Владычица Рима

Лиина поднялась с ковра.

Липкий страх опять стиснул сердце пленника, выжимая сквозь поры кожи мелкие капельки холодного пота.

Но сказанное – сказано. Что поделаешь? А вот что!

Медленно и тяжело Марк опустился на колени, сказал, глядя в сторону опустевшими глазами:

– Бей, – ему очень хотелось поднять руку. Хотя бы для того, чтобы прикрыть лицо. Пытаясь перебороть это желание, он повторил уже с мольбой. – Ну? Бей же. Все равно больше, чем меня унизили вчера, меня уже никто не унизит…

Лиина накрутила на палец длинную, почти добела выгоревшую прядь волос, несколько раз несильно дернула за нее, словно проверяя, наяву все происходит или во сне.

– Марк Корнелей Руф, вообще-то меня учили, что происхождение не может позорить человека. Ведь не в нашей власти выбирать родителей и место рождения. Меня учили, что презрения достоин тот, кто ради выгоды отказывается от своего рода и имени, но если Марк Корнелей Руф уверен, что сила в споре – лучшее доказательство… Мне очень жаль, но мне нечего больше сказать, – палец выскользнул из волосяной петли, расправил свернувшийся свиток.

Девочка села на прежнее место.

– Госпожа…

Лиина подняла глаза, чуть повернула голову. Взгляд ее выражал скуку и удивление. «Ты еще здесь?» – ясно читалось в нем.

Плечи юноши поникли. Он сел.

– Прекрасная Лиина…

Отодвинув ковер еще чуть-чуть, девушка выглянула наружу. Освободившийся папирус тут же свернулся обратно.

– Авес?! Мама еще отдыхает. Или что-то случилось?

– Ну что может случиться, когда отдыхает госпожа! События так послушны ей, что ни одно не посмеет потревожить ее сон.

Девочка рассмеялась льстивой шутке.

Марк тем временем чуть не ползком добрался до своих и сильно толкнул Валерия.

– Давно не сплю, – зашипел тот. – А ты не спятил часом после вчерашнего?

У двери продолжался шутливый обмен любезностями:

– Прекрасная Лиина позволит мне войти в ее жилище?

– Позволю. Более того, буду покорнейше просить бесстрашного Авеса посетить мой шатер.

– Что-то я не видел этого «бесстрашного Авеса», когда начиналась битва, – чуть слышно пробормотал Валерий.

– Ну, раз сама дочь Великой Вещуньи просит… Кто посмеет отказать ей?!

Авес протянул девочке руку, помог подняться и вошел в шатер, сияя позолотой трофейного доспеха, золотым шитьем перевязи, золотыми бляшками на ножнах меча. До полного облачения молодому воину не хватало только меча и шлема.

Если бы кто-нибудь спросил, Валерий сразу бы назвал тех, у кого Авес «позаимствовал» свое великолепное убранство.

Хозяйским взглядом вошедший окинул шатер, стащил с ложа легата, швырнул его к остальным:

– Госпожа сидит на ковре, а раб разлегся на ложе!

Лиина тут же вступилась:

– Я читала, а в шатре темно. И потом, он пока не раб, а пленник, – девочка засмеялась. – Авес, стоит ли обращать внимание на такие пустяки?

Авес ее легкомысленного веселья не разделял:

– Пленник он или раб, но это отродье должно знать свое место. Иначе с ними сладу не будет. Юная госпожа слишком добра. Она не знает, что творят римляне в городах и селах.

Девочка не стала спорить, согласно кивнула и, приглашая гостя сесть, указала на кресло возле жаровни:

– Садись, Авес, отдохни. Я принесу вина.

– Не надо. Ты-то все равно пить его не будешь. Или будешь?

– Мама говорит – рано.

– Госпожа говорит правильно. Госпожа как всегда права, – порывшись в висевшем на поясе кошеле, он достал и положил на столик серебряный браслет, украшенный бирюзой и золотой насечкой. – Что юная госпожа расскажет про эту вещицу?

Девочка взяла украшение кончиками пальцев, внимательно рассмотрела его на свет изнутри и снаружи:

– Вот тут и тут – следы крови. Плохой знак.

– Что делать! Для трофеев такие следы – не редкость. Вполне возможно, что перед тем, как забрать его, легионер отрезал владелице руку. Я не раз видел такое. Примерь его.

