Кровное дело шевалье

— Монсеньор, — промолвил Пардальян, пытаясь скрыть свои истинные чувства. — Я мечтаю хотя бы отчасти искупить грех, совершенный моим батюшкой…

— Да, верно… Вы удивительно благородный человек, шевалье. Извините меня за мой вопрос.

Пардальян поспешил перевести разговор на другую тему:

— Мне кажется, монсеньор, вам не нужно появляться в доме вашего брата. Это небезопасно. Нельзя так рисковать…

— Небезопасно? Рисковать? — вскричал Франсуа. — Дайте мне только сойтись с ним лицом к лицу — и мы увидим, кто должен трястись от страха!

— Я беспокоюсь не за вас, монсеньор, — улыбнулся Жан. — Я боюсь за беззащитных узниц. Вдруг маршал де Данвиль решится пойти на крайние меры? Если он держит дам в своем дворце, а вы прибудете туда и обвините брата в страшных преступлениях, одному Богу известно, что прикажет этот человек своей челяди…

— О Господи! Жанна! Мое дитя! — пробормотал Франсуа, побелев как мел.

— Монсеньор, умоляю, проявите выдержку. Потерпите всего лишь сутки. Я постараюсь сегодня же разведать, что творится во дворце Мем. Если пленницы действительно там, нам, видимо, придется пойти на хитрость.

— Да-да! Все правильно! Ах, юноша, чем дольше я говорю с вами, тем больше восхищаюсь вашим умом и отвагой! Какое счастье, что я познакомился с таким человеком!..

— Ну что ж, господин маршал, я берусь за дело. Пока я не попал во дворец, трудно строить какие-то планы на будущее… Однако не сомневаюсь: нынче вечером мы уже во всем разберемся.

— Тогда вперед, мой мальчик! И да поможет вам Бог!

Шевалье низко поклонился герцогу, но тот привлек его к себе и прижал к груди как сына.

Через несколько минут Пардальян покинул резиденцию маршала Монморанси и быстро зашагал к дворцу маршала Данвиля.

XXXII

ГОСПОДИН ПАРДАЛЬЯН-ОТЕЦ

Месяца за два до описываемых событий, холодным зимним вечером на единственном постоялом дворе городка Пон-де-Се, что близ Анжера, появились два человека. Один из проезжих костюмом и повадками напоминал офицера, спешащего в свой полк, а второй явно был лакеем.

За простого офицера выдавал себя сам Анри де Монморанси, маршал де Данвиль. Он торопился из Бордо в Париж, но по пути, сделав небольшой крюк, завернул в Пон-де-Се.

Похоже, Данвиля ничуть не трогали прекрасные пейзажи провинции Анжу: плавно струящиеся средь зеленых лугов реки, чудесные рощи и леса, раскинувшиеся под голубым небом. Он не оценил по достоинству тонкие анжуйские вина и прекрасные свиные отбивные, которыми его потчевали в деревнях. Наконец, он совершенно не обращал внимания на очаровательных анжуйских крестьянок в белоснежных кружевных головных уборах; считается, что поселянки в Анжу — самые красивые во Франции… и самые доступные тоже.

Маршал заехал в Пон-де-Се по делу.

На постоялом дворе маршал, судя по всему, кого-то поджидал. Во всяком случае лакей каждые пять минут выглядывал из дверей и внимательно смотрел на дорогу, которая вела в Анжер.

Но вот уже почти ночью к воротам постоялого двора подъехал всадник; осадив коня, он осведомился у трактирщика, не остановился ли тут недавно некий офицер. Выяснив, что мужчина, которого он ищет, действительно прибыл, верховой наконец спешился.

Его немедленно отвели к маршалу де Данвилю. Заметив посетителя, Анри подал ему какой-то загадочный знак. Гость сразу же повторил жест маршала, и Анри убедился, что перед ним тот, кого он с таким нетерпением ждал.

Анри де Монморанси захлопнул дверь отведенной ему комнаты и поинтересовался:

— Вы приехали из замка?

— Да, монсеньор.

— Вы должны передать мне что-то от герцога?

— От какого герцога? — насторожился гость.

— Герцога Гиза, разумеется! — тихо проговорил Монморанси.

— Все верно, маршал. Простите мне мою осторожность, но осмотрительность никогда не бывает лишней. Вокруг множество шпионов.

— Я понял. Гиз все еще в Анжере?

— Нет. Три дня назад он выехал в столицу. А герцог Анжуйский отбыл вчера.

