Тамерлан (начало пути)

‑ Ассалом алейкум! Я внук эмира. Меня зовут Хусейн. А тебя я знаю, ты новый тысячник деда… Тебя зовут…

‑ Меня зовут Тимур.

‑ Ты барласовец – и это мне известно. Ты мне нравишься. Я хочу, чтобы ты стал мне хорошим другом – согласен?..

‑ Я сделаю всё, чтобы удержать твое дружеское расположение ко мне.

‑ Ты чем владеешь лучше – луком или саблей? – не унимается Хусейн.

‑ Саблей, – честно признается Тимур.

‑ Ты волнуешься перед сражениями?

‑ Да, волнуюсь.

‑ Ты любитель мясного?

‑ Я ем в меру.

‑ Что значит «в меру»? Сможешь переесть кочевника? – смеется Хусейн. – Ты ведь потомок кочевников.

‑ Мой отец Торгай родился в Кеше, – Тимур пытается изо всех сил упрятать свое недоумение по поводу столь необычного тестирования.

‑ Ну, и что? Я тоже родился в Кеше, а не прочь обурдать аппетитное ребрышко… а теперь скажи честно, что ты больше любишь – женщин или охоту?

Впервые Тимур озадачен: кто этот Хусейн – шутник или идиот? Жуир или хитрый дипломат, ловко умеющий завлечь в сети неопытного человека?

‑ А если я предложу тебе, – он что‑то шепчет панибратски Тимуру на ухо. Хохочет. Следом – то ли искренно, то ли подыгрывая, – смеется и Тимур.

25

Начало ноября.

На охоте.

Верхом на конях во главе с Хусейном молодые люди из элитарных кругов Мавераннараха, в основном военные. Среди них, по правую руку с Хусейном – и Тимур.

Гон, судя по шумам, приближается.

‑ Понял: саблей владеешь хорошо. Но говорят и лук в твоих руках поет, не хуже струн рубаба, – говорит не без некоего лукавства Хусейн Тимуру. – Может быть сыграешь?

‑ Попробую, – Тимур вытаскивает из колчана стрелу, прикладывает ее к тетиве.

‑ Тебе приходилось участвовать в такой охоте? – интересуется Хусейн.

‑ В такой нет.

‑ Сейчас из‑за тех деревьев появятся газели – смотри, не проморгай!

За беседой Хусейна с Тимуром в сторонке наблюдают трое молодых людей. Среди них – известный нам Саллех, сын Боролдоя.

‑ Щебечут, как влюбленные птички, – провоцирует Саллеха один из его приятелей.

‑ Ничего не могу сказать по поводу птички с зелеными крылышками, – отвечает резко Саллех, имея в виду Хусеина, облаченного в ярко‑зеленый чапан. – А вот птичка с красным оперением… Говорят, он – откровенный убийца… Долона, сына Эреджена.

В это время из‑за деревьев появляется первая небольшая группка газелей.

‑ Первый выстрел за тобой, Хусейн, – подсказывает молодой человек, стоящий по другую сторону от Хусейна.

Но тот отказывается, говорит искренно:

‑ Первый выстрел предоставляется моему другу… тысячнику Тимуру сыну Торгая.

В группировке Саллеха по‑своему реагируют на предложение Хусейна.

‑ Сегодня… тысячник… – говорит Саллех.

‑ Все идет к тому, что завтра караунасец… эмир Казарган… подарит… тумень, твоего отца…

‑ Молчи! – едва не взрывается Саллех.

А между тем газели, как будто бы специально, заметив напротив большую группу охотников во главе с Хусейном, замедляют бег.

‑ Ну! – командует Хусейн.

Тимур натягивает лук – со свистом пущена и пораженная газель падает оземь.

Охотников охватывает азарт: свистят между деревьями стрелы – падает еще газель, еще, еще… Однако на этом не заканчивается охота – всадники устремляются в погоню.

‑ Вперед! – кричит Хусейн.

‑ Вперед! – раздается там и сям.

Неожиданно, просвистев мимо уха Тимура, стрела вонзается в ствол одного из деревьев. Тимур, не раздумывая, осадил коня. Подъезжает к дереву, разглядывает ствол дерева со стрелой, не без труда вытаскивает ее. (так глубоко она врезалась в дерево). Подъезжает тут же к нему Хусейн.

‑ Ну, что?

‑ Хочу понять, какой газели была предназначена эта стрела, – отвечает Тимур.

‑ Вот так всегда в нашем славном Мавераннахре, – смеется Хусейн. – Впрочем ты убедишься в этом сам, – продолжает он и зовет к себе охотников.

Те – тут как тут. На разгоряченных конях. Человек не менее 15‑20.

