Реликвии тамплиеров

Как бы то ни было, сейчас я чувствовал себя в большей безопасности. В конце концов, я же не приносил в жертву младенцев! Это была просто случайность, злобная шутка, ошибка. Я уже начал забывать об этой встрече, как и о похмелье.

Так что сидел я со своими книгами до самого вечера в состоянии некоего транса, в какое часто впадаешь под воздействием едва различимого, похожего на паутину текста древних рукописей, старинных книг и тусклого света оплывающей сальной свечки, что нередко здорово мешает ученым занятиям. Вот в такие моменты, когда веки смыкаются, а разум заменяет написанное на пергаменте своими собственными измышлениями, вот тогда Сатана и добирается до незрелых монашеских душ. По моему убеждению, более широкие окна и более щедрые средства на свечи могли бы привести гораздо больше клириков на праведный путь, чем вся жизнь, проведенная во власянице, и еженощные молитвенные бдения. Уж простите мне эту болтовню. Следуя ходу рассказываемой мной истории, вы, вероятно, отвлечетесь от скуки этих наших будней, а также от того факта, что я совершенно забыл кое-какие более мелкие события тех дней. Достаточно, я надеюсь, будет сказать, что вскоре после вечерни я уже шел мимо огромных западных дверей кафедрального собора, направляясь, естественно, к своему жилищу. Бейлстерский кафедральный собор стоит на вершине невысокого, но крутого холма, возвышающегося в излучине реки. Он окружен красивой мощеной площадью, которая называется Кафедрал-ярд, с лавками и отличными жилыми домами с трех сторон, а на северной стороне возвышается огромная каменная громада епископского дворца, больше похожего на крепость, и охраняемая день и ночь вооруженными стражниками, носящими на одежде герб епископа Ранульфа: желтый епископский посох и белая гончая на лазурном поле. Мрачный дворец так контрастировал с устремленным вверх, воздушным (насколько это свойственно камню) собором, что всегда служил объектом недовольства городских жителей. Если правда, что нормандцы заменили древний собор этим, гораздо более красивым и величественным зданием, то, стало быть, и дворец епископа служит наглому утверждению силы и власти завоевателей. Но сегодня мои мысли все еще занимали давно вымершие римляне и их юридические споры, так что я ничего не слышал, пока шелест чьей-то одежды позади не вывел меня из задумчивости. Я резко обернулся, уже понимая, что это мой преследователь и мучитель.

Луна ярко светила. В ее лучах на темном лице рыцаря выделялись белые полукружия глаз, которые не мигая смотрели прямо на меня. Я стоял, как ледяная колонна, и все мои страхи, днем изгнанные было скукой занятий, снова вились вокруг, словно скворцы, вернувшиеся к своим гнездам. Он был одет все в тот же зеленый дамаст, что и вчера вечером, но сейчас на нем виднелась еще и короткая котта [8]более темного цвета. На ней я увидел две длинные кости, обшитые серебряной нитью и образующие крест. Вокруг них размещались четыре звезды с длинными волнообразными лучами, тоже вышитые серебром. Мужчина мягко положил мне руку на плечо, и внутри у меня все сжалось. На губах его появилась улыбка. От этого стало еще страшнее.

— Вот и встретились, брат Петрок, — услышал я. Голос звучал мягко, ничего похожего на вчерашнее пугающее шипение.

Он чуть наклонился, всмотрелся в мое лицо и повторил, слегка меня толкнув:

— Петрок! Ты что, ошалел от страха, мой юный друг?

Я почувствовал, как ко мне возвращается дар речи. Во рту пересохло, но он уже был способен произносить слова.

— Кто вы? — сумел я выговорить. Не самый лучший вопрос в данной ситуации, готов согласиться. Но он улыбнулся в ответ. И еще раз дружески толкнул меня.

— Твой друг, Петрок, твой друг. А ты, я вижу, все еще никак не отойдешь от вчерашнего. — Теперь в его голосе послышалась еще и озабоченность. — Это же просто игра, как я тебе уже говорил. Да и не стал бы я тебя резать… — Тут его улыбка сделалась печальной, даже покаянной. — Давай будем друзьями, а? Это самое малое, что я могу предложить после того, как напугал тебя чуть не до смерти. За что и прошу прощения.

