Если б заговорил сфинкс...

— Пей еще, отец. Ешь...

— Как дома, Акка?

— Все ладно, хозяин. Соседка спрашивала — я сказал: по делам хозяин...

— Верно, Акка. Умение правильно говорить — от богов!

— Пойдем домой, отец. Потом мы вернемся...

— Зачем потом, Кар? В яме воздух плохой — ослаб я. Полежу, а вы посмотрите сейчас.

— Хорошо, отец. Только опасайся змей. Вот тебе огонь, — и Кар пошел исследовать подземелье.

Гробница была построена по старинному плану: без разветвленных ходов, как в нынешних пирамидах.

В нее вел низкий ход. Кар и Акка шли с удвоенной осторожностью, чтобы не угодить в новую ловушку, но все обошлось. Комната большая — целый зал. Если в ней жить — хватило бы на несколько семей. Если же похоронить... Но в ней никто не похоронен! Нет саркофага, ритуальных рисунков и надписей, остатков приношений и главное — мумии.

Очевидно, что-то случилось с заказчиком гробницы: может пропал без вести на охоте... Кто знает? Боги и те подвержены случайностям.

Это известие позже укрепило дух набожного Нефр-ка. Значит, он не совершил святотатства, войдя сюда и участвуя в драке? Но тогда и грабитель — не совсем грабитель?! Впрочем, точнее сказать, не осквернитель...

В самом зале Кар и Акка увидели каменные сосуды, украшения, но главное — скульптуры. Десятки! Одни — готовые, другие — только начаты.

В дальнем углу на каменном столе стоял алебастровый Апис, высотой около двух локтей, отполированный воистину божественной рукой! Круглый диск луны покоился на его рогах, на шее — ожерелье, на спине — нарядная попона. Каждый мускул — точно живой.

Акка забрался в самый угол, чтобы взглянуть на чудо с другой стороны, и в пламени его фитиля диск на рогах стал почти прозрачным и розовато-золотистым.

— О Мериптах, — прошептал восхищенный Кар. — Если б ты видел... Но что это?..

На полу блеснула полированная поверхность. Кар присел и, осторожно разгребая песок руками, извлек тяжелую черную диоритовую фигурку льва... с головой человека!

Лев как бы приготовился к прыжку, а его человеческое лицо выражало гнев воина, нападающего на врага. В ладонь шириной, две ладони в длину и полторы ладони высотой.

— Вот достойный подарок Мериптаху! — решил Кар и тотчас подумал: «Надо предупредить его, чтобы он пока никому не говорил об этой находке: грабитель еще неизвестен...»

— Что здесь, Кар?

— Кладовая древних скульпторов, Акка.

В потолке видны квадраты окон, заложенные каменными плитами, возможно после смерти главного художника. А имя его стерли в надписях завистники.

Так подумал Кар, и, надо полагать, догадка его не лишена смысла. Точно знает лишь богиня истины Маат, но она неразговорчива...

3

...Они подплывали к столице в сиреневый предвечерний час. На северной набережной, где против храма устроен канал и прямоугольный залив, толпится народ. Издали будто муравьи облепили тело мертвой змеи. Сотни плакальщиц вопили на все голоса. Бритоголовые жрецы тянули заунывную молитвенную песню.

— Что это? — встревожилась Туанес.

Мериптах пожал плечами и повернул к берегу. Здесь течение спокойнее и преодолевать его легче. Но теперь высокий берег время от времени скрывал от них непонятное и беспокойное зрелище.

— Неужели?.. — сказала Туанес и прикрыла рот рукой, чтобы неосторожное слово не вырвалось на волю.

Мериптах понял ее: может быть, умер царь? И опять молча пожал плечами. Добравшись до острого выступа скалы, Мериптах убрал парус и взялся за весла. Шагах в семидесяти от места события ему удалось привязать лодку, и теперь они с Туанес могли видеть все сквозь щель в камнях, сами оставаясь точно в засаде.

В заливчике напротив храма стоял по колена в воде священный бык Апис. Рослый, играющий мускулами, бритоголовый Хену был на берегу. Вот он сбросил с левого плеча белую накидку, омыл руки и лицо свежей водой из кувшина. Взял веревку и подошел к быку.

Животное спокойно смотрело на него старческими подслеповатыми глазами. Не чуя беды, доверчиво обнюхивало своего палача.

