Зеленая записка

Он негромко постучал в номер Кристины Риман. Женщина тотчас открыла дверь.

— Ах, это вы! — протянула она. — Прошу!

Губингер быстро вошел и прикрыл дверь.

— Вам повезло, — сказал он. — Один клиент вернул мне кое-что, и я немедленно вспомнил о вас. — Он вытащил из кармана пачку и протянул ее Риман. На лице женщины заиграла улыбка, глаза широко раскрылись, и она торопливо схватила сигареты, словно испугавшись, что Губингер передумает и заберет их назад.

— Вы — ангел, — произнесла она и распечатала пачку, достала сигарету и жадно затянулась.

Губингер взглянул на ее круглые плечи, толстые руки и пухлые ладони, покрытые мягкими подушечками, как у новорожденного.

— Вы, разумеется, понимаете, — вздохнул он, — что в данной ситуации я заплатил более высокую цену, чтобы получить пачку обратно.

Кристина Риман кивнула головой. Теперь ей было все равно.

— Тем не менее я прошу вас завтра же выехать из гостиницы. По всему дому рыскает полиция, ищет убийцу. Вас уже тоже допрашивали, а мне они просто не дают житья Разумеется, мы здесь ни при чем, но береженого бог бережет.

Риман задумалась.

— Хорошо, — наконец согласилась она, — велите приготовить счет. Завтра я выеду дневным поездом в Глурнс.

— Мой человек проводит вас на вокзал.

Губингер облегченно вздохнул и вышел.

Наутро после поездки в Тауферс Марио Феллини выехал на той же служебной машине, которая доставила его в Верхнее Винчгау, через долину Эчталь в Больцано Итак, проблема, внушавшая ему опасения, блестяще решена — нарочный из Милана снабдил его полномочиями Интерпола. Теперь он мог вести расследование и на австрийской территории К сему была приложена просьба к австрийской полиции оказывать ему всяческое содействие. В полдень он сел в поезд, отправляющийся в Инсбрук. Пока колеса отстукивали километры, он думал о том, как представиться Крёберсу агентом полиции, филателистом или доверенным лицом Новака. Сведения о Крёберсе, полученные накануне вечером из Милана, были слишком скудны пятьдесят лет, женат, имеет троих детей. И все.

К вечеру поезд прибыл в Инсбрук. Феллини доехал на такси до отеля и поселился в номере, из которого открывался живописный вид на город, каждую минуту на его улицах и в домах вспыхивали все новые огоньки. В адресной книге Феллини нашел против фамилии Крёберса два адреса домашний и магазина — и решил, не теряя времени, навестить Крёберса дома.

Мальчик лет пятнадцати открыл ему дверь и впустил в прихожую.

— Подождите минутку, — сказал он. — Папа сейчас выйдет.

Вскоре в прихожую вошел высокий седоголовый мужчина и неестественно громко извинился, что заставил ждать: он как раз ужинал.

— От господина Новака? Так-так, прошу вас. Вам повезло, что вы застали меня дома я только недавно вернулся с аукциона в Больцано.

Он пригласил гостя в кабинет и зажег свет. Феллини редко где встречал такую богатую личную библиотеку две стены были полностью заставлены стеллажами с книгами. Книги лежали на столе, поставленном поперек комнаты, на полу, под окнами, в ящиках письменного стола.

— Черт побери, — покачал головой Феллини, — это я называю кладезем науки!

— Они, кажется, скоро окончательно выживут меня. Привяжешься к ним всей душой, а они тебя потом так к стене прижмут — не вздохнешь.

И эту фразу Крёберс произнес неестественно громко, словно разговаривал с глухим. Наконец-то Феллини мог рассмотреть Крёберса немного лучше, чем в полусумраке прихожей. Хозяин дома был долговяз, костляв, с широкими жилистыми руками. На нем был зеленоватый костюм из грубого материала, похожего на сукно. Шея была морщинистая, с большим кадыком, а голова скорее могла принадлежать шахтеру, чем владельцу филателистического магазина и книголюбу тонкий нос, седые, коротко остриженные волосы, белые кустистые брови.

— Андреас Гофер не дает мне покоя, — пояснил Крёберс. — Еще в детстве я начал собирать все, что было написано об этом человеке и его времени, — и вот результат.

— Всё это книги об Андреасе Гофере?

