Странствия Лагардера

Маршал де Бервик смеялся от души. Он видел, что этот человек, командуя тремя шпагами, способен сделать больше, чем иной командир полка.

– Что ж, – подал он руку Лагардеру, – я стану крест­ным отцом вашего отряда. Займемся делами, господа!

XIV. АТАКА

Когда совет возобновился, Лагардер сказал:

– Мое мнение таково: Испания к войне не готова. Фи­липп V бездействует, Альберони занят интрижкой с королевой, а все нити власти находятся у низкого труса по имени Филипп Мантуанский!

При этих словах в его глазах сверкнула молния, а рука сжала эфес шпаги. Никто не отвечал ему.

Но вскоре шевалье справился с собой и со смехом продол­жал:

– Не хотите ли, господа, завтра ужинать в Фонтарабии, а послезавтра – в Сан-Себастьяне?

– А вы не слишком торопитесь? – спросил Конти.

– Но, монсеньор, нам нужно сразу продвинуться как можно дальше! Передовые полки испанцев медленно приближа­ются к Стране Басков; мы их разобьем прежде, чем они успе­ют опомниться.

– А дальше?

– Ни на севере Арагона, ни в Каталонии нет ни единого солдата. Через неделю вся линия границы будет нашей.

– Совет окончен, – сказал маршал. – Благодарю вас, господа.

На другое утро французская армия подошла к Фонтарабии.

В городе стоял лишь небольшой гарнизон, а местные жите­ли, по всему судя, не были склонны помогать ему. Впрочем, прежде чем сдаться, в городе решили-таки выстрелить несколь­ко раз из пушки. Над валом форта поднялся дымок, но ядра даже не долетели до французских позиций.

– Мы можем взять город, – сказал маршал де Бервик, обращаясь к Лагардеру. – Не отличится ли сегодня Королев­ский Лагардерский полк?

– Сегодня Королевский Лагардерский участвует в штурме не всем своим составом, – смеясь, ответил шевалье. – Сей­час мы с господином де Риомом откроем для вас ворота Фонтарабии. Мне очень жаль, что я не могу служить под его началом, и тем приятнее мне будет совершить с ним вместе не­что необычное.

Граф де Риом, хотя и был внучатым племянником маршала Лозена, выдвинулся исключительно благодаря своей связи с до­черью регента. Невзирая на знакомства при дворе, он всегда оставался на дружеской ноге с другими офицерами – как рав­ными по званию, так и подчиненными. В армии его любили, и после изгнания из Парижа симпатия к нему не уменьшилась.

Слава двоюродного деда тоже бросала на него отблеск. Лагардер же, знавший только об интриге де Риома с герцогиней Беррийской, просто хотел воздать ему добром за проявленное вчера внимание.

Надо сказать, перед лицом врага граф был не менее смел, чем в алькове. Предложение шевалье понравилось ему именно своей необычностью.

– Охотно соглашаюсь, – сказал он. – Но командование приступом позвольте возложить на вас.

Эта выходка сильно позабавила маршала и его свиту, но не слишком удивила. В ту эпоху улыбок, пустых забав и мимолет­ных романов французская храбрость зачастую граничила с безумной бравадой. На войне было принято умирать с именем возлюбленной на устах. Прежде чем пробить сердце, пуля за­девала приколотую к камзолу розу – подарок любимой. Това­рищи убитого отсылали окрашенный кровью цветок в тот будуар, где он был подарен, чтобы прикосновение губ и горя­чие слезы оживили розу…

Таков был ребяческий, вычурный, причудливый и все же величественный героизм войны в кружевных манжетах, на ко­торой гибли, улыбаясь и шутя.

Риом с Лагардером со шпагами в руках направились к го­роду, беззаботно болтая, как если бы они гуляли по саду Пале-Рояля. В двадцати шагах от стен вокруг них поднялось несколько фонтанчиков пыли от пуль. Французы даже не гля­нули в их сторону.

Лагардер поднял шпагу и крикнул офицеру, стоявшему воз­ле ворот:

– Извольте передать господину губернатору, чтобы он выслал к нам парламентера. Мы будем ждать десять минут.

Он сел на камень и продолжал разговаривать с Риомом о разных пустяках.

Через десять минут явился испанский офицер.

