тела лежали у костра, у двух из них зияли дыры в груди, и их крови хватило, чтобы унять горе и гнев. Братья не вырезали сердце у того татарина, которого убила Бортэ. Костер был только для живых.

Не осознавая ничего вокруг, Тэмучжин начал напевать слова, которые слышал от Чагатая в одну морозную ночь много лет назад. Шаманское заклинание говорило об утратах и мести, зиме, льде и холоде. Ему не приходилось напрягаться, чтобы вспоминать слова — они сами слетали с языка, словно он всегда знал их.