Не торопясь, стараясь придать каждому жесту торжественность, Хену завязал прочный узел у основания правого рога. Протянул веревку к правой задней ноге и сделал там петлю. Вновь выпрямился и перекинул веревку через левое плечо быка, где ее подхватили трое дюжих помощников.

Веревка стеснила свободную позу, и теперь голова Аписа слегка отклонилась назад. Отдохнув, Хену стал говорить что-то ласковое, и животное, все еще повинуясь, сделало два неуверенных шага к середине реки, медленно погружаясь в воду.

И вот тут Апис — если не понял, не поверил в вероломство людей, то инстинктивно — рванулся к суше. По знаку Хену веревка натянулась — бык потерял равновесие. Он снова рванулся, но могучий Хену крепко ухватил его за рога и стал топить.

Теперь Апис догадался, в чем дело... В его взгляде немой ужас. Он хотел жить, только жить. Он рванулся — уже в последний раз, — тягостное предсмертное мычание пронеслось над равнодушной водой, захлебнулось ею, а рев фанатичной толпы как бы смял этот крик протеста и мольбы.

Мериптах обнял плачущую Туанес и нежно прижал к себе. Он молчал и сейчас, пораженный увиденным.

А в нескольких шагах от них, за высоким кустарником, рыдал в траве седовласый Инхеб. Он слышал крик Аписа, словно обращенный к нему. Мольбу о сострадании. Вопль о пощаде. Вой толпы уничтожил все остальные звуки. А в ушах Инхеба все еще звучал зов Аписа...

Главный жрец Хену сегодня герой дня. Он доволен собой, очень доволен. Со стороны — он, если можно так сказать, «незаинтересованное» лицо. Ведь Апис — священное животное бога Птаха, кому служил Хену верой и правдой.

Но Хену помнил главное. При живом Аписе состоял жрец Инхеб — некая доля доходов доставалась ему. Кстати, не ценящему богатство и влияние в обществе.

Теперь же — со смертью Аписа — должность Инхеба упраздняется и роль Хену станет более весомой. Доходы — тоже. Каждому — свое.

Например, жена Хену, неунывающая Сенетанх, затерявшаяся в толпе, думала сейчас о другом. Ее взор привлек красавец Кар. Она мысленно сравнивала его с мужем. Правда, это давалось с трудом. Хену вообще ушел в храмовые дела. А последние девять дней он «очищался» и не имел права прикасаться к женщине, даже если это жена. И Сенетанх порой совсем забывала о нем.

Вид Кара доставил ей удовольствие. Она пробралась к нему. Он охотно вступил с ней в беседу и, желая помочь, без труда приподнял ее, чтобы она видела через голову толпы происходящее на берегу.

Ощутив на себе сильные руки Кара, Сенетанх поклялась при удобном случае завоевать и его...

4

Человек начинается с внешности — так говорит Мериптах, которому Кар привык верить. Так вот это начало в Сенетанх — весьма привлекательное. И многообещающее. Кар не рожден однолюбом, как Мериптах, и смыслит в таких делах. Кар — сущий клад для женщин такого же свойства!

Он лежал сейчас на зеленой лужайке пологого берега, возле Хапи, величественно и задумчиво бегущей к северу. Кар тоже задумался. Вода располагала к этому сама по себе, а тут еще одиночество и ночь, наступившая быстро, как беда...

Думать же человеку всегда есть о чем: окружавший его мир полон Нечто, то есть неизвестного. Самое же самое Нечто — это для чего живет человек? Чтобы служить фараону и богам — утверждают жрецы. Чтобы разгадать Нечто — говорит Мериптах. Чтобы любить Мериптаха — призналась Туанес.

Вот поди и разберись...

А может быть, так и должно: у каждого своя цель? Собственная? А у Кара? Гм... Я живу, подумал Кар, точно зернышко в ожерелье: вместе со всеми — вещь, а отдельно?.. Отдельно это «зернышко» не дает даже ростков — ни жены, ни детей... А ведь жить еще предстоит долго, может быть Вечность! Говорят — человек не уничтожим: поживет на этом свете, а потом — в Царстве Запада уже без конца.

И Мериптах верит в это. Иначе, говорит он, жизнь человека бессмысленна и непонятно было бы — к чему его создали боги? Однако, если верить жрецам, это область богов, а в чужом саду следует вести себя осторожно и лучше вовсе покинуть его.