Лагардер не бравировал перед ним; он выказал приличест­вующее случаю уважение к мундиру, но голос его был тверд, тон уверен и доводы убедительны.

– Благодарю, что вы явились, – сказал он, – и тем са­мым избавили нас от необходимости осаждать город. Вас две­сти человек, нас – две тысячи; у вас дурные пунша – наша артиллерия сейчас на марше и два часа спустя заставит вашу замолчать. Испанских войск в подмогу вам поблизости нет; все, что вы могли, вы для обороны сделали, так что честь ваша не пострадала. Вашему губернатору остается лишь открыть пе­ред нами ворота.

– Ваши условия? – лаконично спросил испанец.

– Люди и город будут целы; гарнизон волен присоеди­ниться к испанской армии, как только офицеры ваши получат свободу, то есть после того, как они окажут нам честь и отужинают с нами.

– Вы столь же тонкий дипломат, сколь отважный солдат, – заметил граф де Риом.

– Зачем устраивать бойню и громоздить груды разва­лин? – ответил ему Лагардер. – Город защищаться не в состо­янии, а когда противник слишком слаб, он уже больше не враг.

– И даже может стать другом, – сказал испанец, пожи­мая руку Лагардеру. – Я уполномочен открыть вам ворота. Идемте.

Риом с Лагардером последовали за парламентером. Так два человека взяли Фонтарабию.

Овладеть Сан-Себастьяном оказалось труднее.

– Ну а сегодня Королевский Лагардерский вступит в бой? – спросил утром маршал де Бервик.

– Да, – ответил шевалье, – если только вам будет благоугодно немедленно скомандовать наступление. Мы нагуляем аппетит перед обедом, а заодно добудем победу.

Кавалерия тут же двинулась вперед против основных ис­панских сил, а пехота с артиллерией стали приближаться к го­роду.

Анри и три его спутника ехали рядом с Конти. Лагардер непринужденно беседовал с принцем, а Кокардас тихонько го­ворил своему другу:

– Дьявол меня раздери, лысенький! У нашего мальчугана нет ни громких титулов, ни чинов, но он здесь важнее всех ге­нералов, даже самого маршала, вот что я тебе скажу!

– Так и есть, – отвечал Паспуаль. – Я думаю, он-то и станет нынче дирижером всего концерта.

– Точно, дружок, и мы с тобой славно попляшем под его смычок! Только не спускай с малыша глаз во время боя.

Две армии разделяло теперь не более пятисот туазов. Горя­чие и нетерпеливые испанцы решились атаковать первыми. В их рядах раздался древний боевой клич:

– Со святым Иаковом – вперед, Испания!

И грянул бой. Кони сшиблись, шпаги зазвенели, рожки ог­лушительно загремели, ругательства, команды, предсмертные стоны слились воедино…

Атака первого испанского полка продолжалась недолго и была решительно отбита. Этот полк рассеялся, но за ним обна­ружился большой резервный отряд. Рядом с его командиром находился Гонзага.

Они с Лагардером заметили друг друга – и из груди ше­валье вырвался, заглушая топот копыт, крик угрозы и гнева:

– Я здесь!

Этот клич услышал не только Филипп Мантуанский. На­перерез между двумя армиями мчался во всю прыть всадник, поднявший над головой шпагу. Анри узнал его и в изумлении вскричал:

– Шаверни, это вы?

– Да, я! – подтвердил маленький маркиз. – Молодая герцогиня сейчас в Пенья дель Сид, в Арагоне. А Гонзага здесь – да вы сами его только что видели!

– Он не должен уйти! – воскликнул Лагардер. – Вперед!

Анри дал шпоры своему коню. Конь встал на дыбы, на мгновение застыл и ринулся вперед. Лагардер, с развевающи­мися на ветру волосами, с горящими глазами, с воздетой шпагой, мчался сквозь клубы дыма, пламени и пыли. Это мчалась сама смерть!

Это атаковал Королевский Лагардерский полк!

В том месте, где только что находился Филипп Мантуан­ский, строй испанцев был разбит и опрокинут. Конница их обра­тилась в бегство, и Лагардер с Шаверни видели только крупы лошадей и спины всадников. В спину они и разили врагов.

Но где же Гонзага?

Он бежал! Бежал вместе с солдатами!

Лагардер заметил принца, и вновь прозвучал знакомый бое­вой клич: