Центурион Траяна

На земле в луже крови лежал человек. Не нумидиец. Судя по всему, кто-то из людей Квиета поработал на славу – перерезал горло от уха до уха.

Приск облегченно вздохнул. Лежащий на земле человек в темной тунике, в дешевых сандалиях никак не мог быть Адрианом.

– Кто это? – спросил Кука.

– Проб, – отозвался Декстр. – На счастье, этот парень не спал и поднял тревогу.

– Бессмертные боги спасли Адриана, – прошептал Кука.

– Я бы предпочел, чтобы они не поленились и спасли также Проба, – отозвался Декстр. – Могли бы забрать кого-нибудь из вас. Или из тех ослов, что должны были охранять Проба.

В этот момент из палатки вышел Адриан.

Он наклонился над мертвецом, даже приподнял его за испачканную в крови тунику – как будто еще надеялся, что парень оживет. Затем отпустил тело и обвел стоявших взглядом. Ноздри его носа затрепетали. В следующий миг Адриан взревел и ринулся на стоявшего меж солдатами нумидийца – одного посланца Лузия Квиета охране все же удалось схватить после того, как Проб поднял тревогу. Меч вошел в тело пленника по самую рукоять. Нумидиец тонко и визгливо вскрикнул. Телохранители Адриана так и продолжали его держать. Адриан выдернул меч и отступил.

– Зря, – заметил Декстр. – Этот парень мог сказать, кто его послал. Теперь у нас ничего нет против Квиета.

– И не нужно, – ответил Адриан, тяжело дыша и пытаясь справиться с охватившим его гневом. – Траян все равно не отдаст… Квиета…

Он во второй раз ударил мечом пленника. Уже мертвого. И ушел назад в палатку.

На другой день вечером, разбивая временный лагерь, Лаберий Максим приказал не только вокруг частокола устроить вал со рвом, но и расчистить пространство так, чтобы вырыть вокруг лагеря ямы-ловушки с набитыми в них кольями. Караулы были выставлены двойные, факелы на сторожевых башнях жгли ночи напролет. Неясно было, от кого отгораживается Лаберий Максим – от даков или от нумидийцев Квиета.

– По-моему, Квиет должен был уже далеко уйти со своей конницей – до самого Ордесса, – рассуждал Кука. – Не станет же он оттуда присылать своих парней.

– Уйти он мог куда угодно, – отвечал Приск. – Но при этом оставить небольшой отряд, чтоб следовал за нами. Я не верю этому человеку ни на палец…

– Можно подумать, я ему верю! – фыркнул в ответ Кука.

Впрочем, похоже, оба они преувеличивали злобное коварство Квиета – после неудачного покушения на Адриана больше нападений не было. Хотя, с другой стороны, что считать неудачей? Убийство Проба поставило под удар подробно разработанные планы. Главная задача – миновать Боуты без потерь (или без больших потерь) – теперь всецело зависела от того, смогут ли Кука и Приск провести римлян в тыл дакам. О чем радостно и сообщил Кука Адриану. Императорский племянник как раз разговаривал с Декстром и с вернувшимся из разведки всадником.

Адриан вдруг замолчал на полуслове, прищурился и уставился на Куку.

– В чем дело? – растерянно спросил неаполитанец. Подозрительный взгляд Адриана не сулил ничего хорошего.

– Ты ведь у нас смуглый… и волосы вьются… – сказал вдруг Адриан.

– Ну и что? – спросил Кука.

– Как нумидийцы Квиета, – добавил Адриан.

Теперь уже и Декстр смотрел на Куку очень внимательно.

– Ты вполне мог, – озвучил центурион невысказанную мысль Адриана, – вполне мог присоединиться к этим парням Квиета. Они охотились за Адрианом, ты – за Пробом. Помнится, у палатки ты появился в одной тунике и с мечом.

Кука судорожно сглотнул и оглянулся – за его спиной стоял Приск. И то хорошо! Не один…

– Зачем? – спросил Кука. Хотя и сам догадался, куда клонит Декстр.

Адриан, видимо, думал так же, потому что в глазах его зажглись холодноватые синие огоньки – знак, что в глубине души закипает неуправляемый гнев. Подозрительность императорского племянника была всем хорошо известна. А приступы гнева он далеко не всегда умел подавлять – и ночь покушения, когда он зарезал пленного, была тому свидетельством.

– Да вот за тем самым… чтобы самому показать дорогу через перевал и получить награду.

– Но я же был в палатке… мы были в палатке вместе… Гай, подтверди! – вновь обернулся Кука к товарищу.

Приск кивнул:

– Мы выскочили из палатки вместе.

– Но ты же видел… – попытался возразить Приск. – Ты был, когда мы прибежали.

– Я видел, что его полоснул по горлу кто-то курчавый! – перебил его Декстр. – В следующий миг Проб лежал на земле весь в крови. Тут я столкнулся с одним из нумидийцев и обезоружил его.

– Вот видишь… – попытался ухватиться за эту ниточку Приск.

– Но это ничего не значит. Вы оба появились из прохода между палатками – как раз туда и нырнул убийца. Кука мог укрыться за палаткой, а потом выскочить вместе с тобой – якобы спеша на помощь. Ты не можешь опровергнуть мои слова… – усмехнулся торжествующе Декстр.

– А ты свои – подтвердить! – выдохнул в ярости Приск.

– Хватит! – приказал Адриан.

Все мгновенно смолкли.

– Никто из вас ничего доказать не может. Значит – хватит… – Он глубоко вздохнул. Фыркнул, мотнул головой. – Император считает, что надо доверять людям… Ну что ж… я буду доверять вам.

Но при этом глянул ох как недобро.

Чем уже становилась долина Алуты и выше холмы на западе и востоке, тем чаще крестьяне встречали идущую к Боутам армию пожарами – уходили в леса, угоняли в горы скот, сжигали дома. Ни людей, ни скота видно не было – северный ветер гнал серые клубы дыма римлянам в лица. Ветер, дующий с гор, как будто решил встать на сторону тех, кто издавна жил в этих землях. К тому же впереди, отступая, двигался небольшой осколок дакийской армии, уцелевший в битве при Рабо. И, судя по всему, у этого отряда был хитрый военачальник. Но в бои эти осколки армии не вступали. Иногда даки поджигали шары из смолы и сена и спускали огненные «брандеры» с близлежащих холмов на римлян. Лаберий Максим постоянно высылал на разведку всадников, но это не всегда давало возможность избежать засады.

Долина продолжала сужаться. Холмы уже сменились настоящими горами – веселая зелень буковых лесов то и дело пестрела темными вставками ельника. В долине, которую они миновали, уже вовсю цвели деревья, было тепло, хотя и не жарко. В верховьях Алуты погода переменилась, сделалось прохладно, нередко на северных склонах холмов лежал снег, и если трава зеленела, то деревья только начинали распускаться.

Казалось, вместе с природой менялись и люди. Уже никто не приходил торговаться о выкупе, никто не открывал ворота в частоколе, давая понять, что сопротивления не будет.

Близ первого перевала всадники Второй Маттиаканской когорты сообщили, что впереди есть удобное место для лагеря – небольшая возвышенность, построек вокруг не видно, и ничто не горит. Лагерь строили до темноты, торопились, легионеры сняли лорики, оставшись в одних туниках. Чуть начало смеркаться – из леса выскочило сразу несколько отрядов, стоявшие в охране солдаты из вспомогательных войск были мгновенно опрокинуты. На помощь ауксиллариям кинулись легионеры, даков отогнали. Но в этот вечер даки забрали двенадцать жизней и раненых – около сотни.

– Теперь каждый день будет отмечен смертями, – напророчил Тиресий.

Дальше идти всем пришлось только в полном вооружении – никто не сомневался, что даки не просто спрятались – они будут нападать – и нападать в самый неожиданный момент. Стоило появиться хоть какой-то возвышенности вдалеке, более или менее подходящей для засады, как вперед мчались всадники проверить – не поджидают ли там с гостинцами хозяева нежданных гостей. Но два дня миновали без происшествий. На четвертый варвары вновь атаковали – в этот раз это была одна молодежь, и они, кажется, не рассчитывали ни ускользнуть, ни отступить – ринулись в битву с отчаянной яростью. Даже раненные, они продолжали драться, даже поверженные на землю, пытались хоть как-то уязвить врага. Впрочем, нельзя сказать, чтобы они кинулись в атаку совсем уж безумно – атаковали варвары не абы как – метили в обоз. А именно – в те телеги, что везли детали машин или уже собранные баллисты. Обозные растерялись, лишь Филон со своими подручными успел наладить машины, да и то выпустил лишь три или четыре дротика.