— Почти, — ответил Крёберс. — Мой отец положил начало коллекции, а я унаследовал его увлечение. Работы — непочатый край. Потрясающая личность! Кстати, — и при этих словах Крёберс улыбнулся, обнажив вставные зубы, — в те времена у итальянцев и австрийцев были общие интересы — борьба против Наполеона. Редчайший случай!

Он громко расхохотался, затем несколько искусственно оборвал смех, предложил сесть и достал сигары.

До последней минуты Феллини не знал, как ему представиться. В коридоре он только назвался и сказал, что приехал из Милана. Теперь Феллини добавил, что он из итальянской уголовной полиции и что ему поручено раскрыть одно преступление.

— Дело в том, что господин Новак убит.

Крёберс уронил голову на грудь, сгорбился и медленно опустился на стул, лишив Феллини возможности увидеть его лицо в это решающее мгновение.

Когда он снова выпрямился, его губы были плотно сжаты, что могло означать и боль, и изумление, и ужас. Только хорошо изучив это лицо, можно было с уверенностью сказать, что на нем было написано.

— Убит? — переспросил Крёберс. — Где, когда, при каких обстоятельствах?

— Мы еще сами бродим в потемках. Я рассчитываю на вашу помощь. Недавно вы разговаривали по телефону с его близкой знакомой В связи с этим мы хотели бы узнать о ваших отношениях с Новаком.

Крёберс покачал головой и повторил: “Убит”. Постепенно его глаза приобрели обычное выражение.

— Мы знакомы с 1945 года, — медленно заговорил он. — Сегодня я могу, более того, в такой момент я должен признаться — к тому же теперь мне ничто не угрожает, так как все забыто и прощено, — что в то время я был, как теперь говорят, спекулянтом. Все началось с очень крупной партии шин из запасов вермахта. Видите ли, нашу зону оккупировали французы, и, если бы я не проявил инициативы, они бы все конфисковали. Я продавал шины всем желающим, в том числе городским властям Зальцбурга и Линца; их машины для вывозки мусора ездили на моих шинах. Тогда я и познакомился с Новаком. Сначала я продал ему, кажется, несколько сотен метров шпал для узкоколейки.

Крёберс замолчал, его глаза сузились, словно он все еще не мог прийти в себя от боли и ужаса. Затем он, запинаясь, поведал о том, как решил вложить средства, нажитые спекуляцией, в более солидные предприятия.

— В то время я и предоставил Новаку кредит. Заверенный нотариусом, разумеется. Вы сможете убедиться в этом, заглянув завтра ко мне в магазин. Этот кредит поставил Новака по-настоящему на ноги. Двести тысяч полгода спустя после денежной реформы — сумма немалая. — Заметив, что Феллини открыл рот, чтобы задать ему вопрос, Крёберс торопливо добавил: — Дело в том, что я не ограничивал свои операции одной только Австрией. Я отдал Новаку почти все деньги, вложенные мной в Германии.

— А залог?

Крёберс пожал плечами.

— Разумеется, в то время Новаку почти нечего было предложить. Но я верил ему, и он меня ни разу не подвел. Проценты выплачивались всегда в срок.

— О чем вы говорили с ним в последний раз?

— О покупке одного замка, — не задумываясь, ответил Крёберс. — Некий граф фон Гатцфельд-Бахенгофен предложил Новаку замок. Новак спросил у меня совета, я съездил, посмотрел на развалины и настоятельно предостерег его от сделки; однако Новак по-прежнему кокетничал с проектом. По той же причине его знакомая позвонила мне в полночь несколько дней назад. Новак просил, чтобы я перевел ему какие-то деньги. Как будто ему мало двухсот тысяч! Туманная история. Она даже не сообщила, сколько он просит. Кстаги, когда был убит Новак?

— Предположительно в тот самый час, когда вы разговаривали с Лиль Кардо.

Крёберс так стиснул руки, что хрустнули суставы пальцев.

— Ужасно! — произнес он. — Во цвете лет!

Феллини задал еще несколько вопросов, но так и не узнал ничего, что могло бы помочь следствию. Крёберс плохо знал Кардо, дважды бывал в доме Новака в Вене и ничего не слышал о его врагах. Наконец Феллини извинился за вторжение в столь поздний час и распрощался. Они условились, что завтра у гром он зайдет к Крёберсу в магазин.