Путь Никколо

— Если это было испытание, то нет сомнения, какой вынесен приговор.

Даже легчайшее прикосновение к ране начинало саднить. К такому ощущению он не привык. Получить шрам на всю жизнь от перстня… Тем более, мужского. Никто в это не поверит. Юлиус уж точно, разве что только Тоби.

Наконец он почувствовал, что в состоянии справиться с происшедшим, и повернулся к демуазель.

— О, нет, никаких магистратов. Этим здесь не поможешь. Да и говорить, собственно, не о чем. Он вломился в дом, вы не смогли его остановить. Глупо было бы раздувать из-за этого шум. Я только сожалею, что вам пришлось все это вытерпеть.

— Но как же твое лицо? — возразила Марианна де Шаретти.

— Разве я могу что-то предпринять? А уж вам тем более не стоит вмешиваться. Я не позволю. Он не вернется. У него распря с собственным сыном, и он пытается втянуть в нее и нас. Но теперь наша позиция ему известна. — Он помолчал, попытался улыбнуться, но тут же осекся. — Забудьте об этом. Я так и сделаю. Он просто неприятный человек, у которого неприятный сын, и слишком много власти. Я знаю, из-за чего все пошло наперекосяк Должно быть, вы не предложили ему выпить.

Но она не хотела, чтобы ее торопили:

— А угрозы? Мне не показалось, что он бросал слова на ветер. Что ты сделал?

— Судите сами. Дайте мне только привести себя в порядок. Я вернусь и все вам расскажу.

— Все? — переспросила Марианна де Шаретти. Поднявшись, она подошла к посудному шкафу и вернулась, держа в руке небольшой кувшин. — Сперва выпей немного. Чем вас угощали у Феликса в таверне? Пивом?

— Заказал себе пива, — подтвердил он. — Вот только хозяйка вызвала меня к себе как раз в тот миг, когда я уже подносил кружку к губам.

Он хотел было сказать: «Ваш сын очень неудачно выбрал время», но затем передумал.

— Это самое крепкое вино, что у меня есть. Не говори Хеннинку, что я начала его пить. Это была тяжелая зима. — Она немного помолчала. — Для всех, наверное. А Феликс справляется очень неплохо.

Он одним глотком осушил полный до краев бокал и позволил ей налить еще вина. Бокал он забрал с собой в общую спальню, которая сейчас оказалась пуста, и там некоторое время молча стоял перед зеркалом, прежде чем отправился за водой. Демуазель предложила помочь, но он привык справляться с таким и сам… более или менее.

Он управился быстро. Промыл глубокую царапину, переодел рубаху, отчистил пятна крови с дублета и шоссов, прижимая свежие тряпки к лицу, по мере того как кровь прекращалась и начинала идти вновь. Затем он смазал рану и прижег квасцами. Совершенно разумные действия. Но также и небольшой личный вызов.

После чего он вернулся в кабинет демуазель и обнаружил на столе поднос с закусками и вино. На Марианне де Шаретти было длинное платье, закрывавшее ее от горла до пят, но уже другое, из более мягкой ткани. Она была довольно бледна, но очень деловита. Клаас не чувствовал голода, но с удовольствием выпил еще вина.

— Ты вполне заслужил посидеть молча, — заметила она наконец. — Но, возможно, помолчать нам стоит после твоего рассказа, а не до него. Или тебе больно говорить?

— Только не об этом, — уверенно отозвался Клаас.

Не совсем так. Щека болела и кровоточила, и ему приходилось то и дело промокать кровь. Но необходимость говорить отвлекла его. Он уже выложил ей на стол доклады от Асторре; все подробности миланского контракта и их размещения в Неаполе, список наемников и лошадей, припасов и снаряжения, переписанные аккуратным почерком Юлиуса. Теперь вслух он давал необходимые пояснения.

Демуазель перенесла свою тарелку на стол. За едой она не выпускала из руки пера, записывая и отмечая какие-то цифры.

Он то и дело прикладывался к бокалу, но недостаточно, чтобы вино сделало его неосторожным. Пункт за пунктом, отчет продолжался. Негр Лоппе был благополучно передан герцогу, и об этом имелось отдельное письмо. Товары Медичи, включая лошадей, были доставлены в полном порядке. Юлиус оставался с Асторре. Доктор пока задержался в Милане, чтобы оказать помощь брату Жилю, с которым произошел несчастный случай. Незначительный несчастный случай.

