Белая волчица князя Меншикова

Под Храмом, закутанное в белесое марево, спало Великое Озеро. Марта бросила на галерею взгляд и беззвучно ахнула: там крались почти бесплотные, но угрожающе-реальные тени в кожаных доспехах.

Тут проснулась Таната, и Марта вернулась в келью.

Богиня прижала палец к губам, наклонилась над свернувшейся в уголке служительницей Храма и легонько тронула ее за плечо.

– Вставай! Отпавшие проникли в Храм. Ты знаешь тут все входы и выходы. Беги и предупреди воинов богов! – горячо зашептала она. – Беги!

Подскочила к Танате, решительно подхватила ее и побежала вслед за служительницей по коридору.

Пронзительный крик внезапно вспорол тишину. Служительница ахнула, а Марта, крепко держа сестру за руку, бросилась к винтовой лестнице.

Этот крик мог принадлежать лишь богине Лиут, их матери.

Последняя ступенька. Марта замерла на мгновение. Верхняя галерея Храма тонула в ленивом утреннем свете. Только ветер резвился в ней, праздновал свой вольный праздник.

Марта толкнула младшую сестру себе за спину и приблизилась к покоям богини печали. Лиут лежала на широком ложе.

Глаза богини были широко распахнуты навстречу утру и… безжизненны. Узкий ручеек крови еще струился из перерезанного горла. Лиут была мертва, а в покоях спокойно хозяйничал человек, принесший ей смерть.

Таната закричала.

– Ты стал хозяином судьбы богини печали, но, убив печаль, уничтожил и себя! – выкрикнула Марта.

Черный убийца медленно двинулся к ней.

– Ты что-то сказала, пожива червей? – он как-то даже весело осклабился, на миг, прикрывая глаза от радости: какой удачный день, сколько добычи для богини Карис!

– Я сказала, ты уже умер, – ядом упали в его сердце слова Марты.

Отпавший открыл глаза, и ужас смертный, маятный, парализовал его. Где дерзкая девчонка? Он не успел додумать.

В тот же миг его свалила с ног огромная белая волчица, подмяла, сомкнула клыки на груди. И кожаный доспех не помог. Она рвала его отчаянно, исступленно, неистово, беззвучно. Убийца Лиут пронзительно закричал и вскоре смолк.

Марта схватила Танату за руку и выскочила прочь из покоев матери.

Галерея Храма Странствий была по-прежнему пустынна. Вдалеке послышались крики встревоженных богов.

Марта в отчаянии закрыла глаза.

Слишком поздно. Боги тоже опаздывают прийти на помощь…

…Я был неповинен в страшной гибели Лиут. Это все Карис, она перехватила инициативу. Именно благодаря постепенному обескровливанию Разума ей в конечном итоге удалось развязать войну на уничтожение. Отпавшие жаждали противостояния с предельным напряжением сил. В этой борьбе им виделся источник какого-то невиданного, непрочувствованного еще экстаза.

Борея никогда не стремилась разрушить Отпавшую землю. Я, темный мистик бездны, прекрасно понимал это. Нам пришлось заставить Борею пойти на крайние меры!

Но видят небеса и бездна, я не хотел гибели Лиут!

Это все Карис, ревнивая Карис!..

…Бора низко склонился пред алтарем. Погрузившись в горестные мысли, он не замечал ничего вокруг, и только поглаживал камень алтаря, опаленного ударом молнии. Поглаживал в отчаянной попытке почерпнуть силы в священном для его сердца месте. Но не мог обрести Единый утешения.

Марта бесшумно приблизилась к нему и нежно погладила по голове. Ни в одном другом месте не отважилась бы она на подобный жест, но здесь, в этот момент, Марта была не только дочерью владыки Бореи, она была Тринадцатой Богиней, Белой Богиней Судьбы, равной, а, может быть, даже и высшей Бора по рангу.

Бора вскинул на нее глаза, схватил руку богини и провел ею по лицу. Он тоже сейчас видел в ней Более Могущественную Силу.

– Что мне делать? – едва слышно прошептал он, его голос напоминал младенческий лепет, да что там, он сам походил на ребенка, впервые в своей жизни испрашивающего совета, испрашивающего в жутком отчаянии, что сильнее даже крохотной искры надежды.

– Доверься времени, – ответила Марта, – И будь владыкой той земли, что избрала тебя.

Бора вскинул голову и огляделся по сторонам. В эти дни он думал только о себе и о своей боли. Он позабыл обо всем, что прежде было важно для него, и ныне это все припоминалось ему весьма смутно, с превеликим трудом.