Любой здравомыслящий человек посоветовал бы мне ни на йоту не доверять тому, кто называет тебя другом, да еще так часто, почти не переводя дыхания, но я тогда был всего лишь мальчишкой, у которого еще деревенская грязь с башмаков не сошла. Господи, помоги мне — я забыл про всякую осторожность и улыбнулся:

— Прошлая ночь, сэр, была не более чем игрой. Я даже стараюсь припомнить все подробности. — Этакая неуклюжая попытка выглядеть любезным и учтивым, но ведь и гораздо более серьезные проблемы нередко улаживались меньшими усилиями.

— Рад слышать это, брат Петрок! — Он подхватил меня под руку и пошел вперед. — Что до того, кто я такой, то мое имя — сэр Хьюг де Кервези, я рыцарь из Монмутшира и Бретани. Раньше служил за морями, в Святой земле, а теперь дворецкий его преосвященства епископа Ранульфа.

И вот я уже иду вместе с дворецким епископа мимо кафедрального собора и слишком напуган, чтобы сопротивляться, — да и кто бы стал сопротивляться в подобном положении? Этот человек обладал большой властью. Он был близок к епископу и участвовал в крестовом походе, как мой собственный отец. Я уже был достаточно опытен, чтобы понимать — судьбы людей нередко зависят от такой вот игры случая. Патронат, покровительство — я едва ли понимал, что это значит, но сейчас почти забыл о ноже, который совсем недавно блестел в непосредственной близости от моего лица. Судьбы людей нередко решаются случайной встречей; почему бы и моя судьба не решилась точно так же? «Весьма возможно, — думал я. (Какой же я все-таки был тогда идиот!) — Этот рыцарь так вел себя потому, что хотел всего лишь подвергнуть меня некоему испытанию, хорошо известному всем нормальным, видавшим виды людям, и я его прошел. В любом случае в тени кафедрального собора со мной не может случиться ничего плохого».

Так мы и шли в дружеском молчании, пока не пересекли Кафедрал-ярд и перед нами не встали стены епископского дворца. Тут сэр Хьюг замер, словно ему в голову вдруг пришла какая-то мысль.

— А ты не хотел бы посмотреть дворец внутри, братец? — спросил он, поворачиваясь ко мне. — Мне надо поговорить с епископом, но это ненадолго, всего несколько минут. Подождешь меня внутри? Ты же многообещающий молодой человек, вероятно, достаточно скоро будешь проводить в этом дворце много времени, так что мне только доставит удовольствие все тебе там показать.

Это же была моя мечта, мечта о власти, которая прямо сейчас превращалась в реальность! Я кивнул, как последний дурак, и выдохнул:

— Да, пожалуйста, сэр!

— Вот и прекрасно! — сказал рыцарь.

Стражники, охранявшие ворота, почтительно поклонились сэру Хьюгу, а меня пропустили без вопросов. Теперь, когда мы попали внутрь, мой провожатый стал более разговорчив.

— Ты внимательно разглядывал мою котту, Петрок, — заметил он.

— Простите, сэр, но она поражает воображение, — осторожно ответил я.

К моему облегчению, сэр Хьюг рассмеялся.

— Да, воистину так, — подтвердил он. — За всем этим стоит история благородных подвигов. И тебе следует ее услышать. — И, не дожидаясь моего согласия, продолжил: — Мой дед отправился в крестовый поход с его величеством королем Филиппом Французским. Он был рыцарем на службе графа Морле — это в Бретани. И когда граф погиб в бою под Алеппо, дед был с ним рядом. — Тут он оглянулся на меня. А я, суетливо перебирая ногами, старался не отставать и не упустить ни слова. — Предсмертным желанием графа было, чтобы его кости упокоились в Бретани, а сердце захоронили в Иерусалиме, — продолжал рыцарь. — Дед выполнил его волю, проследил, чтобы кости выварили в вине, а потом повез их и сердце в Святой город. Но его отряд попал в засаду, устроенную сарацинами, и дело обернулось плохо. Юный паж, успевший спрятаться за огромной скалой, видел, что дед сражался до последнего вздоха. Когда его потом нашли, он лежал на груде мертвых мусульман. Меч был сломан у самой рукояти, но в каждой руке он сжимал по бедренной кости графа, сплошь залитых кровью неверных. — Сэр Хьюг вздохнул. — Король пожаловал нам эти скрещенные кости в качестве герба, а деда похоронили в Иерусалиме, возле храма, где покоится сердце нашего Спасителя.