Не расстегивая браслета, девочка продела через него ладонь, разжала пальцы. Серебряный обруч съехал по руке, повиснув на согнутом локте.

– Велик, – освободив руку, Лиина протянула браслет Авесу. – Наверно, пока украшения мне тоже носить рано. Потом спрошу у мамы.

Воин отвел ее руку. Почти отмахнулся, небрежностью жеста давая понять, что в возвращении побрякушки не нуждается, спросил, как о чем-то совершенно неважном:

– А как госпожа вчера? Не сердилась? Мы хотели развеселить ее? Она ничего не говорила?

Лиина ответила в тон ему:

– Нет. Мы с мамой сразу спать легли.

– Ну, хоть какой-то прок с этих паршивцев был? Толковый получился подарок? Или не угодили? – Авес хотел изобразить заинтересованность, но по наигранности вопроса Лиина сразу поняла, что если она объявит «подарок» бестолковым, то юношу это мало обеспокоит.

– Проку никакого. Что с них возьмешь? Напуганные мужчины…

– А с поэта?

– С поэта? Разве среди римлян есть поэты? Или ты тоже считаешь, что если римлянин имеет грамотного раба – он уже поэт?

Авес довольно хмыкнул:

– Прекрасная Лиина невысокого мнения о римлянах. Но этот, похоже, и вправду поэт. Стихи он знает здорово.

Обращаясь к пленникам, Лиина спросила на латыни:

– Кто среди вас поэт?

– Я, госпожа, – Марк поднялся.

Обращаясь к Авесу, Лиина сказала:

– Он пытался начать разговор, но вместо того, чтобы читать стихи, затеял спор о знатности и безродности.

– Он посмел спорить?

Девочка покачала головой:

– Нет, не посмел. А я так хотела спора! У них у всех тройные имена и они так гордо их объявляют, а все потому, что где-то есть медные доски, на которых их имена могли бы быть записаны, – сделав пленнику знак рукой, она приказала: – Читай.

Стараясь певучестью речи как-то смягчить отсутствие музыки, юноша читал ритмические строфы, пока Лиина не остановила его:

– Хватит, – повернувшись к Авесу, она сказала: – Это не его стихи. Одно из них я слышу впервые, остальные же – знаю.

Авес, не понявший ни одной фразы, не узнавший ни одной буквы, переспросил:

– Так он поэт или нет?

– Он читал хорошие стихи, и я хотела бы, чтобы он записал их для меня на папирусе или коже.

Ее собеседник кивнул:

– Эй, ты слышал что желает твоя госпожа?!

– Слышит, но не понимает. Авес, я хотела бы послушать еще.

Просьба Авесу понравилась и он, махнув рукой, приказал:

– Валяй дальше.

Марк выжидательно посмотрел на девочку. Мягко прикрыв глаза, она разрешила:

– Продолжай, Марк Корнелей Руф, знатный господин. Прочти что-нибудь мне, безродной.

И знатный господин начал читать. Дождавшись, когда пленник замолчал, чтобы перевести дыхание, Авес спросил:

– О чем он говорит, Лиина?

– О любви, – ответила девочка. – Все стихи – о любви.

Марк читал начало «Энеиды», но при той глубине познания, которое Авес имел в латыни, Лиина могла делать самый вольный перевод.

– А-а-а… И тебе нравится слушать о любви?

– Да, в стихах любовь так красиво сравнивают то с рекой, то с цветком, то с солнцем. Со всем, с чем можно сравнить и даже с чем нельзя.

Девочка говорила столь серьезно, что Авес смутился.

Он не в первый раз приходил сюда, и Лиина всегда охотно поддерживала разговор, но в последний момент ставила все так, что рассказывать о своей любви Авесу становилось неудобно.

Вот и теперь юноше не захотелось выглядеть невеждой на фоне иноземных рифмоплетов, и после некоторого раздумья он решил объяснение отложить.

Соперников здесь у него не было, и парень не сомневался, что красотка от него никуда не денется. Ему и в голову не могло прийти, что эта шальная от собственной молодости девчонка – дикарка, владеет не только несколькими языками. Что она – потомственная ведунья, чуть ли не с молоком матери впитавшая основы понимания человеческой натуры, отлично знает, зачем он так часто заходит к ней и какой разговор откладывает уже в который раз, и что она прилагает все усилия, дабы разговор этот он откладывал дальше и дальше.