– Поднимись с колен, владыка! – приказала ему Марта и наклонилась над отцом, помогая ему встать.

Бора грузно поднялся и прижался к алтарю, усыпанному белыми, алыми и желтыми цветами. Цветами смерти, распахнувшими свои бутоны навстречу ветру, избравшему отныне местом своего обитания покои его владычицы, владычицы печали.

И невосполнимостью утраты убившими сердце Владыки земли.

Марта нежно гладила его руку, и непосильный груз начал медленно, очень медленно растворяться в море ее нежности. Как будто кто-то забрал тяжкую ношу.

Бора вздохнул.

– Богиня дома моего, – прошептал он. – Вещунья белая, отыщи знак, что определит судьбу мою. Знак, что поведает мне о приношеньях будущего.

Марта отвела глаза от лица отца. Гудели пчелы, слишком рано засуетившиеся для этого времени года. Сладкий аромат цветов наполнил воздух.

Марта коснулась древнего камня, и чувство ничем не объяснимого восторга, чистой радости охватило ее. Чистая радость всегда одинока, ей нельзя поделиться, она – великая составная Культуры Тайны. В последний самый миг Марта подавила в себе порыв поделиться ею с отцом, ибо то, что исходило ныне от него, было слишком сумрачным и темным, оно несло опасность и страдания.

Бора с гибелью богини чистой печали перестал быть белым вещуном.

– Богиня воли к власти, Тарида, на седьмом месяце от тебя, отче. Вскоре она родит сына, – сказала Марта.

– Он будет жить? – вяло встрепенулся Бора. Марта помолчала, принимая непростое для нее решение.

– Да, будет. Но при условии, что ты и несколько преданных тебе Волхов удалитесь в камень. Только так ты сможешь сохранить часть дивьего борейского народа…

«…И потеряешь меня, – закончила она про себя. – Борея навсегда лишится повелителя. Ибо так записано в великих скрижалях странствий, и никто не в силах изменить предначертанное…»

…Бора, богиня Тарида и часть верных им ушли в камень белой горы Куйвы, что высится за заповедной еловой рощей. Осталось от Боры, после того, как сомкнулись горы, темные контуры могучей фигуры.

Теперь Марта приходила вечерами в рощу, прислушивалась к отдаленной перекличке ушедших в камень беловолосых, желтоглазых борейцев. Вспыхивали огоньки в глубинах Великого Вращающегося Озера, тучи ныряли в воду, все висело в мутной белесой мгле, и вместе с нею дрожало и колыхалось под глухими ударами колокола, что тихо и с натугой звенел в каменном чреве.

Марта со слезами на глазах вспоминала прощание с отцом. Он улыбнулся ей почти как в прежние, светлые времена, а затем повернулся к Япету, закутавшемуся в мантию из сверкающих нитей.

– Ты ведь будешь беречь ее, волх, Разум Огненный? – спросил Бора, и Япет сухо кивнул ему.

– Я буду беречь ее, – пообещал великий волх, прекрасно зная, что не он, а она, Тринадцатая Богиня, будет той, что станет оберегать его. Но стоит ли говорить об этом уходящему в камень?..

Марта крепко зажмурилась, вдыхая в себя далекие голоса ушедших борейцев. По-своему, они тоже… отпали. Вот и кончается борейская эра. Уходит, уходит величайший народ уже истекшего времени.

Когда ваши века клонятся к великому концу, старайтесь принять с тихой гордостью, достойно рассеяние свое и смело отдайтесь воле ветра, что развеет вас в пыль под конец лета…

Поклонники сумрачного экстаза жаждали битвы. Неведомо, какие силы ада вдохновляли Карис, заражая и меня своим темным воодушевлением, но маги тьмы отыскали действенное решение.

Много вечностей подряд размышлял я о том, что всякое тело космоса подобно человеческому телу, что способно оно разбудить глубинные силы. Ох, недаром я был магом острономейшей науки! Открылось мне, что на поверхности каждой планеты таятся свои активнейшие, яко человек, точки. Это лучики, словно у звезд пятиконечных и шестиконечных. Если в пяти таких лучиках найдется особый, редкостный материал, кан, то есть странник, любой сильный маг сможет по воле своей изменять земли. Один такой «странник» достался Япету – обрамил братец его кольцом магическим. «Странники» сии, явившиеся к нам с Ориона, способны были накапливать и передавать по всей земле энергию души, давали они знания о прошлом, настоящем и будущем.