Это ее заинтересовало, но в его рассказе не было ни слова о лавине или о Гастоне дю Лионе. Однако ее не заинтересовали подробности сделок, заключенных в доме Жаака де Флёри. Он упомянул, что купил дешевые доспехи по пути на север, на тот случай, если они понадобятся Асторре. Она задавала вопросы, и он давал ответы, но собственного мнения не высказывал. Пока нет.

Наконец он перешел к своим собственным достижениям, описывая все очень тщательно. Он вручил адресатам все депеши и послания и нашел надежный рынок для услуг курьеров. Понадобятся надежные люди и дополнительные лошади, но полученных заказов хватит, чтобы покрыть эти расходы. Он назвал клиентов в Милане.

Среди них был Пигелло Портинари и флорентийские друзья Пьерфранческо Медичи. Кроме того, он получил обещания от Строцци, генуэзцев, венецианцев, и даже от Курии. И секрета герцога был весьма впечатлен, и сказал, что время от времени может передавать с ними свои депеши. Нужен будет человек в Брюгге, который станет обучать курьеров и надзирать за их действиями.

Возможно, и в Милане тоже. Демуазель сама должна решить, кто это будет. Вот все расписки на сегодняшний день. А вот и подписанные контракты.

Отложив перо, она начала просматривать бумаги, перекладывая их с каждым разом все медленнее. Наконец опустила на стол последний лист и взглянула на Клааса.

— Здесь очень большие суммы.

— Да, демуазель, — подтвердил тот, выдержав взгляд ее синих глаз.

— Ты прекрасно знаешь, что эта плата слишком велика за услуги простых посыльных. На самом деле, ведь речь не идет об обычных курьерах, не так ли? Именно об этом говорил Джордан де Рибейрак. Это плата за информацию, уже полученную, либо обещанную. Верно?

Он заранее предчувствовал, и не без смущения, что ему придется пуститься в объяснения.

— Любое государство платит за информацию, и любой курьер вскрывает бумаги. Мы точно так же можем заработать на этом, как и все остальные.

Она покачала головой.

— Я бы поверила тебе, если бы о том же самом не говорил месье де Рибейрак. Он упомянул Аччайоли и Гастона дю Лиона. Здесь нет ни одного из этих имен.

— Потому что они наши косвенные клиенты. Я познакомился с Гастоном дю Лионом, и он может порекомендовать нас Дофину. Аччайоли — это флорентийские друзья Пьерфранческо Медичи. Медичи — наши клиенты, и я надеюсь, что они также убедят свое отделение в Брюгге довериться нам. Сегодня утром я встречался с Анджело Тани.

Попытка отвлечь ее не сработала.

— Я по-прежнему жду, чтобы ты мне сказал, с какой стати об этом заговорил де Рибейрак. Я так понимаю, что эти Аччайоли приходятся родней тому человеку, которому ты сломал ногу на пристани в Дамме.

У него начала подергиваться щека.

— Те, с кем я встречался, родом из Флоренции. Другая ветвь семейства осталась в Греции. Они были герцогами Афинскими и Коринфскими князьями до прихода турок Разумеется, после этого они были либо схвачены, либо отправились в изгнание. — Он покосился на нее. Она подняла брови, и так и не опустила их. — Или торгуют с турками по особому разрешению, — наконец неохотно признал он. — Вот на что намекал виконт.

— Торгуют чем?

— Чем угодно. Шелком, разумеется. Они уже импортируют из Лукки, и, похоже, Медичи также весьма интересуются этими сделками. Разумеется, будучи христианами, они не должны бы этим заниматься.

Он видел, что она пытается по его лицу прочесть скрытый смысл этих слов; затем отворачивается.

— И что? Почему ты интересуешься греками, а греки — тобой. Мы не торгуем шелком Они сами красят его в Константинополе.

Клаас отозвался.

— Было бы весьма выгодно, если бы папа римский начал свой крестовый поход. Я имею в виду — иметь там связи.

Она посмотрела на него.

— Ты не хочешь рассказывать мне об этом. Но если что-то пойдет наперекосяк, я разорюсь, точно так же, как и ты. Ты слышал, что сказал де Рибейрак.