‑ Тут мы с моим другом ломаем голову над задачей. Говори, Тимур.

Тимур показывает стрелу.

‑ А задача вот какая: какой газели была предназначена эта стрела?

Панорама лиц – монголоидные и европеоидные, безусые и усатые, носатые и с носами пуговкой – все улыбчивые, дружелюбные. Такое впечатление, что, конечно же, не один из них не имеет отношения к загадочной “газели”. Лишь на миг останавливается взгляд Тимура на Саллехе, сыне Боролдоя, после чего Тимур опускает стрелу в свой колчан, говорит:

‑ Нам не к лицу разбрасываться добром.

‑ Ты хочешь сказать, что мы, мавераннахрцы, нищие? – бросает Хусейн.

‑ Напротив, я хочу сказать, что мы, мавераннахрцы, владеем несметными богатствами. Но свое богатство мы должны оберегать своими руками.

Все смеются, делая вид, что им непонятен “эзопов” язык тысячника.

‑ А сейчас – в шатры! – командует Хусейн.

26

В лесу – несколько вызывающе – красивых шатров. В центре – шатер Хусейна. Хусейн вальяжен, сидит полулежа на атласных подушках, рядом с ним Тимур. На дастархане яства. Мужчины вдвоем.

‑ Давай‑ка поговорим по душам.

‑ Насколько помню, мы с тобой говорили только о насущном.

‑ Мне нравится твоя искренность… Я давно хотел сказать что мне опротивели и Кеш, и Самарканд…

‑?!

‑ Здесь мы все – да! да! – мы все подобны “газели”, той самой, которой была предназначена стрела. Не понимаю отца: он просто бредит… Самаркандом! Мечтает перенести столицу из Кеша в Самарканд! Уговаривает деда.

‑ Разве, плохо?

‑ Как! – едва ли не подскакивает с подушек Хусейн, – разве не ясно, что это не понравится многим…

‑ Кому?

‑ Прежде всего – буду откровенен с тобой – твоему дяде, его дружкам – сулдусцам, южанам… барласовцам – тебе это не о чем не говорит?

‑ Я барласовец – и я буду с тобой откровенен: Кеш – родной город, а Самарканд я люблю больше…

‑ Но что об этом скажут монголы… этот Туглук Тимур… Боюсь, что это ему на руку!

Тимур молчит.

‑ Тебе сказать нечего? Почему не спрашиваешь, что мне по душе?

‑ Спрашиваю – что?

‑ Есть места покойнее Кеша и Самарканда… Кабул, Кундуз…Балх… Попрошусь у деда – надеюсь, не откажет… Однако довольно! – Хусейн хлопает в ладоши.

Выбегают из‑за ширмы девушки, убирают достархан, исчезают. А затем Хусейн говорит, переходя от одной темы к другой, словно перепрыгивая через пропасть:

‑ Охоту ты любишь – это я видел, а вот как обстоит с женщинами?

Хусейн дает команду, хлопая в ладоши. В шатер выплывает группа из трех – девушек‑танцовщиц. Девушки танцуют.

Хусейн не скрывает своего удовлетворения.

‑ Ну, как?

Тимур молчит.

Девушки продолжают танец, который содержит немало эротических элементов.

‑ Ну, как? – снова интересуется Хусейн.

И снова Тимур молчит. Улыбается Хусейн, подмигивая лукаво Тимуру.

В голове у Тимура – недавняя панорама охотников. Искренне дружелюбные лица. И тут – взгляд Саллеха…

‑ Саллех!

‑ Ты вспомнил Саллеха – отчего? – Хусейн с недоумением взглянул на Тимура, – Оставим в покое этого… Саллеха. Поговорим о приятном…

27

Горд Кеш. Центральная, наиболее оживленная часть города. Толпа расступается, пропуская к дворцу эмира Казангана с пышной свитой. Впереди верхом на великолепном белом коне эмир, по обе стороны и позади и тоже верхом на конях важные сановники. Рядом – Абдаллах с сыном Хусейном, неподалеку от них Тимур… Где‑то в конце свиты – Саллех с дружками. Вдоль следования кавалькады толпы народа, воины.

Вот – группа горожан.

‑ Который из них эмир? – спрашивает один из них.

‑ Неужели трудно узнать?

‑ Ага, понятно: тот на белом коне.

‑ Рядом с ним – Абдаллах, сын эмира…

Кланяются.

‑ Когда приблизятся, крикнем:”Хвала эмиру!”

А вот группа воинов.

‑ Смотри! Смотри! Вон тот на вороном – кто он? – спрашивает один воин другого. – Кто в красном чапане?

‑ Новый тысячник. Тимур сын Торгая.