— Вам известно, сумели ли они прийти к соглашению?

— Точно не знаю, но, по-моему, нет. У герцога Анжуйского в голове лишь собственные фавориты да наряды.

— Что велел передать мне герцог Гиз?

— Он приказал сообщить вам следующее: тридцатое марта, половина десятого вечера, Париж, постоялый двор «У ворожеи», улица Сен-Дени. Повторить еще раз, господин маршал?

— Нет, я все запомнил.

— Вы должны быть в маске и в шляпе с пурпурным пером. Скажете, что идете к поэту де Ронсару.

— Тридцатое марта, вечер, постоялый двор «У ворожеи», улица Сен-Дени, половина десятого. Это все?

— Да, господин маршал. А теперь позвольте мне вас покинуть. Я не хочу, чтобы в замке обнаружили мое отсутствие.

— Возвращайтесь, друг мой, возвращайтесь…

— Я был бы вам чрезвычайно признателен, если бы вы намекнули герцогу Гизу, что я удачно справился с его поручением. Заверьте монсеньора, что я готов верно служить ему, хотя и состою в свите герцога Анжуйского.

— Я непременно расскажу герцогу Гизу о вашей преданности. Как вас зовут?

— Моревер, господин маршал. Я счастлив, что смог оказать вам услугу. Мечтаю быть полезным и в Париже. На днях я отправлюсь в столицу.

Поклонившись, Моревер выскользнул за дверь.

— Несомненно, отъявленный плут, — буркнул Анри де Монморанси. — Зачем он понадобился Гизу? Сейчас этот негодяй с легкостью продает своего господина, а завтра точно так же продаст нас. А на собрании «У ворожеи» появиться придется, но следует быть очень осторожным!

Читателю уже известно, что Анри де Монморанси действительно участвовал в сборище заговорщиков на улице Сен-Дени, где высокородные интриганы под прикрытием пирушки поэтов во главе с Ронсаром вынашивали черные замыслы, мечтая лишить престола короля Франции Карла IX.

После ухода Моревера к маршалу заглянул лакей.

— Мы выезжаем, монсеньор? — осведомился он.

— Нет, заночуем здесь. Отправимся в путь завтра утром, так что встань пораньше. А пока принеси мне поесть, в дороге я страшно проголодался.

Лакей кинулся исполнять приказ хозяина. Маршал меж тем услышал какие-то крики, раздававшиеся внизу. Дело в том, что во дворе, прямо под окнами комнаты Анри, вспыхнула все разгоравшаяся ссора:

— А я сказал, что ему тут не место!

— А я сказал — самое место! Клянусь Пилатом и Вараввой!

— Этот голос мне знаком! — сообразил вдруг маршал и насторожился.

— Эти стойла — для лошадей наших уважаемых гостей, а не для вашей клячи.

— Так вы прикажете мне отвести моего скакуна в хлев, к вашей скотине? Клянусь честью, он останется тут!

— Да я тебя сейчас взашей вытолкаю! Убирайся вместе со своим одром, бродяга!

— Ну, любезный трактирщик, держись!

— Ах, ты еще и угрожаешь?! Мне?! Вот уж и впрямь — разбойник и душегуб!

За этим последовали дикие вопли, потом кто-то оглушительно взвыл, а затем испуганно заскулил.

Анри де Монморанси поспешно сбежал с лестницы и, всмотревшись во мрак, увидел двух человек. Один из них колотил другого, причем делал это на удивление ловко — такая работа была ему явно не в диковинку.

— Спасите! Караул! — ревел трактирщик.

Заметив маршала, мужчина, столь славно лупивший хозяина постоялого двора, перестал размахивать кулаками, однако бедолагу не отпускал. Проезжий приветствовал Монморанси вежливым поклоном и произнес:

— Сударь, если судить по вашей наружности и вашей шпаге, вы, конечно, дворянин. Я тоже дворянин и призываю вас в свидетели. Я получил жестокое оскорбление — и от кого?! От этого сельского увальня!

Странный гость обращался к маршалу, но лица собеседника во тьме рассмотреть не мог.

— Поверите ли, сударь, — возмущенно говорил незнакомец, — этот идиот предложил мне отвести мою лошадку в хлев! Его конюшня, понимаете ли, переполнена…

— Разумеется, переполнена, — всхлипнул трактирщик, извиваясь в стальных объятиях, — туда ведь уже поставили трех лошадей: коня этого господина, коня его лакея и еще одного их скакуна.